Но хуже всего то, что здесь Красный Феникс вдруг сделался строгим, задумчивым и отстраненным, и это не на шутку обеспокоило Агнию. В чем крылась причина столь резкой смены настроения? Агния нахмурилась, внезапно почувствовав всю уязвимость, всю неустойчивость своего положения. Учитель… мысли о нем беспрерывно крутились и крутились в голове, не давая покоя.

Многим в Ром-Белиате было известно, что милость Красного Феникса переменчива, как погода весной, и этих угрожающих перемен следовало остерегаться больше всего на свете. Поначалу Агния посчитала своей соперницей Триумфатора — страшную, неподражаемую бессмертную, дочь темного бога… но, как оказалось, отношения между прекрасной госпожой Ишерхэ и его светлостью мессиром Элирием Лестером Ларом были весьма сложны и натянуты. Едва Агния обрадовалась своей ошибке и вздохнула с облегчением, как выяснилось, что внимание мессира все-таки приходится делить с другой. И кто же, о небожители, кто эта другая? Низкорожденная Янара, сестра-близнец Яниэра! Смертная дикарка, которая не стоит и волоса на ее, Агнии, голове…

Совершенная капризно топнула маленькой ножкой. Как Учитель смотрит на эту Янару! Так, как никогда, никогда не смотрел на нее. А ведь беловолосая Янара выглядит точь-в-точь как Яниэр… словно бы Учитель приказал Первому ученику надеть женские одежды…

Агния едва сдержала злые слезы и, с досады закусив губу, устремила на зеркало полный яда и ярости взгляд. Сила цвета непроизвольно выплеснулась наружу, стекло тихо охнуло, заскрипело, и — вскрылось десятками рваных трещин. Острые как ножи осколки посыпались к ее ногам, чудом не изрезав ступни. Агния наклонилась и осторожно подняла опасный кусок, самый большой. В циановых глазах заплясало жестокое женское безумие.

— Острый… как лезвие. Как ревность, что режет сейчас мне сердце.

Бесшумно и грациозно, словно огромная диковинная бабочка, она запорхала по комнате: длинные полы одежд развевались в такт движению подобно трепещущим крыльям. И красив, и страшен был этот танец. Кружась в одиночестве под пронзительную музыку безмолвия, Агния не отрывала горящего взора от зеркального осколка, переливающегося в ее руках всеми цветами радуги.

— На твоем месте, Янара, я бы опасалась за свою жизнь… ты же беспомощнее младенца… — Удивительный контраст был между мягким девичьим голосом и пугающим смыслом слов, что он произносил. — Глупая, глупая… неужели ты думаешь, что сможешь встать у меня на пути?

Смеясь, она запрокинула голову и, придя в сильное нервное возбуждение, вдруг с размаху швырнула осколок на пол. Тот разлетелся сотней колючих алмазных брызг, рассыпался и расплескался сотней сверкающих капель, — и вот уже вся гостевая спальня полна режущей ноги пыли.

— Что же я говорю? — внезапно ужаснулась сама себе Агния, заметив, что бледные пальцы ее подрагивают и кровоточат. — Что делаю? Черная ревность затуманивает мой разум. Черная змея пожирает мое сердце.

В отчаянии она заметалась из угла в угол, не обращая внимание, что мелкие осколки впиваются в плоть, и со страхом зашептала:

— Эта необузданная ревность погубит меня… сведет с ума…

Сегодняшним вечером его светлость мессир Элирий Лестер Лар по очереди вызывал в свои покои Первого и Второго учеников, а про ее существование как будто позабыл. Молча сносить такое пренебрежение было невозможно. Агния Ивица Лира происходила из древней династий Лианора и с детства привыкла к высокому положению, к опеке семьи и почитанию низкорожденных. В отличие от нее, могущей похвастать исключительной чистотой крови, оба старших ученика Красного Феникса являлись презренными полукровками, что давало Агнии неоспоримое право смотреть на них сверху вниз. Однако почему же Учитель, пригласив этих двоих, оставил ее без аудиенции?

Не в силах больше терзаться вопросами, Агния выскочила вон из комнаты и, позабыв о приличиях, побежала туда, куда рвалось сердце. Дикое пламя ревности сжигало ее изнутри. Нет, она не должна переживать. Во что бы то ни стало нужно попытаться успокоиться и не трепать себе нервы зря: этой наивной простушке Янаре никогда не затмить ее!

Но сказать было проще, чем сделать: сердце предательски пропускало удары, а перед внутренним взором проносились кровавые, размытые яростью сцены расправы над соперницей.

Длинный коридор, скудно освещенный редкими факелами. Полумрак, и в нем — ни души… Тем лучше: никто не должен видеть Третью ученицу в таком недостойном, взволнованном и растрепанном виде. Сломя голову она неслась по ледяным, застывшим за зиму каменным плитам, и капельки драгоценной крови Совершенных оставались на них, словно крохотные алые цветы, распустившиеся там, куда ступила ее нога. Сердце колотилось безумно, бешено, колотилось так громко и сильно, что в груди пекло, мучительно болело, и казалось: несчастное сердце вот-вот разорвется или выпрыгнет прямо из горла… Где же наконец злополучные двери? Где они спрятались, где? Вот-вот ей станет дурно, и она упадет в обморок прямо здесь, в пустых коридорах Северного Замка… и завтра утром ее, без обуви, без подобающей одежды и прически, обнаружат совершающие утренний обход равнодушные стражники-северяне…

Всхлипнув от жалости к себе, Агния остановилась, будто наткнулась на невидимую преграду. В плавающем ночном сумраке неясно вырисовывались двери в покои Учителя. Широкие, добротные, но не такие высокие, не такие изящные, какие Совершенная привыкла видеть в родном Ром-Белиате: чернея бездонным провалом в неизвестность, они вызывали невольную тревогу… Не обращая внимания на неподвижных Карателей, которые не имели права ее задержать, не раздумывая ни мгновенья, Агния ворвалась внутрь и, минуя пустой кабинет, решительно проследовала в опочивальню.

В этот поздний час свечи были погашены, но в комнате оказалось светло. Сияние близких северных звезд, необычайно яркое, щедро заливало глубокие кресла и большое овальное зеркало, низкий столик и гобелены на стенах, и только укрывшаяся в алькове кровать с бледно-голубым балдахином пряталась в полумраке. Все было окутано таинственной тишиной. Агния застыла на пороге и, казалось, даже перестала дышать. Бессмысленный и пустой взгляд ее блуждал, пока наконец не обнаружил искомое.

Заложив руки за спину, Красный Феникс недвижно стоял у окна и словно бы грезил наяву. Похоже, Первородный даже не заметил бесцеремонного ночного вторжения. Лунный свет мягко подчеркивал его узнаваемый силуэт, лунные блики запутались в иссиня-черных волосах, скользили по гладким серебряным прядям. Выражения лица было не разглядеть, но Агния догадывалась, куда смотрит сейчас верховный жрец храма Закатного Солнца и о чем думает. Окна его покоев выходили аккурат на площадь, где уже завтра утром должна была состояться прилюдная казнь вдовы владетеля Ангу…

В сердце Агнии неожиданно трепыхнулось смутное чувство. Что это — жалость? Агния с удивлением прислушалась к себе. Ей думалось, вдова Яргала не заслужила столь печальной участи. Должно быть, бедняжка не выдержала непрекращающейся тревожной суеты происходящих при дворе событий, гнетущего напряжения интриг и политических игр, а самое главное — несмываемого позора от того, что так и не сумела произвести на свет наследника. Из-за общественного давления повредилась в рассудке — и умертвила собственного венценосного супруга прямо на семейном ложе. Какие только нелепости не случаются в жизни!

И все же Агния сочувствовала несчастной. Теперь северяне сожгут ее на костре на глазах у всего народа, словно соломенное чучело зимы, которая, кажется, царит в Ангу круглый год.

И кто будет править отныне Неприсоединившимся городом? Неужели Яниэру придется покинуть Ром-Белиат и занять место Яргала на престоле Ангу? Что уж скрывать, Агния будет несказанно рада, если гордый любимец Учителя и в самом деле однажды исчезнет из храма… но довольно размышлений. Не за тем заявилась она посреди ночи — а решительности, как и всегда, ей было не занимать.

Неслышно приблизившись к Красному Фениксу, Агния ласково тронула его плечо.