Копьё Элезар держал как было принято в последнее время, под мышкой, плотно прижав к телу и направляя лишь кончик. Ветер хлестал лицо, а пот заливал глаза. Никакого азарта не было, наоборот, тело стало потряхивать от предыдущей схватки. Со стыдом Элезар даже почувствовал, как трясутся поджилки на ногах. Не от страха, но от напряжения и адреналина. Однако концентрацию он потерял. Да и соперник повёл себя нестандартно.

Уже, почти сблизившись с Элезаром тот, перехватил копьё одной рукой и, выгнувшись вперёд в седле на вытянутой руке точно и без промаха, направил кончик своего оружия прямо в сердце юноше. Не мысля об атаке, Элезар лишь успел заслонить себя щитом. Успел подумать, что удар не должен быть сильным, ведь на вытянутой руке копьё не удержать. Но он ошибся. Удар был столь силён, что его выбило из седла и подбросило в воздухе. Уже падая, он понял, что не успевает сгруппироваться. С грохотом и лязгом он обрушился плашмя всей спиной на землю, да ещё и голова дёрнулась, зубы клацнули, едва не прикусив язык и дальше темнота.

-Жив, слава Богу жив! – услышал, как сквозь туман Элезар, когда начал выплывать из беспамятства.

-Не трогайте его! У него могут быть переломы! Поднять и потрясти, идиоты в любом времени одинаковы – снова услышал он тот же голос и, наконец, понял, что это Александр.

-Там моя добыча – услышал он бас сбившего его соперника.

-Скажите, куда прислать, оружие и доспехи ваши, не обязательно раздевать его прямо здесь – снова голос Александра. Элезар попробовал встать и сказать, что с ним всё в порядке, боли он не чувствует, но когда он попытался, то не смог. Его охватил ужас, он снова попытался встать, и его тело пронзила страшная, невыносимая боль. И опять забытье.

В следующий раз в себя он пришёл уже в светлой комнате, которая не походила на их комнату в приюте для паломников. Здесь было широкое окно, какая-то мебель и в целом довольно просторно.

Раздетый, омытый, жёстко перемотанный Элезар не знал, сможет ли пошевелиться, и боялся проверять. Левая рука его была зафиксирована какими-то палками и покоилась в ящике, как и нога. Тело также покоилось на жёстком каркасе, примотанное тряпками и верёвкой. Слева от кровати двое вели беседу, и Элезар всё же рискнул повернуть к ним голову. Ему это удалось без всяких последствий. Говорящими оказался Александр с каким-то монахом. Но вскоре по их разговору юноша понял, что это не монах, а доктор. Впрочем, одно вовсе не мешало другому. Они обсуждали лечение Элезара и так увлечённо, что даже не заметили его пробуждения. Хотя они говорили на латыни, но Элезару трудно было уловить смысл их беседы. Что-то про «здоровье»* (*«санитария» на латыни — «здоровье»), мытьё рук, пользу каких-то приборов для растяжения. Причём говорил больше Александр, а доктор его внимательно слушал и соглашался с доводами. Элезар попробовал шевельнуть не закрытой в короб рукой, и хотя ему это удалось, в шею и спину стрельнула такая сильная боль, как если бы ему вогнали туда клинок. Не выдержав, больной, застонал, а его друг немедленно бросился к кровати, прекратив просвещать доктора относительно его же профессии.

- Слава Богу, ты очнулся! – улыбнулся Александр.

Элезар прокашлялся и попытался что-то сказать, но изо рта вырвался только хрип.

Понявший, что его другу надо напиться, Александр взял стоявший с водой стакан и аккуратно преподнёс к губам больного.

Смочив горло, Элезар смог заговорить и спросить, где они.

-Мы в доме графа д’Эспине, которого ты ссадил с коня вчера. К счастью он оказался благородным человеком, и, едва придя в себя, решил оказать тебе помощь. Меня тоже тут приняли.

-Какой граф? Почему я тут и почему всё тело болит и заколочено в эти гробы? И где все остальные?

-Ты не помнишь?! Ты участвовал в турнире вчера. Ссадил с коня в сшибке графа, который теперь оказал нам гостеприимство. Но потом ввязался в бой с профессиональным турнирным бойцом, и тот сшиб уже тебя. К счастью Бодуэн сразу же после тебя прикончил этого ублюдка. Признаться удивительно, что тот согласился на поединок. Видимо, совсем зарвался. Это его и погубило. Бодэун сначала удачно ранил его копьём, а потом почти отрубил ему голову даже тупым мечом. Это было отвратительное зрелище, но нисколько сволочь не жалко. Остальные наши остались в приюте на острове. Не переживай, кроме как с тобой, с остальными всё в порядке.

-Ничего не помню – огорчился Элезар. Всё плывёт. Помню тебя, Аглаека, Бодуэн и, мне кажется, вспоминаю турнир, там же ещё Утред дрался? А вот сшибку не помню совершенно.

-У тебя сотрясение мозга, так бывает. Не пугайся, пройдёт.

-Да, от ударов по голове больные часто теряют память, но если вы будете находиться в покое, выживите, а память вернётся – вмешался в беседу доктор.

-Благодарю вас за всё – хотел приподнять голову в полупоклоне Элезар, но застонал и откинулся на подушки.

Доктор оставил какой-то настой и удалился, а Александр продолжил уход за другом.

Спустя несколько дней состояние Элезара не изменилось, но монах ухаживал за ним, и казалось, что дело может пойти на лад. По крайней мере, и хуже ему не становилось. Единственное, что беспокоило Александра, так это то, что Александр довольно тяжело переживает из-за того, как глупо он ввязался в бой. Ни раз и не два, он пытался исповедоваться другу в том, что мог бы всех подвести и что бы они делали, если бы он погиб по простой прихоти. Да и обет, данный отцу, никто не отменял.

Как мог Александр утешал его. Но помог в конце концов не он, а дочка приютившего их графа. Как-то она зашла вместе с отцом проведать больного. У д’Эспене были чёрные, словно вороново крыло волосы, перемотанные повязкой, а вот дочь его была светла и ликом, и волосами, словно её всю соткали из золотых нитей, светящихся под лучами солнца.

Граф говорил что-то приятное, восхищался бойцовскими качествами Элезара, но тот отвечал лишь тупыми кивками и, кажется, вовсе потерял дар речи. Списав всё на последствия ранения и обеспокоясь состоянием гостя, граф пообещал прислать дочь с каким-то фамильным лечебным бальзамом. Через день та и правда пришла, намазав, немало смущаясь, лоб, виски и грудь Элезара какой-то дурнопахнущей гадостью. Но юноше её прикосновения показались более лечебными, чем любые травы и настойки мира. И Он с дрожью в голосе попросил её приходить к нему, ведь само её присутствие было целебным. Так и повелось, что она стала периодически заходить и проводить с ним время, давая Александру отдых и возможность отлучаться к остальным спутникам, а сам Элезар и вправду, наконец, пошёл на поправку.

Было ли это эффектом от присутствия юной девушки, которую звали Жанна, или всё же помогали мази и настойки, но через две недели он чувствовал себя гораздо лучше, а память к нему почти вернулась.

Когда через месяц Элезар узнал, что проповедник Пётр вместе со всей своей разросшейся свитой отправился куда-то в Аквитанию, то Элезар места себе не находил и всё порывался отправиться за странствующим проповедником вслед. К тому же вернувшаяся память снова обострила чувство вины. Возможно, ещё и ослабленный организм сыграл свою роль и подхватил какую-то инфекцию. У Элезара начался жар.

И снова Жанна по очереди с Александром ухаживала за юношей. И монах видел, как больной нравится ей и как она искренне переживает за него не только из чувства христианского благочестия.

К счастью всё обошлось. Жар спал, самочувствие у юноши через несколько недель улучшилось, а пришедший доктор снял с исхудавшего Элезара деревянные коробы, неважно заменявшие гипс.

Предварительный осмотр показал, что кости зажили ровно, как и рёбра. Всё ещё болело, но прогноз был благоприятный. Правда, у Юноши образовались пролежни, к счастью не начинавшие гноиться благодаря заботам Александра, но тело исхудало столь сильно, что больной не мог даже сесть без посторонней помощи, а стоять даже и не пробовал. А ещё постоянная ломота в тех местах, где были переломы. Она изматывала.

Элезар открыл глаза. Взгляд сфокусировался, и он рассмотрел, что лежит в уже привычной комнате в доме графа. На улице погожий октябрьский день, и через открытое окно лился яркий свет, свидетельствующий о том, что осень всё никак не наступит, несмотря на календарь. Рядом, на сундуке сидела Жанна и занималась плетением. Лицо её было видно лишь наполовину, но зато обрисовалась в свете солнца стройная фигура, просвечивая тенью через тунику и создавая ощущение, что девушка обнажена. Из-под платка, который прикрывал половину лица и шею, выбилась прядь светлых, почти золотых волос. Её любимое им лицо завораживало. Как раз в этот момент она чуть морщилась от солнца, поджав красиво очерченные губы, и носик чуть вздёрнулся, делая похожей на милого и озорного зверька.