Озаботился, короче. Приготовлениями, то есть. Полсотни — как не бывало. Зато приятно.

Всегда завидовал легкости Великолепного в обращении с деньгами.

«— Это все — пыль, мусор. Они затем и нужны, чтобы о них не думать.»

И поглядеть на него — странствующий аристократ, да и только. А слухи… мало ли какие про кого ходят слухи. Не могу представить себе Великолепного маленьким рыночным воришкой-попрошайкой. Не могу.

Между тем возок господина нотариуса уже въехал в Косой Узел. Теперь действительно — уже совсем недалече. Как они там? Все ли благополучно?..

— Счас мы, господин хороший. Енто. Лошадку вот…

Нотариус кивнул.

Я свернул к Эрбову трактиру. Спешился, похлопал по шее битюжка:

— Хороший парень, хороший. Счас хозяина твого вызовем.

Обстучал снег с сапог, обтряхнул с плеч. Весна-то опять на зиму оглядывается. На месте ли приятель мой ингский? Хотя — куды ему деваться-то, сидит, небось, пивко глушит. Того, сталбыть, с арварановкой.

Так и есть.

— О, вернулся уже? Здорово, Сыч.

— Здорово. Спасибочки за конягу. Приберешь его, э?

Имори вышел за мною на крыльцо, подхватил за уздечку своего лошадюгу, а Сыч-охотник нацепил оставленные у Эрба в сенцах лыжи, еще раз поблагодарил друга Имори и двинул догонять возок.

А возок почти нагнал — кого бы вы думали? Именно. Альсу. На ловца, как говорится, и зверь бежит…

Ну вот, опять снег зарядил с самого утра. Как будто не было солнца, проталин и распевающих синиц. Одно хорошо — не так скользко. Правда, если снегопад будет продолжаться, тропинку заметет. А лыж у меня нет, да и ходить на них я не умею.

Я миновала околицу, начала подниматься к Долгощелью. Поворот — стена можжевельника и молодых сосен скрыла от меня вид на долину. В деревне мне пришлось давать крюка по огородам, только бы не проходить мимо трактира. Не хотелось лишний раз встречать Норва, если он еще здесь. Да и Данку. Надо же, она, оказывается, за мной следила… не знаю, что и подумать на это.

Книга практически дописана. Остались заключение и приложения. Нельзя сказать, что она удовлетворяет меня полностью. Наверное, исследование не совсем точно, вероятно, не полно, конечно, писалось в спешке. Но что делать? Надо оставить в Бессмараге хоть что-то.

Прости, отец. Но ведь книга будет под чужим именем. Твоя дочь к ней никакого отношения не имеет. Да и не узнаешь ты об этом никогда… надеюсь.

— Эй, эй! Барышня Альсарена!

Я обернулась. Из-за поворота, на протоптанную мной тропку выкатил крытый возок, влекомый гривастой лошадкой. Сбоку на лыжах бежал Ирги. Он махнул мне палкой.

— Эй, обожди! Подвезем!

Я подпрыгнула, потрясая папкой.

— Вернулся! Вернулся!

Кинулась обратно, спотыкаясь в снегу. Миновала разгоряченную лошадь, налетела на Ирги, повисла у него на шее. Он неловко подхватил меня. На запястьях у него болтались палки.

— В точности сполнил порученьице-то, — объявил он громогласно, — В щечку чмок с тебя.

Я не очень поняла, о каком порученьице речь, но с удовольствием сделала чмок в щечку. Ирги бережно отодвинул меня, указав глазами на остановившийся на несколько шагов впереди нас возок.

— Они сперва артачились. За срочность, грят, доплати. А я им-во! — сложил из волосатых пальцев фигу и повертел перед моим носом, — Так что енто… все чин чином. Полный мешок. Там, в возочке.

А, это он про гравюры и граверные доски. Из возочка смотрел на нас пожилой альд в лисьей шапке. С козел смотрел другой альд, помоложе, и шапка на нем была из овчины.

— Мы тебя заждались, — сказала я шепотом, — Что-то неспокойно было.

Он нахмурился.

— Потом. Потом расскажешь.

Подтолкнул меня в спину. Мы двинулись к возку.

— Вона Долгощелье-то! — заорал Ирги, тыча пальцем в кусты на горе, — Вона, видать уже!

Возница и господин в лисьей шапке поглядели на кусты, потом снова на нас. Я пихнула Ирги локтем:

— Познакомь нас, Сыч.

— Енто господин нотариус с Арбенору! — продолжал голосить Сыч-охотник, — самый что ни на есть лучший нотариус, во как. А енто барышня марантина. Она у меня того, свидетелем будет.

— Альсарена Треверра, — представилась я.

— Очень, очень рад, — неожиданно радушно отозвался обитатель возка, — Клайб Оденг, к вашим услугам. Нам по пути, не так ли? Соблаговолите составить мне компанию?

Он отворил дверцу и я забралась в тесное, обтянутое кожей нутро. Возница щелкнул поводьями. Повозка, крякнув, потянулась дальше.

Господин нотариус среагировал на марантинский плащ однозначно. Всю дорогу до Долголщелья он красочно жаловался на проклятую подагру и боли в суставах. И почему-то очень удивился моему предложению пересмотреть свою диету. Наверное, ожидал, что я исцелю его наложением рук тут же, в повозке.

— Вот мы и добрались, господа хорошие! — жизнерадостно возопил снаружи Сыч, — А вот и братец мой названный… Эй, эй, друг сердешный, ты что, очумел? Кыш, негодник! Вот я тебе задам!

Кричал он не на Стуро, а на собак, которые вынеслись из дома, едва парень приоткрыл дверь. Ун завалил хозяина в снег, и, восторженно гавкая, лупил его лапищами в живот. Редда вела себя немного сдержаннее.

Возок остановился, мы с нотариусом полезли наружу. Вернее, он вылез первым и галантно подал мне руку.

Стуро уже освободил Ирги от лыж и лыжных палок. Помог ему подняться. Они топтались, отряхиваясь, хлопая друг друга по плечам. Возница, вытаскивающий из-под сиденья увесистый сверток, обернулся, разглядел, наконец, Сычова братца и ахнул:

— Ой, да чтоб мне ослепнуть!.. Что это у него на закорках болтается?!

— Крылья, — ответила я со сдержанной гордостью.

Тут Стуро оставил Ирги. Распахнув объятия, подбежал ко мне. Глаза его светились такой радостью, что мне не достало духу лицемерить перед чиновником из города. Мы обнялись и расцеловались на глазах изумленной публики. Только после этого аблис соизволил обратить внимание на посторонних трупоедов.

— Д-добрый день! — вежливо поздоровался он на лиранате. Одарил всех саблезубой улыбкой.

Возница вздрогнул, а господин нотариус нашел в себе силы что-то пробормотать в ответ. Кажется, Стуро доставляло удовольствие ощущать их замешательство, и, что греха таить, некоторый испуг. Во всяком случае, улыбался он во весь рот.

— Давайте в дом, господа хорошие, — пригласил Сыч Охотник, — И ты, парень, тож заходи, — это вознице, — Я правила знаю. Два свидетеля надобны, чтоб все по закону.

Возница привязал лошадь к крыльцу, повесил ей на нос торбу с овсом и вслед за нами вошел в дом.

В комнате сразу стало тесно. Некоторое время все суетились, гремели табуретками, рассаживались. Я со своим кульком попыталась улизнуть за печку, чтобы там всласть налюбоваться на гравюры, но меня вернули обратно.

Господин Оденг разложил на столе писчие принадлежности, раскрыл принесенный с собой футляр для бумаг, а из него вынул два одинаковой величины листа.

— Любой важный документ составляется в двух или более экземплярах. В данном случае рекомендую ограничиться двумя бумагами — оригиналом и его полноправной копией. Из них первый останется у вас, милейший, — кивок Сычу, — а вторая поедет в столицу и будет храниться в архивах городской управы на случай утери или осложнений. Текст звучит следующим образом: «Я, имярек, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю свое имущество, каковым является то-то и то-то, наследнику (имя наследника)».

— Значитца, — Сыч поскреб в шевелюре, — с ентой бумажкой никто у парня деньгу отобрать не смогет?

Господин нотариус улыбнулся.

— Законным образом — нет.

— Ага, — обрадовался Сыч, — вот и ладныть. Пиши, господин хороший. Я, сталбыть, Ирги Иргиаро, по прозвищу Сыч, енто самое, в памяти и в уме… А наследник — вона, брательник мой.

— Что они делают? — шепнул мне на ухо Стуро. Он так и не сел, торчал у меня за спиной, вздыхал и переминался.

— Завещание. Потом объясню.