Однако в нескольких секциях яростный голос Ольстера поддерживал хотя бы видимость дисциплины. В мастерской машинного отделения люди работали с безумной поспешностью, ругаясь и делая ошибки, сводившие их работу на нет. Худощавый офицер службы регенерации воздуха мерял большими шагами район своих владений, сжимая в руке огромный французский ключ, и на каждое проявление паники реагировал гневными ударами. Тяжело сопя, начальник ракет неожиданно выказал буквально гениальную способность извергать практически непрерывный поток ругательств, поэтому бледно-пурпурные языки пламени вырывались из дюз в космическое пространство безо всяких помех и задержек.
Однако сцена, разыгравшаяся в биолаборатории, проходила в тишине и полной сосредоточенности. Связанный центавриец наполнял помещение своими странными словами. Диктограф тихо шелестел, бесстрастно анализируя каждый звук и ища карточки словаря, содержащие английские эквиваленты уханий пленника. Время от времени одна из карточек подходила, и тогда машина переводила отдельное слово с центаврийского языка.
– …корабль…– длинная серия звуков, значительно отличающихся высотой, напряжением и выразительностью.
– …люди…– и вновь длинная серия звуков.
– …люди говорить…
Центавриец умолк, а потом начал издавать другие звуки медленно и старательно. Машина перевела их все: пленник старательно подбирал слова и пользовался теми, которые зарегистрировал, работая с Элен.
– Он понимает, что нам нужно,– сказала бледная Элен. Машина перевела:
– Вы… говорить… машина… говорить… для… корабль… Джек очень тихо произнес в микрофон передатчика:
– Мы ваши друзья. У нас есть много вещей, которые вам нужны. Мы хотим только дружбы. Никого из вас мы не убили из враждебности, это была просто самооборона. Мы предлагаем вам мир. Если же нет – будем сражаться. Но мы хотим мира.
Когда машина зашелестела, а из динамика полились ухающие звуки, Джек шепотом сказал Элен:
– Эти разговоры о борьбе – просто блеф. Надеюсь, он подействует!
Тишина. Невидимые, удаленные на миллионы километров космические корабли скрещивали лучи смертоносного излучения посредине диска "Адастры". Самое удивительное, что это излучение совершенно не вредило человеческому телу. Оно прошло бы сквозь него незамеченным.
Однако сталь панциря "Адастры" задерживала его и поглощала в виде вихревых токов, а они превращались в тепло. Сквозь дыру, образованную этим теплом, небольшой вулкан извергал в космическое пространство переборки, оборудование исаму атмосферу "Адастры".
В биологической лаборатории царила гробовая тишина. Приемник молчал. Прошла минута, вторая, третья. Радиоволны, несущие голос Джека, мчались со скоростью света, но чтобы добраться до источника лучей, разрывавших "Адастру" на куски, им потребовалось не менее девяноста секунд. Потом последовала пауза, а за ней нужны были очередные девяносто секунд для других волн, делающих каждую секунду триста тысяч километров и несущих ответ.
Наконец, приемник заухал, как фальшивящая шарманка. Диктограф тихо зашелестел, и из динамика донесся бесстрастный голос:
– Мы… теперь… друзья… не сражаться… корабли… прибыть… забрать… вас… на… планета.
В то же время миниатюрный вулкан на корпусе "Адастры" уменьшил силу своего извержения, постепенно его расплавленные, кипящие края перестали парить, а вскоре прекратилось и кипение металла; он остывал постепенно, от голубоватой белизны испаряющейся стали, через желтый, карминовый и, наконец, грязно-красный цвет, чтобы позднее, еще медленнее, застыть в сверкающую белую металлическую поверхность стали, которая остыла в лишенном кислорода вакууме.
Джек коротко сказал в микрофон, связанный с главной рубкой:
– Господин капитан, я установил связь с центаврийцами; они прекратили огонь. Сказали, что высылают флот, чтобы забрать нас.
– Очень хорошо,– с горечью отозвался Ольстер.– Все равно никто не может придумать ничего, чтобы сделать нашу смерть не напрасной. Что дальше?
– Думаю, надо бы освободить того центаврийца,– ответил Джек.– Разумеется, мы можем за ним следить и изолировать, если он вновь начнет буянить. Полагаю, такой ход был бы дипломатичным.
– Вы наш посол,– с иронией сказал Ольстер.– Сейчас у нас есть немного времени, но лучше вам поставить кого-то другого на дипломатическую работу и заняться отправкой сообщения на Землю, если можно приспособить передатчик для того рода волн, которые они будут ждать.
Лицо его исчезло с экрана монитора. Джек повернулся к Элен, почувствовав себя вдруг очень усталым.
– В том-то и вся проблема,– вздохнул он.– Они будут ждать волн, которые отправили к нам; при мощи, которой мы располагаем, вряд ли они примут что-то другое. Мы услышали их передачу с середины и перед самым концом описания передающей аппаратуры нового типа, которой теперь пользуются на Земле. Разумеется, они будут повторять эту передачу – может, даже повторяют ее не один год – и у нас есть шанс поймать ее полностью, если мы доживем до этого времени. Но мы не можем угадать, когда они вновь ее передадут. Ты поработаешь с этим существом над расширением словаря?
Элен озабоченно посмотрела на него, потом положила ладонь ему на плечо.
– Он очень разумен,– поспешно сказала она.– Я объясню ему все, и пусть с ним работает кто-то другой. Я пойду с тобой. В конце концов, у нас может не оказаться времени для себя.
– Думаю, около десяти часов,– устало ответил Джек.
Он подавленно слушал, как Элен объясняла все центаврийцу, старательно подбирая слова, которые переводил диктограф. Потом она вызвала ассистента и двух охранников, и они освободили безголовое существо. Чужак не бросился на них – наоборот, выражал нетерпеливое желание продолжать работу над расширением словаря, благодаря чему мог бы состояться полный обмен мыслями.
– Джек с Элен пошли в отдел связи, где прослушали записанную часть передачи с Земли. Она представляла собой полнейшую неразбериху. Четыре года назад Земля с энтузиазмом приветствовала проект отправки сообщения своим смелым героям. Импульс нематериальной энергии должен был путешествовать сквозь неисчислимые миллиарды километров Космоса и догнать первооткрывателей, стартовавших три года назад. Из текста следовало, что передача отправлена через некоторое время после первой. Во время передачи она транслировалась на всю Землю, и, несомненно, многие миллионы людей вздрагивали при мысли, что слышат слова, которым предстоит преодолеть расстояние между двумя солнцами.