Помимо личного оружия, в доме хранятся и другие виды оружия. Оружие сибирских преступников делится на две широкие категории: «честные» и «грешные». «Честное» оружие — это то, которое используется только для охоты в лесу. Согласно сибирской морали, охота — это ритуал очищения, который позволяет человеку вернуться в состояние изначальной невинности, в котором Бог создал человека. Сибиряки никогда не охотятся ради удовольствия, а только для того, чтобы утолить свой голод, и только тогда, когда они отправляются в густые леса своей родины, тайги. Никогда в местах, где пищу можно добыть, не убивая диких животных. Если сибиряки находятся в лесу в течение недели, они обычно убивают только одного кабана; остальное время они просто гуляют. На охоте нет места личным интересам, только выживание. Эта доктрина влияет на все сибирское уголовное право, формируя моральную основу, которая предписывает смирение и простоту в действиях каждого отдельного преступника и уважение свободы каждого живого существа.

«Честное» оружие, используемое для охоты, хранится в специальной зоне дома, называемой «алтарем», вместе с украшенными охотничьими поясами хозяев дома и их предков. На поясах всегда висят охотничьи ножи и сумки с различными талисманами и предметами языческой магии.

«Греховное» оружие — это то, которое используется в преступных целях. Это оружие обычно хранится в подвале и в различных тайниках, разбросанных по двору. На каждом греховном оружии выгравировано изображение креста или святого-покровителя, и оно было «крещено» в сибирской церкви.

Сибиряки любят автоматы Калашникова. На криминальном сленге у каждой модели есть название; никто не использует сокращения или цифры для обозначения модели и калибра или типа боеприпасов, которые для этого требуются. Например, старый 7,62-мм АК-47 называют «пилой», а боеприпасы к нему «головками». Более поздний 5,45-мм АКС со складывающимся прикладом называется «телескоп», а боеприпасы к нему «чипсами». Существуют также названия для различных типов патронов: самые тяжелые с черными наконечниками называются «толстыми»; бронебойные с белыми наконечниками — «гвоздями»; разрывные с красными и белыми наконечниками — «искрами».

То же самое касается другого оружия: высокоточные винтовки называются «удочками», или «косами». Если у них есть встроенный глушитель на стволе, их называют «хлыстами». Глушители называются «сапогами», «клеммами» или «вальдшнепами».

Согласно традиции, честное оружие и грешное не могут оставаться в одной комнате, иначе честное оружие навсегда осквернено и никогда не сможет быть использовано снова, потому что его использование принесет несчастье всей семье. В этом случае оружие должно быть уничтожено с помощью специального ритуала. Его закапывают в землю, завернув в простыню, в чем мать родила. Согласно сибирским поверьям, все, что связано с родами, заряжено положительной энергией, потому что каждый новорожденный ребенок чист и не знает греха. Таким образом, силы чистоты являются своего рода печатью от несчастий. На месте, где было захоронено зараженное оружие, обычно сажают дерево, чтобы в случае удара «проклятия» оно уничтожило дерево и не распространилось ни на что другое.

В доме моих родителей повсюду было оружие; у моего дедушки была целая комната, полная настоящего оружия: винтовок разных калибров и марок, многочисленных ножей и различных видов боеприпасов. Я мог зайти в ту комнату только в сопровождении взрослого, и когда я это делал, я старался оставаться там как можно дольше. Я держал оружие, изучал его детали, задавал сотни вопросов, пока они не останавливали меня, говоря:

«Хватит вопросов! Просто подожди немного. Когда ты вырастешь, ты сможешь попробовать их сам…»

Излишне говорить, что я не мог дождаться, когда вырасту.

Я завороженно наблюдал, как мои дедушка и дядя обращались с оружием, и когда я прикасался к ним, они казались мне живыми существами.

Дедушка часто звал меня и усаживал перед собой; затем он клал на стол старый «Токарев» — красивый, мощный пистолет, который казался мне более увлекательным, чем все существующее оружие.

«Ну? Ты видишь это?» — говорил он. «Это не обычный пистолет. Это волшебство. Если коп приблизится, он застрелит его сам по себе, без того, чтобы вы нажали на курок…»

Я действительно верил в силу этого пистолета, и однажды, когда полиция прибыла в наш дом для проведения рейда, я совершил очень глупый поступок.

В тот день мой отец вернулся из длительного пребывания в центральной России, где он ограбил несколько фургонов службы безопасности. После ужина, на который пришла вся моя семья и несколько близких друзей, мужчины сидели за столом, разговаривая и обсуждая различные криминальные дела, а женщины были на кухне, мыли посуду, пели сибирские песни и смеялись вместе, обмениваясь историями из прошлого. Я сидел рядом со своим дедушкой на скамейке, с чашкой горячего чая в руке, слушая, что говорят взрослые. В отличие от других сообществ, сибиряки уважают детей и будут свободно говорить при них на любую тему, не создавая атмосферы таинственности или запрета.

Внезапно я услышал женские крики, а затем множество сердитых голосов: через несколько секунд дом был полон вооруженных полицейских с закрытыми лицами, наставивших на нас автоматы Калашникова. Один из них подошел к моему дедушке, ткнул винтовкой ему в лицо и яростно закричал, напряжение в его голосе было безошибочным:

«На что ты смотришь, старый дурак? Я же сказал тебе смотреть в пол!»

Я ни в малейшей степени не был напуган. Ни один из этих мужчин не пугал меня — тот факт, что я был со всей своей семьей, заставлял меня чувствовать себя сильнее. Но тон, которым этот человек обратился к моему дедушке, разозлил меня. После короткой паузы мой дедушка, не глядя полицейскому в глаза, но держа голову прямо, позвал мою бабушку:

«Светлана! Светлана! Иди сюда, дорогая! Я хочу, чтобы ты передала несколько слов этому подонку!»

Согласно правилам криминального поведения, сибирским мужчинам запрещено общаться с полицейскими. Запрещается обращаться к ним, отвечать на их вопросы или устанавливать с ними какие-либо отношения. Преступник должен вести себя так, как будто полиции там нет, и воспользоваться посредничеством родственницы или друга семьи, при условии, что она сибирского происхождения. Преступник говорит женщине, что он хочет сказать полицейскому, на языке преступников, и она повторяет его слова по-русски, хотя полицейский прекрасно слышит, что он говорит, поскольку он стоит перед ним. Затем, когда полицейский отвечает, женщина оборачивается и переводит его слова на криминальный язык. Преступник не должен смотреть полицейскому в лицо, и если он обращается к нему в ходе своей речи, он должен использовать уничижительные слова, такие как «грязь», «собака», «кролик», «крыса», «ублюдок», «аборт» и т. д.

В тот вечер самым старшим человеком в комнате был мой дедушка, поэтому, согласно правилам криминального поведения, право общения принадлежало ему; остальные должны были хранить молчание, и если они хотели что-то сказать, им приходилось спрашивать его разрешения. Мой дед был хорошо известен своим умением справляться с напряженными ситуациями.

Из кухни вошла моя бабушка с цветной тряпкой для вытирания пыли в руке. За ней следовала моя мама, которая выглядела крайне обеспокоенной.

«Моя дорогая жена — да благословит тебя Бог, пожалуйста, скажи этому куску грязи, что пока я жив, никто не направит оружие в лицо мне или моим друзьям в моем доме… Спроси его, чего он хочет, и скажи ему, чтобы он приказал своим людям опустить оружие из любви к Христу, пока кто-нибудь не пострадал.»

Моя бабушка начала повторять то, что мой дедушка сказал полицейскому, и хотя мужчина кивнул, показывая, что слышал каждое слово, она продолжила, следуя традиции до конца. Во всем этом было что-то фальшивое, что-то театральное, но это была сцена, которую нужно было разыграть; это был вопрос преступного достоинства.

«Всем лечь на пол, лицом вниз. У нас есть ордер на арест…» Полицейский не успел закончить фразу, потому что мой дедушка с широкой и слегка злобной улыбкой — а на самом деле он всегда так улыбался — прервал его, обращаясь к моей бабушке: