Адвокат представил метеосправку, где говорилось о том, что стояла теплая погода – двадцать два градуса тепла, и куртку носить было не обязательно. Я сидел молча и не вступал в полемику. Но судья все же поинтересовался:

– А зачем вы столько внимания уделяете тому, был ли одет обвиняемый в куртку или нет?

– А как же? – пустился в объяснения адвокат. – Потерпевшая уверяет, что мой подзащитный принудил ее газовым пистолетом. Становится ясно, что у него не было возможности спрятать пистолет.

– Но почему же? – вступил в разговор я. – Под рубашкой, за поясом или в кармане…

Судья что-то записал на листке.

– Нет, это было невозможно! – продолжил адвокат. – К тому же потерпевшие вводят суд в заблуждение! Они указали, что у него была куртка, а на самом деле куртки не было.

– Мы не настаиваем на этом вопросе, – сказал я спокойно, – была ли куртка на обвиняемом или нет. Мне кажется, что не куртка насиловала потерпевших, а он сам.

Судья усмехнулся.

Следующей была вызвана женщина, жительница квартиры, находящейся на первом этаже дома, в котором жил обвиняемый. Она сказала, что ночью, – а возвращалась компания около трех часов, – она не спала и видела в окно, как две девушки, которых она опознала в зале суда, совершенно добровольно, с песней, обнявшись с обвиняемым, шли к нему.

Я это хорошо запомнил и начал задавать вопросы.

– Хорошо, – сказал я, – а что же вы в три часа ночи не спали?

– Что-то не спалось…

– А какую песню они пели?

Женщина замялась. Было видно, что она не готова к этому вопросу.

Потом, когда начались прения сторон, я сказал, что вполне возможно, что девушки и пели песню. Но это еще ни о чем не говорит.

– Можно войти в квартиру с песней, а выйти из нее – со слезами, – сказал я, намекая на то, что настроение у обвиняемого могло резко измениться, соответственно, и его поведение – тоже.

Затем наступило самое неприятное для нас время, когда адвокат обвиняемого достал справку, полученную из медицинского диспансера, где говорилось о том, что у моей доверительницы не была нарушена девственность. Это было сильное оружие против нас. Я увидел, как обвиняемый заулыбался и стал смотреть в сторону своих дружков, которые тоже заулыбались. «Ничего, – подумал я, – вас еще ждет сюрприз!»

Заседание длилось три дня. В первый день обвиняемый вел себя достаточно нагло – ухмылялся, время от времени поглядывал на знакомых, показывая жестами, что все будет хорошо. На второй день он уже посерьезнел, потому что в игру вошел я и стал всячески стараться разбивать показания его и свидетелей. А на третий день обвиняемый сидел грустный, так как в ходе заседания произошел поворот.

И вот пришло время допроса потерпевших. Надо сказать, что Лена все же пришла на судебное заседание, не одна – с молодым человеком. Но когда она давала показания, то попросила молодого человека, судя по всему, своего жениха, выйти из зала, что он и сделал.

По показаниям получалось так, что девушки действительно пришли на квартиру не добровольно, а под дулом пистолета, который он достал из кармана брюк.

– Он был совершенно пьяный, – рассказывала Ольга. – Он сначала вывел на кухню Лену, а меня повел в спальню.

– А дальше что произошло? – спросил я.

– Дальше он наставил на меня пистолет и потребовал, чтобы я ему… ну, оральным сексом занялась.

– И что?

– Ничего не получилось, потому что он был слишком пьян.

– Вот видите, – вскочил со стула адвокат, – значит, ничего и не было!

– Но не по вине девушек, – сказал я, – а из-за физических возможностей вашего клиента. А если бы он не был пьян, то преступление довел бы до конца. То, что оно не было окончено, ни в коей мере не является для него оправданием… Ладно. Что дальше было?

– Затем он вывел меня на кухню, а в спальню потащил Лену. С ней произошло то же самое, – продолжила Ольга.

– А почему вы не позвонили с кухни? – спросил адвокат. – Там же стоял телефон. Вы могли позвонить в отделение милиции.

Девушка растерялась.

– Я была в шоке, очень испугалась, – сказала она. – Он угрожал, что нас убьет…

– А его угрозы были реальны? – спросил я.

– Конечно! У него же пистолет был в руках, а в комнате – двустволка. Кстати, он и ружье несколько раз на нас наводил.

– Очень хорошо… Точнее, ничего хорошего, – медленно произнес судья. Я понял, что он на нашей стороне.

Дальше начались прения сторон. Первым выступала прокурор. Как ни странно, она поменяла свою позицию, видимо, поняв, что, если дело дойдет до второй или третьей инстанции, в прокуратуре будут удивлены, почему прокурор не поддерживала обвинение. Поэтому она пересмотрела свою позицию и начала говорить, что преступление было совершено случайно, что обвинение не настаивает на длительном сроке наказания обвиняемого, поскольку прошло уже два года, он был под подпиской о невыезде и лечился в психбольнице. Затем слово предоставили защите обвиняемого.

Адвокат стал перечислять все неточности, на которые он обратил внимание. Опять куртка, опять метеосправка, медицинская справка, которая для нас была неожиданностью. В заключение адвокат сказал, что не видит состава преступления в данном деле и просит оправдать своего клиента.

После него слово предоставили мне. Я внимательно посмотрел на стол, где сидели судья и народные заседатели. Лица их были напряжены. Судья что-то писал. Я понимал, что мне нужно сделать эмоциональный переворот в этом деле, и решил начать нестандартно.

– Вы знаете, ваша честь, – сказал я, – когда готовил эту речь, то старался обратить ваше внимание на различные юридические нюансы, на неточности со стороны защиты, на определенные аспекты обвинения… Но перед моими глазами стоит страшная картина: этот человек, которому сорок пять лет, – и эти девочки годятся ему в дочери, – пьяный, в трусах, стоит, шатаясь, и держит пистолет, направленный на этих беспомощных девочек, одна из которых несовершеннолетняя! Вы можете себе это представить?

Краем глаза я заметил, как женщины достали носовые платки и стали потихоньку вытирать подступившие к глазам слезы. Видимо, начало моей речи произвело на них впечатление…

Далее я коснулся неточностей в деле, сказав про метеосправку, про показания свидетельницы, утверждающей, что девушки шли добровольно, и особо выделил справку о невинности девочек. Наконец подытожил, что совершено тяжкое преступление, за которое необходимо нести наказание, и я не согласен с прокурором, что наказание должно быть мягким потому, что ранее обвиняемый не привлекался к уголовной ответственности.

– Более того, – добавил я, – можно было бы допросить и его бывшую жену, которая развелась с ним. Думаю, она рассказала бы нам много интересного. – Я сделал паузу. – Прошу суд назначить наказание самое суровое.

– Хорошо, – сказал судья. – Приговор будет оглашен через два дня.

На этом заседание закрыли.

Через два дня мы с Мишей, с охранником и водителем, которых нам выделил отчим Ольги, двигались в сторону Жуковского. Бывший милиционер, а ныне сотрудник службы безопасности фирмы отчима потерпевшей, был человеком опытным. Он сказал нам:

– Давайте сделаем так. Сначала я выйду из машины, посмотрю, что там творится, – они меня не знают. А вы пока посидите. Я позвоню вам и сообщу, как дела.

– У вас есть какие-то опасения? – спросил я.

– Да, все может быть…

Охранник вышел из машины и не спеша пошел к зданию суда. Водитель взглянул на нас:

– Хотите, поближе подъедем, посмотрим, что там творится?

– Давайте, – согласился я.

– Все равно стекла у машины тонированные, никто вас не увидит.

– А вы думаете, они стоят у суда и ждут нас?

Водитель усмехнулся:

– Думаю, да. Городишко-то маленький…

Мы подъехали ближе и увидели, что около здания суда собралось около тридцати человек. Многие из них – на мотоциклах.

– Это что, рокеры? – удивился я.

– Да, они. Он ведь был членом рокерского клуба, – сказал Миша. – Вы не обратили внимание, а я смотрел. В деле лежали характеристики из клуба…