– Прошу меня извинить, миледи, за опоздание, – произнес он намеренно виноватым тоном, как будто у нее действительно была причина сердиться на него. – Но теперь, когда я здесь, надеюсь, вы измените свое решение и согласитесь присоединиться ко мне за столом.

Гвендолин растерянно смотрела на него. В его тоне не слышалось и намека на насмешку. Наоборот, он выглядел по-настоящему раскаивающимся, как будто ее внезапное бегство из зала было вызвано его непростительным невниманием к ней. Она поняла, что он пытается спасти ее оскорбленное достоинство, извинившись перед ней в присутствии всего клана и предоставляя ей право принять или отвергнуть его извинения.

Тронутая вниманием, она подошла к нему и положила ладонь на его мускулистую руку.

Алекс провел Гвендолин по застывшему в молчании залу к столу лэрда, отодвинул стул и посадил ее. Затем он занял место рядом с ней и строго обратился к членам клана.

– Гвендолин Максуин – наша гостья, – заявил он. – И пока она будет здесь, я хочу, чтобы вы обращались с ней с уважением, с которым мы всегда относимся к гостям, а также оказывали ей всяческую помощь в лечении моего сына.

Клан по-прежнему хранил молчание. Довольный тем, что прояснил свою позицию, Алекс повернулся и стал накладывать еду на поднос Гвендолин.

Гвендолин, хотя и приободрилась от поддержки Макдана, не питала никаких иллюзий относительно витавшего в помещении духа враждебности. Краем глаза она заметила, что Элспет и Ровена наблюдают за ней. И они были не одиноки. Макданы боялись ее и были оскорблены ее присутствием. Приказ их лэрда никак не мог изменить их отношение к ней.

– Ну вот, девушка, – нарушил трусливое молчание Оуэн. – Интересно, ты знала ведьму по имени Фенелла?

Гвендолин отрицательно покачала головой.

– Но ты по крайней мере должна была слышать о ней, – настаивал он. – Это была уродливая старуха с необыкновенно скверным характером, что было очень неприятно, потому что она была могущественной волшебницей.

Он захихикал:

– Когда я был ребенком, один мой друг исподтишка насмехался над ней. Глупый мальчишка не хотел ей вреда, но Фенелла наказала его, сделав огромными его уши и нос, чтобы он на себе почувствовал, что значит быть жертвой насмешек. Неужели ты не знакома с ней?

– Откуда она может ее знать? – раздраженно спросил Лахлан. – Во времена нашего детства Фенелла уже была стара, как эти горы. Она умерла задолго до появления на свет этой девушки.

– Мы не можем судить, сколько лет этой ведьме, – заметил Оуэн. – Возможно, она использует свои чары, чтобы сохранять юность. Посмотрите, к примеру, на Мораг. Ей скоро стукнет восемьдесят, а на вид не дашь и шестидесяти девяти.

Щеки Мораг слегка раскраснелись.

– Спасибо, Оуэн, – сказала она. – Но мою молодость сохраняет не волшебство, а особый крем, который я сама придумала.

Реджинальд вопросительно взглянул на Гвендолин:

– Ты используешь магию, чтобы сохранить молодость?

Гвендолин покачала головой.

Оуэн выглядел разочарованным.

– Тогда, я думаю, ты слишком молода, чтобы знать Фенеллу. Впрочем, это не имеет особого значения.

– Вот, возьми, девушка, – предложил Лахлан, протягивая ей стоящий рядом с его кубком кувшин. – Ты должна попробовать это чудесное вино.

Алекс, вскинув бровь, сурово посмотрел на него.

Лахлан разочарованно фыркнул и опустил кувшин.

– Макдан упоминал, что тебя приговорили к сожжению на костре, – добродушно начал Реджинальд.

Гвендолин кивнула.

– Жуткое дело, – заметил Реджинальд. – Как воин, я предпочел бы, чтобы меня проткнули мечом. Чисто и просто, – добавил он, накалывая кусок мяса на вилку.

– Не вижу, что здесь чистого, когда из тебя вываливаются внутренности, – возразил Лахлан, скривив от отвращения свои тонкие губы. – На мой взгляд, это просто омерзительно.

– Прошу прощения, Лахлан, но мне кажется, что это все-таки лучше, чем стоять привязанным к столбу и ждать, пока тебя сожгут, – ответил Оуэн, протягивая руку за куском рыбы. Его локоть случайно задел кувшин Лахлана и опрокинул его. Из кувшина вылилась густая коричневая жидкость. Все, сидящие за столом, с напряжением смотрели, как жидкость начала дымиться, а затем быстро прожгла огромную дыру в скатерти, которой был накрыт стол.

– Откровенно говоря, Лахлан, ты сам не знаешь, что творишь, когда дело касается волшебных напитков, – нахмурилась Мораг. – Ты должен перестать заниматься их изготовлением.

– Я всего лишь хотел попробовать. – Он бросил робкий взгляд на Алекса. – Я был уверен, что на этот раз сделал все правильно.

– Я в этом не сомневаюсь, – согласился Алекс, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. – Но я бы предпочел, Лахлан, чтобы ты прекратил варить свои зелья для Гвендолин.

Лахлан опустил глаза. Он выглядел таким смущенным и потерянным, что Гвендолин даже почувствовала, как в ее душе шевельнулась жалость к старику.

Трапеза продолжалась в неловком молчании. Гвендолин попыталась немного уменьшить ту гору еды, которую Макдан положил ей на поднос, но кусок не лез ей в горло. Наконец, не в силах больше выносить напряженную атмосферу в зале, она встала из-за стола.

– Я устала, – пробормотала она. – Пожалуйста, извините меня.

Не дожидаясь разрешения Макдана, она повернулась и с видом холодной уверенности, за которой скрывалось переполнившее ее душу страдание, медленно пошла к лестнице.

Она должна убежать, пока мальчик еще жив.

Не было никаких сомнений, что он приговорен к смерти, размышляла Гвендолин, глядя из окна на черное ночное небо. Похоже, никто не знал причину его болезни, а поскольку Гвендолин не была ни врачевателем, ни ведьмой, она не видела способа помочь ему. Кроме того, она боялась, что ее собственная неопытность только ускорит его смерть. Макдан предупредил, что сурово накажет ее, если мальчику станет хуже или если он умрет. И хотя он не уточнил, какого рода наказание ее ждет, у нее не было никакого желания выяснять это. Учитывая враждебность, с которой встретили ее в большом зале Макданы, они вполне могут принять решение сжечь ее.

Она вздрогнула от ужаса, вспомнив, как пламя костра лизало подол ее платья.

Следующей ночью, когда все заснут, она выскользнет из замка и убежит в окружавший крепость лес. Затем она вернется во владения Максуинов и заберет камень. А потом она разыщет Роберта и убьет его. Эта мысль несколько приободрила ее, и она принялась обдумывать способы уничтожения врага. Неплохим вариантом был яд, но тогда нужно найти очень сильное зелье, которое причинило бы ему невыносимую боль, сжигая изнутри его тело. Возможно, ей удастся выведать у Лахлана некоторые из его рецептов. Заколоть кинжалом негодяя тоже неплохо. Гвендолин представила себе изумленное лицо Роберта, когда она по самую рукоятку вонзит клинок ему в грудь. Сладостно будет смотреть, как жизнь уходит из него, и знать, что он больше никогда не будет угрожать ей.

Отомстив за смерть отца, она покинет владения Максуинов и найдет место, где сможет мирно и спокойно жить. Мысль о том, что она будет сама себе хозяйка, что никто не станет бояться ее или издеваться над ней, показалась Гвендолин необыкновенно привлекательной. Она отыщет клочок земли и наймет кого-нибудь, чтобы ей построили маленький домик, где она будет жить, заведет корову, коз, кур. За это, естественно, нужно будет заплатить. За обедом она заметила на столе лэрда несколько серебряных кубков, некоторые были украшены драгоценными камнями. Направляясь от окна к кровати, она решила, что возьмет несколько ценных вещей, прежде чем покинет замок.

Но при воспоминании о своем обещании Макдану, что она попытается вылечить его сына, ее охватило смутное чувство вины. Было бы настоящим предательством не сдержать слово, данное человеку, который трижды спас ей жизнь. Но еще хуже было остаться и делать вид, что ей по силам вылечить мальчика, когда на самом деле она может лишь подвергнуть еще большей опасности его и без того слабое здоровье. Она не желала быть причиной смерти Дэвида. Если она убежит, то Макдан вновь поручит сына заботам лекарей клана, и они сделают все, что могут, убеждала она себя, задувая расставленные вокруг кровати свечи.