Мы с моим партнером поехали в один из частных ресторанов, где к нам присоединились трое заместителей Шойгу. Один из них – в звании генерал-полковника, двое других – гражданские, занимающиеся экономическими вопросами.

Мой партнер, бывший прокурор, сразу взял быка за рога и занял странную позицию – вместо того, чтобы провести с ними правовую работу и как-то вселить в них уверенность, что они могут рассчитывать на надежную защиту, он неожиданно занял позицию обвинителя. То ли ему захотелось поддержать честь мундира своей бывшей организации, потому что один из заместителей Шойгу высказал предположение, что это дело заказное, то ли еще что, но он перешел в наступление. И предупредил, что первым делом троицу могут отстранить от занимаемых должностей, возбудить уголовное дело за превышение должностных полномочий и посадить на длительный срок. Я увидел, что наши собеседники от такой перспективы очень расстроились.

Я же, когда мне было предоставлено слово, наоборот, сказал, что ничего страшного нет, что возбуждение дел против чиновников в связи с превышением служебных полномочий время от времени бывает, но не нужно волноваться, ибо мы будем защищать их качественно. Пока я говорил, волнение с лиц наших клиентов исчезло, и они вздохнули с облегчением, почувствовав, что у них есть надежная защита.

Действительно, через какое-то время нам удалось доказать непричастность двух заместителей Шойгу к данному уголовному делу и оставить их в ранге свидетелей. Что касается Куличева, то уголовное дело против него все же было возбуждено. Но пикантность ситуации заключалась в том, что Куличев не принимал решения по взаимозачетам с Министерством обороны, этим занималась комиссия. И поэтому я первым делом запросил через руководителя аппарата МЧС соответствующие документы за те годы. Получив список членов комиссии, где Куличев являлся председателем, я внес следователю ходатайство о допросе всех членов комиссии, чтобы выяснить, кто принимал решение о возможности взаимозачетов для покрытия платежей. Самым главным было выяснить: либо Куличев принимал решение сам, волевым методом – тогда он действительно подлежал уголовной ответственности; либо проводилось заседание рабочей группы, и мнение коллективное. Тогда персональной вины Куличева не было. Оказалось, что список согласований секретари носили членам рабочей комиссии на подпись. Это тоже являлось неплохой позицией, на наш взгляд. Поэтому, собрав необходимые документы, я сразу же написал ходатайство о прекращении уголовного дела. Следователь, очередной подполковник, сказал, что эти вопросы он не решает, нужно обращаться к руководству Главной военной прокуратуры.

На следующий день я уже был на приеме у руководства. Но там, к сожалению, меня ожидало полное разочарование. Мне сказали, что это дело находится на контроле Генеральной прокуратуры, и решение о закрытии его будет приниматься там.

Теперь нужны были выходы на Генеральную прокуратуру. Я быстро связался со своим клиентом, Куличевым. Естественно, я знал, что он, как член правительства, имел определенные связи в верхах. Генерал никак не мог понять, кто же решает вопрос о прекращении его уголовного дела.

Тем временем допросы и очные ставки Куличева с другими членами комиссии продолжались. Я готовил соответствующие вопросы для его коллег, корректировал ответы подзащитного, внимательно следил за ходом всех следственных действий.

Когда все бумаги были готовы, меня вызвал следователь, подполковник Главной военной прокуратуры. Усадив меня за стол и угостив чаем, он поинтересовался, каковы мои дальнейшие планы в этом деле.

– Какие могут быть планы? – ответил я. – У нас два выхода – либо прекратить это уголовное дело, либо идти на судебное разбирательство и защищать интересы своего клиента.

– Но, наверное, – сказал следователь, – второй вариант для вас нежелателен?

– Конечно, нет.

– Поговорите со своим клиентом, у него же огромные связи. Он знает многих руководителей различных ведомств, а также крупных работников Генеральной прокуратуры. Пусть он через свои связи добьется прекращения уголовного дела! На наш взгляд, оно может быть прекращено.

– Но если так – прекращайте, – проговорил я.

Но следователь показал пальцем на потолок.

– Тогда скажите, кто это решает, – не унимался я.

Следователь пожал плечами – мол, назвать не могу, сами догадайтесь!

Вечером я встретился с Куличевым и передал ему тот разговор.

– Хорошо, – кивнул Куличев, – буду действовать через свои связи.

– Но помните, – предупредил его я, – у нас очень мало времени. Всего пять дней.

– Ничего, успею.

Почти каждый день он проводил переговоры с какими-то должностными лицами, с кем – я так и не понял. На четвертый день позвонил следователь и поинтересовался, как у нас дела. Я сказал, что пока нет ничего определенного.

– Завтра я передаю дело в суд. После этого сделать ничего уже будет нельзя.

– Я все понимаю. Мы работаем над этим вопросом.

– Времени у вас осталось до двенадцати часов завтрашнего дня. Ровно в полдень передаю дело в суд.

Позвонил Куличеву, но его телефон не отвечал. Я начал волноваться. Если мы не сумеем прекратить это дело, то необходимо готовиться к суду. А чтобы приготовиться к суду, необходимо выстроить определенное идеологическое основание будущего процесса, то есть высказать свою позицию в прессе. Я стал срочно готовить материалы для прессы, хотя ранее с моим клиентом у нас была договоренность – никаких интервью и никаких статей по этому поводу. Хотя со стороны обвинения статьи время от времени появлялись…

Написав пару статей и подготовив несколько интервью, я хотел уже связываться с прессой. Но на следующее утро позвонил следователь и попросил, чтобы я немедленно приехал в Главную военную прокуратуру.

Следователь принял меня в своем кабинете. Взяв листок бумаги, он спросил, есть ли у меня ручка, и предложил, чтобы я написал на его имя ходатайство о прекращении уголовного дела.

– Так я уже писал пару таких ходатайств, – сказал я, – но вы отказали…

– Пишите новое. Ссылайтесь на все аргументы, которые приводили ранее.

Я быстро написал ходатайство, следователь вложил листок в папку и вышел из кабинета. Через полчаса он вернулся и показал мне мой документ, на котором красовалась резолюция: «Дело прекратить на основании статьи УПК об отсутствии состава преступления». Я облегченно вздохнул.

Так закончилось «Дело МЧС».

Я часто думал – для чего же была нужна кропотливая работа следствия, которая продолжалась больше года, со сбором колоссального количества документации, с проведением всевозможных финансовых и бухгалтерских экспертиз, опросов бесчисленного количества свидетелей, чтобы потом написать такую резолюцию! Для меня это было странно и непонятно. Но главное, удалось спасти клиента от судебной ответственности.

Как-то утром перед работой я вышел во двор погулять с собакой, дошел до газетного киоска и приобрел пару газет. Развернул одну из них и впился глазами в крупный заголовок.

«25 мая был убит питерский „положенец“ Константин Яковлев (Костя Могила). Как показала одна из свидетельниц: „Я посмотрела вниз и увидела, что от Садового кольца по переулку Обуха едет черная иномарка, – рассказала женщина. – Через 100 метров после ооновского дома переулок под прямым углом поворачивает в сторону Воронцова Поля, оставляя слева постройки индийского посольства. И вот, когда машина, притормозив, пошла на этот поворот, из двора института по пандусу скатился мотоцикл с двумя людьми. Они поравнялись с иномаркой, достали автоматы и стали стрелять по ее боковым правым окнам. Все было как в кино – я даже испугаться не успела“. Показания женщины подтвердил еще один местный житель, выгуливающий собаку, мимо которого в сторону Подсосенского переулка промчался мотоцикл. „Чуть не задавили нас, мерзавцы, – сказал он. – Еле отскочить успели“. Когда оперативники приехали, трое мужчин в расстрелянном „Ниссане“ были уже мертвы. Еще один пассажир иномарки, женщина, оказалась жива. Ее доставили в больницу, где прооперировали и поместили в охраняемую палату.