Она улыбалась мне; она была счастлива поговорить со мной и понимала, что она мне нравится. Только позже, в шестнадцать лет, я набрался смелости по-настоящему сблизиться с ней, заговорив о литературе. Мы начали встречаться и обмениваться книгами, и вскоре у нас сложились отношения, которые вежливые люди обычно называют «интимными», но которые в моем районе описывались совершенно другой фразой: «пачкать постельное белье вместе».

Но это уже другая история, которая заслуживает отдельного рассказа, и не здесь.

История, которую следует рассказать здесь, — это история из жизни старого Босы.

В молодости старый Бося был бандером — термин, используемый в начале века для обозначения члена еврейской организованной преступности. Слово происходит от banda, что по-русски означает «банда».

В 1920-1930-х годах в Одессе еврейские банды были одними из самых сильных и организованных: они заправляли всеми контрабандными операциями и делами порта. Их членов объединяли сильные религиозные чувства и кодекс чести, своего рода внутренний свод правил, называемый koska, термин, который на старом еврейском диалекте Одессы означает «слово», «закон» или «правило». Короче говоря, нарушение коски было хорошим способом совершить самоубийство.

В середине 1930-х годов советское правительство начало систематическую борьбу с преступностью по всей территории страны, и оно направило в Одессу, которая считалась одним из городов, наиболее пострадавших от рэкета и организованной преступности, специальные отряды, которые разработали тактику ведения боя под названием подстава, что означает «сделано специально». С помощью лазутчиков они провоцировали внутренние конфликты внутри самих банд.

Донни Браско, знаменитый киногангстер, которого сыграл Джонни Депп, конечно, не мог себе представить, что его советские предшественники использовали работу агентов под прикрытием не для получения информации, а для создания искусственными средствами ситуаций, когда преступники вступали в войну друг с другом и убивали друг друга в промышленных масштабах. Нет, Донни Браско никогда бы не мечтал об этом.

Таким образом были ликвидированы многие банды и преступные сообщества в Одессе. Выжить удалось только еврейской общине, потому что в полиции не было евреев, и никто другой не знал еврейскую культуру, язык и традиции достаточно хорошо, чтобы сойти за одного из них.

Позже, когда власть полиции в Одессе возросла и начала угрожать также евреям, они объединили свои силы, чтобы сформировать две большие банды, каждая из которых насчитывала тысячи членов.

Одним из них, более известным, руководил легендарный преступник Беня Крик, по прозвищу «Король», и специализировался в основном на грабежах со взломом. Другую возглавлял старый преступник по имени Буба Базич, по кличке «Косоглазый», и она занималась только незаконными финансовыми операциями.

Эти две организации очень хорошо работали вместе, и полиция ничего не могла им противопоставить. Вскоре они захватили Одессу, и еврейская община стала одной из самых могущественных на юге СССР, и особенно на Украине.

В октябре 1941 года, когда немецкие и румынские оккупационные войска вошли в Одессу, большинство евреев были депортированы в концентрационные лагеря и уничтожены.

Преступники присоединились к партизанским отрядам, скрываясь в подземных туннелях, которые тянулись через весь город и спускались прямо к морю. Они нападали на врага по ночам, совершая диверсии: взрывали железнодорожные пути, пускали под откос поезда с оружием и провизией, поджигали и топили корабли, похищали и убивали старших немецких офицеров, часто захватывая их в плен, когда они были тесно связаны с одесскими проститутками, которые по случаю превратились в искусных шпионов.

Бося был там, в тех подземных туннелях.

Иногда, когда мы заходили в его магазин, Бося рассказывал нам об одесском сопротивлении; он сказал, что в течение нескольких лет все они жили в туннелях под городом, никогда не видя дневного света. Немцы, по его словам, постоянно взрывали туннели, чтобы помешать партизанам совершать свои диверсионные вылазки, но каждый раз они стряхивали пыль и рыли новые проходы.

Бося встретил свою жену в тех туннелях. Элина была со своей еврейской семьей, которую освободили партизаны: они полюбили друг друга и поженились там, под землей. Он обычно говорил — возможно, в шутку, возможно, нет, — что, когда они наконец выбрались из туннелей, они забыли, на что похож солнечный свет, и его молодая жена, хорошенько разглядев его лицо, сказала ему:

«Я никогда не замечал, что у тебя такой длинный нос!»

Они хотели ребенка, но в течение многих лет после войны так и не смогли его завести, и были опечалены этим. Они испробовали все методы лечения, но тщетно. И вот однажды они решили пойти и навестить старую цыганку, которая жила со своей слепой племянницей. Люди говорили, что эта цыганка могла лечить болезни с помощью магии и народных средств — что она была своего рода ведьмой, но очень знающей. Цыган сказал Босе, что ни у него, ни у его жены не было никакой болезни, что они всего лишь страдали от неприятных воспоминаний. Она посоветовала им уехать из Одессы и поселиться где-нибудь еще, в месте, где не было ничего, что связывало бы их с прошлым.

Долгое время они не воспринимали этот совет цыганки всерьез, и, кроме того, им было очень трудно оторваться от общины. Только в конце 1970-х они решили покинуть Одессу и переехать в Бендеры, наш город, где Бося открыл свой маленький бизнес и посвятил себя тем таинственным занятиям, о которых никто ничего точно не знал, но которые вскоре сделали его богатым.

А потом, когда Бося и его жена были в том возрасте, когда люди обычно становятся бабушками и дедушками, родилась Фая.

Из них троих получилась прекрасная семья, и, как часто говорил дедушка Кузя, они были «людьми, которые знают, как жить счастливо».

Итак, возвращаясь к нашей истории, в то холодное февральское утро мы с Мелом зашли в магазин Боси, чтобы купить растение, и он, как всегда, приветствовал нас добрыми словами:

«Боже мой, неужели тебе нечем заняться в такую холодную погоду?»

Говорить было лучше мне, потому что диалог между Мэлом и старой Босей был бы довольно сложным.

«Мы пришли по поводу тети Кати. По делу».

Бося посмотрел на меня поверх очков и сказал:

«Слава богу, кому-то все еще удается заниматься бизнесом! Я всю свою жизнь бился головой об эти стены, но так и не смог ничего сделать вообще!»

Я сдался сразу, даже не пытаясь отвечать; пытаться взять над ним верх было все равно что пытаться убежать от гепарда.

Как всегда, несколько небрежным жестом пододвинув к нам тарелку, он предложил нам свои отвратительные древние сладости. Он прекрасно знал, что они ужасны; это было ритуальное издевательство. Мы брали их каждый раз: набивали карманы, а он наблюдал за нами, улыбался и повторял слова:

«Ешьте их, мальчики, ешьте! Но смотрите, не сломайте зубы…»

Когда его жена ловила его на этой жестокой выходке, она злилась на него и настаивала, чтобы мы вывернули карманы и выбросили конфеты в мусорное ведро. Затем Элина приглашала нас к себе домой и угощала чаем с печеньем, начиненным сливочным кремом, лучшим печеньем в мире.

Несколькими месяцами ранее я посвятил Бозю в секрет его сладостей, и он был поражен, потому что думал, что все эти годы мы их ели. «Мы использовали их как камни, — сказал я ему, — чтобы стрелять из наших катапульт». Если быть точным, то по окнам полицейского участка: они были смертельно опасны, особенно те, что со вкусом малины. Однажды вечером я в шутку выстрелил в колено Мэла: оно распухло, и в течение шести месяцев ему приходилось постоянно откачивать воду из колена с помощью шприца.

Мы с Мел молча взяли наши сладости и выбрали маленькое растение, чтобы подарить тете Кате.

Но я не могу упомянуть подобные катапульты, не объяснив точно, на что были похожи наши катапульты.

Каждый из нас делал свою собственную катапульту, от начала до конца, поэтому все они отличались друг от друга и в какой-то мере отражали индивидуальность своих владельцев. Каркас катапульты должен был быть изготовлен исключительно из дерева. Особой роскошью была тонкая рама, сделанная из гибкого, но прочного дерева. У каждого были свои маленькие хитрости, которые он держал при себе, но если кому-то понравилась катапульта другого мальчика, он мог купить ее или получить в подарок в знак дружбы.