– Максуины, несомненно, послали его, чтобы объявить нам войну, – разволновался Лахлан. – А завтра утром мы проснемся и обнаружим, что нас изрубили на куски во время сна!

– Прошу прощения, Лахлан, но если нас разрубят на куски, как мы тогда сможем проснуться? – спросил Оуэн.

– Я разыщу подлого мошенника и подам ему к завтраку его собственные кишки! – горячо воскликнул Реджинальд. – Посмотрим, что на это скажут Максуины!

Он потянулся за мечом, затем нахмурился и посмотрел вниз, на свои тощие ноги, как будто оружие могло затеряться где-нибудь там.

– Странно, я был уверен, что захватил его с собой.

– Сомневаюсь, что Бродик будет пьянствовать с тем, кто собирается напасть на нас, – рассудительно заметила Элспет. – Скорее всего Максуины послали гонца, чтобы поблагодарить Макдана за подарки. Иначе зачем Бродику обращаться к ним, как с гостем?

– Если он гость, то почему его не представили остальным? – удивился Гаррик.

– Наверное, Макдан забыл о нем, – предположила Летти. – Он весь день был очень занят.

– Он полностью поглощен подготовкой клана к сражению, – сказал Лахлан, – потому что знает, что скоро мы подвергнемся нападению!

– Макдан всегда выглядит несколько озабоченным, – отметила Кларинда. – Это потому, что он слушает Флору.

– Если Максуины нападут, мы будем сражаться с ними. Тут нечего рассуждать, – заявил Реджинальд.

– А я говорю, что нужно отдать им ведьму, и делу конец, – возразил Лахлан. – Нет никакого смысла жертвовать жизнью ради ведьмы, которая все равно собирается убить нас.

– Макдан ни за что не позволит нам так поступить, – запротестовала Марджори. – Он по-прежнему верит, что ей удастся вылечить его сына.

– А может, и удастся, – добавила Кларинда. – Иногда мне кажется, что Дэвиду действительно становится лучше.

– Это просто замечательно! – с воодушевлением воскликнул Оуэн.

– А иногда становится совершенно ясно, что он умирает, – сказала Элспет.

– Думаю, нам нужно проявить терпение, – предложил Реджинальд. – Если девушка все же сможет излечить Дэвида, тогда, возможно, Макдан очнется от меланхолии, которая охватила его с тех пор, как мальчик заболел.

– Его тоска длится уже четыре года, – возразила Кларинда. – С того дня, как умерла Флора.

– Были моменты, когда он был счастлив, – не согласилась с ней Ровена.

– Счастлив? – повторил Оуэн. Он нахмурился, размышляя. – Ему удалось относительно успешно взять себя в руки и быть усердным лэрдом, посвятив себя общему благу клана. Но я знаю парня с самого детства и не стал бы утверждать, что он был счастлив.

– Его разум поврежден, – добавил Реджинальд. – Если Дэвид умрет, он окончательно сойдет с ума. Мы потеряем его навсегда.

– Значит, мы должны позволить Гвендолин сделать все, что в ее силах, чтобы вылечить мальчика, – твердо заявила Кларинда. – И давайте позаботимся, чтобы больше ничего не случилось ни с ней самой, ни с ее платьями.

– Девушка права, – решил Оуэн. – Нам следует немного подождать. Ради Макдана и его парня.

– А если в результате ее лечения Дэвид умрет? – поинтересовалась Элспет.

– Тогда мы отошлем ее назад, к Максуинам, – твердо произнес Лахлан, – и они сожгут ее.

– Мне больно.

Гвендолин прервала рассказ и с беспокойством посмотрела на Дэвида.

– Что ты имеешь в виду?

Он сел на постели, а затем снова обессиленно рухнул на подушку.

– Я хочу сказать, что мне больно.

– Где? – настаивала она, пытаясь понять мальчика.

Его маленький лоб раздраженно нахмурился.

– Везде, – коротко бросил он, как будто считал, что это и так понятно. – Спина, ноги, руки – везде болит.

Гвендолин откинула укрывавшие Дэвида плед и простыню и осторожно подняла его руки.

– Так больно? – спросила она, медленно двигая похожую на стебелек руку из стороны в сторону.

– Нет.

Она согнула его руку в локте, а затем снова выпрямила.

– А так?

– Нет.

Она перевернула мальчика на живот, положила ладони ему на спину и принялась легонько массировать худенькое тельце.

– Тебе больно, когда я растираю спину?

– Нет, – пробормотал он, вздохнув в подушку. – Так мне даже легче.

Гвендолин усилила нажим, уверенными круговыми движениями разминая худенькую спину ребенка. На его ребрах не было ни унции лишней плоти, и каждая косточка выпирала из-под натянутой кожи, сопротивляясь успокаивающему движению ее ладоней. Постепенно она передвинулась к плечам Дэвида, затем принялась за шею, руки и наконец ноги, сильными, но одновременно нежными движениями разминая его измученное тело и возвращая подвижность мускулам. Дэвид не жаловался на боль от ее прикосновений. Наоборот, его тело постепенно расслаблялось, указывая на то, что ее манипуляции приносят мальчику облегчение.

Ее не удивило, что тело Дэвида болело. Он так много месяцев не вставал с постели, что мышцы неизбежно ослабели и стали причинять ему боль. В своих записках ее мать указывала, что телу необходим свежий воздух, солнечный свет и, если больной достаточно хорошо себя чувствовал, разумные физические нагрузки. Отсутствие движения, предупреждала мать, так же губительно для организма, как отсутствие пищи.

– Как ты себя сегодня чувствуешь, Дэвид? – спросила Гвендолин, проводя руками вдоль его икр. – Если не считать, что у тебя болит все тело.

Он пожал плечами.

– Живот тебя беспокоит?

– Нет.

– Грудь болит?

– Нет.

– Ты ощущаешь усталость?

– Я устал лежать в постели, – пожаловался он. – Я устал ничего не делать.

Гвендолин подумала, что это хороший признак. Она помолчала, продолжая делать ему массаж.

– Ты бы не хотел сегодня выйти прогуляться? – наконец спросила она.

Он перевернулся на спину и растерянно посмотрел на нее.

– Выйти из этой комнаты или из замка?

– Конечно, из замка. На улице чудесный яркий день, и даже я устала от того, что с момента своего падения не выходила во двор. Мы наденем теплую и красивую одежду, и я попрошу Камерона вынести тебя на улицу. Я даже захвачу с собой корзинку с едой, и мы сможем позавтракать, сидя прямо на траве. Немного солнца и свежего воздуха пойдут на пользу нам обоим.

Глаза Дэвида засияли от удовольствия, но он по-прежнему с сомнением смотрел на нее.

– Моему отцу это не понравится, – предупредил он.

– Отец поручил заботу о твоем здоровье мне, – ответила Гвендолин. – А я считаю, что небольшая прогулка на свежем воздухе принесет тебе пользу. Если мы повстречаемся с ним, я сумею убедить его в этом.

Она принялась разбирать одежду мальчика, аккуратно сложенную в сундучок у его кровати, раздумывая, во что бы его одеть. Гвендолин не была уверена, что Макдан поддержит ее решение вынести ребенка на свежий воздух, но если Дэвид будет себя хорошо чувствовать, то вряд ли отец лишит его удовольствия побыть на улице.

Через полчаса Дэвид, полностью одетый и завернутый в толстый шерстяной плед, уютно устроился на сильных руках Камерона. Гвендолин спускалась по лестнице вслед за рослым воином, несшим ее питомца. В руке она держала корзинку, куда положила кувшинчик со свежим молоком, несколько ломтиков сыра, немного холодного мяса и рыбы, вареные яйца. Она надеялась, что свежий воздух и умеренная физическая нагрузка помогут улучшить плохой аппетит Дэвида.

– Боже всемогущий! – воскликнул Оуэн, изумленно глядя на возникшую перед ним троицу. – Прошу прощения, милая, но что ты намереваешься делать со слабым ребенком?

– Мы собираемся выйти из дома, чтобы глотнуть немного свежего воздуха, Оуэн, – ответила Гвендолин. – Не хочешь составить нам компанию?

– Ты не посмеешь! – в неподдельном ужасе запротестовал Реджинальд. – Макдан никогда бы не разрешил такое!

– Но он разрешил! – Она лишь немного преувеличила: Макдан позволил ей делать с мальчиком все, что она посчитает нужным. Сегодня она посчитала нужным вынести Дэвида на прогулку.