– Я ее ненавидела. Учителя были чопорные, строгие до жестокости и нудные. Но мне нравилось читать. Я привезла с собой несколько любимых книг, могу тебе показать их на следующей неделе, когда начнется учеба. Только не пытайтесь класть мне на стол пауков или подпиливать ножку у стула, на меня это не действует, – шутливо пригрозила она мальчику. – Я сама изобретала подобные фокусы – или думала, что это мое изобретение, – когда жизнь в школе мисс Райт становилась особенно скучной.

– Никогда бы не поверил, что так захочу в школу, как сейчас. По-моему, теперь все будет здорово! – с невинной прямотой сказал Билли, восхищенно глядя на Ребекку.

– Я бы на твоем месте раньше времени не радовался, – сухо заметил Вольф и вынул из кармана часы. – Пора в кровать, сынок.

Мальчик разочарованно покосился на отца и придвинулся к Ребекке.

– Сыграйте нам еще одну песенку, мисс Ролингс.

– Только с разрешения твоего папы.

– Пап?

Вольф мрачно смотрел на нее, словно размышляя, насколько она повинна в возникновении этого маленького бунта.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Одну песню. Ребекка села за пианино, а Вольф подкинул новое полено в угасающий огонь. В дом начала пробираться ночная прохлада, и Кетлин накинула на плечи свитер.

Грустная мелодия «Ауры Ли» наполнила уютную гостиную Бодинов. На этот раз девушка пела вместе с Кетлин и Билли. В ее ласкающем слух голосе была чуть заметна эфирная чувственность, как и в шелковистых ресницах, оттеняющих прекрасные глаза, и Вольфу пришлось бороться с собой, чтобы не поцеловать губы, с которых слетали чарующие звуки.

Конечно, после этой песни Билли попросил сыграть еще одну, но Вольф, не сумевший справиться с охватившим его желанием, остался непреклонен.

– Утром, когда нужно будет вставать и приниматься за дела, ты еще скажешь мне спасибо, – успокоил он сына и, резко взяв Ребекку под руку, повел к двери.

Идя следом, Кетлин пригласила ее вскоре еще раз отужинать с ними.

– И подумайте насчет танцев, – добавила она, когда Вольф уже отворил дверь. – Это самая благоприятная возможность познакомиться с людьми, увидеть их с лучшей стороны. Надеюсь, вы там будете.

Ребекка покраснела, ибо после этих слов Вольф сразу посмотрел на нее. Видимо, он угадал скрытую причину ее отказа, понял, что она не хочет идти на танцы из-за него и мисс Уэстерли: ведь ей придется целый вечер видеть их вместе. Ребекка позволила ему усадить себя в экипаж и заклинала всех святых, чтобы он не продолжил начатую Кетлин тему.

Но вскоре она поняла, что не стоило беспокоиться, Вольф вообще не собирался разговаривать. Затянувшаяся пауза переросла в напряженное молчание, а частая дробь копыт, треск сверчков, шорох невидимых зверей в кустах у дороги лишь подчеркивали тишину.

Сентябрьский воздух был довольно прохладным, но ветер, к счастью, поутих. Луна висела низко над землей, время от времени скрываясь за пиками гор и снова выплывая на иссиня-черное небо с россыпью звезд. Ребекка натянула на плечи шаль, чтобы не дрожать от холода. Дрожь – признак слабости, а шерифу Бодину незачем видеть ее слабость. Однако тот, должно быть, что-то заметил, поскольку вытащил из-под сиденья шерстяное индейское одеяло и без слов протянул ей, даже не оторвав глаз от дороги.

Она перестала дрожать, зато почему-то пришли в движение ноги. Остаток пути Ребекка изо всех сил пыталась унять их и отчаянно боролась с подкатившей к сердцу тоской.

Молчание не было прервано ни разу до той минуты, когда Вольф остановил лошадей у крыльца ее дома. В ночной тишине пели сверчки, холодный воздух был напоен осенними ароматами. Вокруг головы Ребекки вилась беспокойная стайка москитов, и она начала отгонять их, радуясь, что хотя бы так может отвлечься от присутствия широкоплечего мужчины, от его чистого, возбуждающего запаха, от своего неудержимо растущего желания.

– Почему вы приняли должность учительницы? – внезапно спросил Бодин.

Вздрогнув от неожиданности, Ребекка повернула к нему удивленное лицо:

– Потому что мне ее предложили. – Сердце у нее заколотилось в ответ на какой-то особенный блеск в его глазах.

Вольф задумчиво откинулся на спинку сиденья. Он готов был нарушить все правила вежливости, к которым годами приучала его Кетлин. Однако свойственная шерифу подозрительность и его обычная любознательность вынуждали понять, для чего дочери богатого и удачливого преступника нужно смехотворное жалованье школьной учительницы, да еще в городе, жители которого относятся к ней, мягко говоря, настороженно. Если судить по ее внешнему виду и по другим признакам, Ребекка Ролингс должна купаться в деньгах. Разве только…

– Ваш отец проиграл все награбленное? Так? – спросил Вольф, изучая девушку холодным взглядом, от которого ничто не могло ускользнуть. – Мисс Ролингс, вы нуждаетесь в этой работе?

Ее охватил ужас. Бодин слишком близок к правде. Ребекке было невыносимо думать, что он вдруг еще о чем-то догадается, а мысль, что эмоции выдают ее с головой, делая беззащитной перед ним, просто сводила с ума. Она сбросила одеяло и, призвав на помощь гордость и гнев, без которых не могла бы выйти достойно из сложившейся ситуации, твердо взглянула на него.

– Как вы смеете! – Плечи опять дрожали, но уже не от холода. – Вы не имеете права задавать мне личные вопросы. Или это допрос, шериф? Может, вы собираетесь арестовать меня за то, что я хочу преподавать? Может, вы боитесь, что я научу Билли плохим вещам?

Каждый его мускул напрягся. Лицо девушки было освещено лунным светом, который лишь подчеркивал необузданный гнев, пылавший в ее чудесных фиалковых глазах. Щеки алели, как дикие розы, грудь часто вздымалась и опускалась под тонким платьем. – Спокойно, – пробормотал он, скорее обращаясь к себе, чем к Ребекке. – Я только задал простой вопрос…

– Может быть, я научу его грабить дилижансы. – Ребекку понесло, она уже не могла остановиться, эмоции рвались наружу. В ее голосе зазвучали стальные ноты. – Вы этого опасаетесь? Или вас тревожит, что я научу его взрывать двери банковских хранилищ и заметать следы так, что никакой индеец не найдет, или…

Вольф схватил ее за плечи, мгновенно почувствовав, насколько беззащитна перед ним эта хрупкая, но отчаянная девушка.

– Вас никто не учил вовремя закрывать рот? – взорвался он.

И на нее вдруг обрушился его горячий, неистовый поцелуй, который сжег дотла все слова, что бурлили в голове. Вольф резко прижал ее к своему телу, Ребекку накрыла волна противоречивых чувств, однако не менее сильных, чем физические ощущения от прикосновений его губ и рук.

Вольф сам не понимал, какого дьявола целует ее. Он никогда не целовался так ни с Нэл Уэстерли, ни с Лорели Симпсон, ни даже с Молли. Ему следовало бы держаться от Ребекки Ролингс подальше, а вместо этого он хватает ее, крепко прижимает к себе… еще крепче…

Хрупкая и нежная, словно маргаритка, она в то же время напоминала дикую кошку. Внутри у него что-то трещало и рассыпалось, как поленья в огне, рука скользнула вверх по ее спине, погладила затылок, погрузилась в ее упругие локоны. Потом его язык проник в теплоту ее рта, и чресла моментально налились тяжестью нестерпимого желания.

Чувства больше не подчинялись Ребекке. В ней проснулась легкокрылая бабочка-радость, ее руки невольно скользнули по широким плечам Вольфа и сомкнулись на его затылке. Она отвечала на его поцелуи, на требования ласкающего языка, впитывала его вкус, горела тем же огнем желания, какое чувствовала и в Вольфе. Он снова пробудил в ней чувства, которые она так долго скрывала, ей захотелось жить и радоваться жизни.

Ребекка хрипло застонала, когда его пальцы коснулись ее груди и начали через платье ласкать соски, пока у нее не выступили на глазах слезы. Губы легко касались ее шеи, обжигали щеки, посасывали мочку уха, доводя ее до экстаза.

Но едва он прижал ее к сиденью экипажа и его мощное тело склонилось над ней, опять вернулся панический страх.

Ребекку словно лезвием полоснуло по телу. Огонь и блаженство мигом испарились, она взвилась, как будто ее окатили ледяной водой.