– Однако, нечего сказать, в хорошенький вид привели вы нашу обсерваторию,– заметил Седди.

Даяк взбивал желток с водой. Вудхауз проглотил лекарство и сел. Он вновь почувствовал острую боль в ноге, которая теперь была перевязана так же, как рука и лицо. На полу валялись окровавленные осколки стекла; подставка телескопа была свернута на сторону, а у противоположной стены заметна была темная лужа. Дверь была открыта, и в нее виднелись серые очертания гор на сверкающем фоне лазурного неба.

– Бррр…– произнес Вудхауз.– Кто здесь резал телят? Уведите меня отсюда!

Он вспомнил о страшном существе, о своей борьбе с ним.

– Что это была… за вещь, с которой я дрался? – спросил он Седди.

– Вам лучше знать,– ответил Седди,– но лучше пока не старайтесь припоминать. После. Вам надо отдохнуть. – Выпейте-ка еще глоток, и идемте домой.

Хотя Седди было самому любопытно узнать, что произошло с его помощником, но пока он сдерживал свое любопытство, чтобы не беспокоить потрясенного и раненого товарища. Наконец, дав Вудхаузу хорошую порцию мясного бульона, Седди уложил его в постель, в которой тот сейчас же крепко заснул. Только хорошенько выспавшись, Вудхауз рассказал Седди все, что с ним произошло.

– По-моему, зверь больше всего был похож на большую летучую мышь,– говорил Вудхауз.– У него были острые короткие уши, мягкая шерсть, крылья кожистые, зубы маленькие, но чертовски острые, а челюсти, по-видимому, не особенно сильные, иначе он перекусил бы мне кость.

– Да почти что и перекусил,– ответил Седди.– Даяки толкуют о каком-то "большом колуго" или "кланг-утанге", кто их знает, и уверяют, что животное это не часто нападает на человека, не будучи раздраженным. Вы, вероятно, чем-нибудь раздразнили его. Даяки говорят: есть "большой колуго" и "малый колуго", и тот и другой – хищники, они летают только ночью. Что касается меня, то я знаю только, что здесь водятся летающие лисицы – лемуры, но они небольшие животные.

– Гм… Если фауне Борнео,– проворчал Вудхауз,– угодно будет как-нибудь напустить на меня еще одного из своих представителей, наподобие того, с которым я столкнулся, пусть уж это будет не в нашей обсерватории, и не ночью, и не с беднягой без всякого оружия…