С другой стороны, не разгляди он в жесте Первого ученика глубочайшую заботу и сердечность, увидь только лишь холодность врачевателя, равно относящегося ко всем своим больным, Элиар был бы уязвлен, пожалуй, не меньше и вдобавок оскорблен за Учителя. Нет, далекий, чужой, равнодушный взгляд Яниэра он и вовсе не смог бы стерпеть…
— Пока не засохнет плод, Учитель будет жив, — наконец закончив, очень тихо сказал Первый ученик и отвернулся. Эти негромкие и краткие слова прозвучали даже более выразительно, чем недавно вспыхнувший горячий спор на повышенных тонах. — Но… не более того.
«Умирающий» — так сказал об Учителе Яниэр. Нет, Элиар отказывался в это верить.
— Что это значит? — по-прежнему рассерженно спросил он. В глубине души Черный жрец не хотел знать ответ на свой вопрос, но все же не мог не задать его.
Чуть грассирующий голос Яниэра прозвучал скорбно, но достаточно уверенно:
— Не стоит прерывать благословенное забытье… Отпусти его, Элирион.
Черный жрец намеренно пропустил мимо ушей свое заветное второе имя, которое берег как зеницу ока. Отпустить? Никогда.
— Это исключено, — стальным тоном отрезал он. — Я не сдамся и не отдам Учителя смерти.
Один раз он уже оспорил высшую волю небожителей — и сделает это снова. И снова, если потребуется.
— Я буду очищать кровь Учителя постоянно, без перерыва на сон и отдых, — взглянув прямо ему в глаза, твердо пообещал Яниэр, — но всех моих сил едва хватит, чтобы поддерживать в теле слабую искру жизни. Ты и сам знаешь, что черный цвет поглощает все, забирает все жизненные силы. Без очищения крови Красный Феникс умер бы уже сегодня. По сути, сейчас я поддерживаю в нем жизнь искусственно, не позволяю душе покинуть тело. Но посмотри сам: хоть черный цвет активно выходит в воду, но белая смоква уже начала засыхать, а вены Учителя постепенно чернеют. Кровотечение замедлилось, но не остановилось. Это больше похоже на пытку, чем на лечение: я продлеваю не жизнь, а муку. Я не могу спасти больного черным мором… не могу исцелить… нет ни одного шанса. Элирион, послушай меня: у тебя есть немного времени приготовиться к неизбежному исходу… Увы, что бы я ни делал, Учителю недолго осталось жить в этом мире. Там, где черный мор, там нет спасения. Черный мор неизлечим — таков закон небожителей.
— Ты будешь продолжать, — упрямо тряхнув головой, с явственной угрозой процедил Элиар. С досады он схватил и грохнул о стену одну из стоящих на столике чаш, этим почти детским капризом отчаянно надеясь утолить свое измученное, наболевшее сердце. — Неважно, в каком состоянии сейчас Учитель, — главное, что он жив. Мы найдем способ сделать что-то. Или просто продержимся эти пять дней, выждем, покуда оставшаяся незараженной кровь не станет лотосной и не одолеет черный мор. Ты понял меня, старший брат? Просто продолжай.
Элиар замолчал. Ничего не отвечая, Яниэр также молчал.
Надрывный звон разбитого стекла невысказанными словами повис в воздухе.
* * *
Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон весеннего равноденствия
Качаются на качелях. День тридцать шестой от пробуждения.
Там боли больше нет
*черной тушью*
Со времен прибытия в Ром-Белиат, Морскую Жемчужину Востока, всей своей открытой, мечтательной душой Элиар любил море, но ненавидел аквариумы, которые нередко держали в богатых домах Запретного города в качестве изысканного украшения интерьера.
Видеть вольнолюбивых морских обитателей, пойманных, чтобы до конца жизни содержаться в неволе, было невыносимо для выходца из Великих степей. А потому странное незнакомое помещение, в котором он очутился сейчас, навевало только смутную тоску и раздражение: для каких-то неясных целей его заполнили стоящими вдоль стен аквариумами. Здешние аквариумы вовсе не походили на обыкновенные небольшие емкости аристократов Ром-Белиата — встречались самые разные размеры и порой диковинные формы, а рыбы, что плавали в них, были такие яркие и необычные, что казались нереальными: ни дать ни взять волшебные картинки, ожившие по чьему-то могущественному велению. Однако все эти чудеса ничуть не трогали сердце, не побуждали любоваться красотой. Напротив, что-то внутри тоскливо ныло и желало всем этим живым существам только одного — свободы.
Элиар невольно поежился: вокруг снова замкнутое пространство. Проклятье, да где же это он? И как попал сюда? Вокруг царила удручающе торжественная атмосфера усыпальницы и такая же ватная тишина, ни единого шороха — будто Элиар в один миг лишился слуха. Кажется, он был здесь один… по крайней мере, никого другого, кроме рыб, не видел.
Недоумевая и желая разобраться в происходящем, Черный жрец медленно направился вперед по пустынному, закрученному спиралью коридору тишины, переводя взгляд от одного удивительного аквариума к другому. Пол был устлан чем-то мягким, скрадывающим звуки шагов… будто травянистым ковром, подозрительно похожим на опасную, поросшую шелковым мхом лесную трясину, способную незаметно утянуть на дно. Нехорошее впечатление усугублялось тем, что с каждым поворотом становилось все темнее, и краем глаза Элиар будто замечал алые паучьи лилии, смутными пятнами мелькавшие по обеим сторонам неверной и зыбкой тропы, что вела его в неизвестность. Хищные цветы с длинными тычинками призывно покачивались на высоких прямых стеблях, словно манили, но, когда Черный жрец оборачивался к ним, тут же прятались в кружевах реальности, оказывались мороком: на их месте ничего не было. Элиар нахмурился и, как завороженный, продолжил идти вперед, не отвлекаясь на дразнящие красные фонари, зажигающиеся во тьме тут и там. Грани миров истончились, и невозможное проникало, просачивалось в обыденное. Дурное тут было место: по старому поверью устрашающие цветы росли в призрачном потустороннем мире, упоительным ароматом своим лишая мертвых памяти и сожалений, а избранные души направляя к новой инкарнации.
Так шел он довольно долго и уже начал терять терпение, как вдруг темный лес коридора резко оборвался, приведя его в небольшую ярко освещенную комнату без окон, в центре которой и располагался главный экспонат здешней коллекции. Жутковатое лесное волшебство закончилось, но впереди ждало что-то не менее страшное.
Войдя, Элиар на миг зажмурился и остановился как вкопанный. Его изумленному взору предстало невероятное зрелище: чудесным образом зависший в воздухе большой пузырь, заполненный водой, неожиданно возник перед ним. В этом страшном сферическом аквариуме без единого отверстия не было водорослей, рыб или медуз, — он предназначался для другого.
В тягучей стеклянистой воде парило, будто потеряв вес, распятое тело Учителя!
В груди стеснилось. Задохнувшись от ужаса и пронзившей сердце резкой боли, Элиар опрометью кинулся к аквариуму. Замкнутый пузырь имел холодную как лед поверхность, твердую и совершенно гладкую, будто отлитую из тончайшего стекла. Но, увы, то было не простое стекло: Черный жрец не знал, сколько времени провел в яростных и бесплодных попытках разбить его… тщетно. Безжалостное стекло, прозрачное, дающее иллюзию свободы и пространства, но совершенно непреодолимое, не поддалось. Призвав на помощь все свои способности, Элиар так и не сумел нанести гладкой прозрачной поверхности ни единой царапины, ни малейшего повреждения. Неведомая чудовищная сила удерживала воду и словно бы удерживала в тесной сфере самую душу Учителя, мощным заклятьем запечатанную в этой воде. Красный Феникс был пойман, заперт в ней навсегда.
Кто сумел сотворить подобное?
Кто посмел сотворить подобное?
И как теперь уничтожить, как разрушить это невозможное жуткое чудо?
Элиар запоздало сообразил: если это стекло все же разобьется, священное тело Учителя также будет разбито, иссечено тысячью острых как лезвие осколков… Выхода он не видел. В отчаянии от происходящего и от собственной беспомощности Элиар поднял взгляд на узкое лицо Учителя, обрамленное струящимися черно-серебряными прядями. Не собранные в узел волосы причудливо колыхались в чуть зеленоватой воде, будто сворачивающие кольца длинные гибкие змеи. Учитель безмолвно смотрел на него яркими глазами цвета циан и совершенно точно был мертв — безупречно, безукоризненно мертв, как может быть мертв только бог. Элиар с горечью понял: жизнь давно вытекла из этого тела. Что-то ушло из хорошо знакомых глаз, исчезло, погасло навсегда.
