– Гвендолин, – прошептал он, поднял руку и провел по подбородку девушки. – Ты не одинока.
Она покачала головой:
– Одинока, Макдан. И всегда буду одинокой.
– Нет, – пробормотал он и наклонил голову, пока не почувствовал губами ее дыхание. – Пока я жив, ты не будешь одинокой.
Произнеся эту торжественную клятву, Алекс прижался губами к ее губам, обнял и крепко поцеловал, пытаясь полностью отдаться наслаждению от того, что касается Гвендолин, обнимает и целует ее. Губы Гвендолин были мягкими, теплыми, сладкими, как вино, похожими на спелый, напоенный солнцем плод, и вся она пахла солнцем и луговыми травами. Этот запах сводил его с ума с того первого раза, когда он впервые заключил ее в объятия. Она совсем не сопротивлялась, как это бывало раньше, а, всхлипнув, обвила его руками, ища защиты и прижимаясь к сильному телу. Алекс еще сильнее обнял девушку, ощущая, как от ее хрупкой фигуры исходит нежное пламя, которое охватывает каждую клеточку его тела, пока плоть его не стала пульсировать, а колени ослабели. Он взял ее руку, просунул под плащ и положил на свое мускулистое бедро. Она застыла на мгновение, неуверенно прижав свою мягкую ладонь к его телу. Затем она нерешительно принялась гладить его, с любопытством пробегая пальцами вверх-вниз по его горячей коже. Вверх, затем вниз, еще немного дальше вверх, пока ему не стало казаться, что он сойдет с ума от желания, чтобы она обхватила рукой его плоть. Он проник языком глубоко к ней в рот, и его рука скользнула под черное платье Гвендолин, прикоснувшись к ее груди. Оторвавшись от ее губ, он зубами стянул вниз вышитую серебром ткань с ее плеча, так что лиф платья, сморщившись, собрался на талии девушки. Затем Алекс наклонил голову и принялся посасывать сладкую ягоду соска, пока он не набух и отвердел под его дразнящим языком.
Гвендолин застонала от наслаждения и запрокинула голову, еще больше раскрывшись ему навстречу и продолжая гладить его крепкие ягодицы, совершенной формы бедра, стальные выпуклости мускулов, пересекавшие живот. Ей казалось, что его тело высечено из гранита, но только теплое и подвижное. Он стонал и изгибался от ее ласковых прикосновений. Его рука торопливо приподнимала платье девушки, но она не замечала этого, пока его пальцы не коснулись ее горячего и влажного лона. Одновременно он сжал зубами ее грудь. Жаркая волна наслаждения пробежала по ее телу, заставив вскрикнуть. Отбросив стыдливость, она обхватила ладонью его твердую бархатистую плоть. Алекс застонал и уткнулся лицом в мягкую ложбинку между ее грудей, продолжая ласкать ее пальцами. Его плоть пульсировала в ее руке. Она раскрыла бедра ему навстречу, подставляя себя его ласкам, и он с жаром откликнулся на ее движение, все глубже погружая пальцы в ее лоно с каждым сильным толчком своей напряженной плоти в ладони девушки.
Пальцы Алекса купались в сладкой влаге ее лона, нежные складки которого набухали, свидетельствуя о том, как сильно ее тело жаждет разрядки. Не в силах больше выдерживать ее ласки, он опустился на колени, приподнял ее платье и прижался лицом к шелковистой молочно-белой коже ее бедер и принялся лизать горячие розовые лепестки ее лона. Она вскрикнула и вцепилась ему в плечи, изо всех сил стараясь не упасть, а затем вздохнула и еще шире раздвинула бедра, подставляя его ласкам самые потаенные уголки своего тела. Одной рукой Алекс придерживал платье на талии девушки, а другой обхватил ее ягодицы, крепче прижимая ее к себе, лаская языком ее нежное лоно, вдыхая неповторимый женский аромат и доводя ее до вершины наслаждения.
Гвендолин застыла в неподвижности, беспомощно вцепившись в мощные плечи Алекса, в то время как его язык погружался в нее. Ее дыхание стало бурным, сердце, казалось, готово было выскочить из груди, и она ощущала, как кровь толчками продвигается по ее напрягшемуся телу. Она еще больше раскрывалась перед ним, бесстыдно прижимаясь к его губам, к ласкавшему ее языку, испытывая желание, чтобы его движения стали быстрее, глубже, чтобы это никогда не кончалось, и одновременно чувствуя, что она не в силах больше терпеть эту сладкую пытку. Гвендолин провела руками по его твердому подбородку и запустила пальцы в густое золото его волос, прижимая его к себе, и какая-то исступленная, трепетная дрожь пробегала по коже при виде Алекса, ласкающего языком самую сокровенную часть ее тела. Испытываемое ею наслаждение стало еще острее. Алекс глубоко погрузил пальцы в лоно, заполнив все ее естество горячим желанием. Пальцами и языком, лаская и целуя ее, Алекс довел ее до такого состояния, когда она больше не могла дышать, не могла думать, а только бессознательно все теснее прижималась к нему. Наслаждение ее продолжало расти, захватывая с головы до ног. Движения Алекса становились все сильнее и быстрее, пока наконец сладкая волна экстаза не накрыла Гвендолин, и она не закричала, погрузившись в бурлящий поток радости, захлестнувший ее. И обессиленно опустилась на пол рядом с ним…
Алекс крепко прижимал к себе Гвендолин, гладя ее шелковистые волосы. Горячее дыхание девушки пробивалось сквозь измятую ткань рубашки и согревало ему грудь. Его собственная плоть была напряжена и жаждала разрядки, но прильнувшая к нему девушка была такой чудесной и хрупкой, что он не решался потревожить ее. Он остался стоять коленями на холодном каменном полу, обняв ее и положив ладони под ее макушку. Так он слушал, как постепенно выравнивается ее дыхание.
Чем эта маленькая ведьма очаровала его, удивлялся Алекс. Почему он так неистово жаждал ее? Как ей удалось возбудить в нем такие сильные чувства, тогда как после смерти Флоры ни одна женщина не могла зажечь в нем даже слабой искорки желания? Он желал ее с силой, пугавшей его самого, и ему было почти все равно, когда и где это произойдет. Тот факт, что он овладел ею здесь, в комнате, где так ужасно и так долго страдала Флора, служил лучшим подтверждением неистовой силы его страсти.
Он закрыл глаза, борясь с чувством вины, готовым вот-вот захлестнуть его.
Внезапный стук в дверь отвлек его от мрачных мыслей.
– Алекс! – позвал Бродик. – Ради Бога, открой дверь! Нас атаковали!
Алекс отодвинулся от Гвендолин и вскочил на ноги.
– Прикройся, – хрипло сказал он и, едва дав ей время оправить платье, распахнул дверь. – Что случилось? – спросил он.
Бродик и Камерон удивленно посмотрели на него, продолжая колотить ногами в его собственную дверь, расположенную несколько дальше по коридору. Они быстро оценили его взлохмаченные волосы и растрепанную одежду.
– Это Максуины, – объяснил, опомнившись, Камерон. – Появился Роберт со своей армией. Они окружают замок.
– Сколько их? – Алекс торопливо поправлял свой плащ.
– Похоже, около двух сотен, – ответил Бродик. – Но в лесу могут прятаться и другие.
– Кто-нибудь остался там в домах?
– Нет, – заверил его Камерон. – Гаррик разыскивал свою любимую собаку и заметил людей Роберта, когда они собирались на восточном холме. Прибежав назад, он предупредил остальных, и они потихоньку вошли в замок через ворота.
– Камерон, скажи Ровене и Марджори, пусть соберут всех женщин и детей и ведут в кладовые подвалов замка, – приказал Алекс. – Выдели воинов для их охраны. Бродик, проверь, все ли необходимое есть в башнях, и построй во дворе три линии воинов по тридцать человек в каждой, чтобы они ждали Роберта, если ему удастся прорваться в ворота. Затем вы оба присоединитесь ко мне. Я буду на стене. Мы начнем эту битву с верхнего уровня и закончим ее, прежде чем Роберт со своими людьми получит возможность войти в замок. Вперед!
Двое воинов немедленно бросились выполнять его указания.
Алекс вернулся в комнату и обнаружил, что Гвендолин стоит перед очагом, рассматривая наполовину засыпанную углями кость.
– Ну вот, – пробормотала она. – Он наконец пришел за мной.
– Возьми Дэвида и отведи в кладовые вместе с остальными женщинами и детьми, – сказал ей Алекс. – Там ты будешь в безопасности.
– В безопасности? – иронично повторила девушка и повернулась к нему. – Твои люди презирают меня, Макдан. Они хотят, чтобы я ушла или умерла, а Роберт появился как раз вовремя, чтобы исполнить оба эти желания. Неужели ты действительно думаешь, что члены твоего клана будут сражаться, чтобы удержать меня здесь?
