Арваран. Господи Боже, настоящий, всамделишный арваран!
Арваран шествовал не один. На пару шагов впереди него двигался пожилой худощавый найлар в добротном плаще и меховой шапке с хвостом, подобной тем, в каких любят расхаживать альды. Эта парочка продефилировала мимо торговых рядов и скрылась за палатками. Имори посмотрел на меня и показал большой палец. Он тоже никогда не видел арваранов.
Я огляделась. Альхан как сквозь землю провалился. Испугался, что ли? Забавно. Никто лишний раз головы не повернул, а этот — на тебе — сбежал.
— Госпожа?
Никуда он не сбежал. Отлучился на минутку.
— Вот это зрелище, — сказала я, — С ума сойти. Я-то думала, арвараны только в Каорене водятся.
— Это господин Ардароно. Таможенный инспектор. Бешеный, — альхан поглядел в ту сторону, куда они скрылись и вздохнул, — Ящер — помощник его и слуга.
— Почему бешеный?
— Всюду нос свой сует, а нос нюхучий. И уж, коли чего разнюхает — тогда держись. И взяток, говорят, не берет. Бешеный и есть.
— Да, сложненько вам приходится.
— И не говори, госпожа. От ящера ничего не припрячешь. Насквозь видит, дьявол.
— Арвараны — эмпаты.
— Чего — арвараны?
— Эмпаты. Слышат эмоции.
— А, это точно. С ними только один способ проходит — удрать вовремя, пока не учуяли. Слышь, госпожа. Я тут прикинул твое дело. Погуляй где-нибудь четвертую четверти и давай на это же место. Принесу товар, тогда расплатимся.
— Хорошо. Спасибо, помог ты мне. Настоятельница послала меня за покупками, а что я с трудностями столкнусь, не предупредила.
— Вишь, здесь все пуганые. Чужим людям не верят, провокации боятся. Были уже случаи.
— Ты-то не побоялся, парень.
Он ухмыльнулся.
— А я следил за тобой, голубушка. Куда тебе в провокаторы. Ты знай за кошельком своим приглядывай.
Он подмигнул и пропал. Я схватилась за кошелек. Слава Богу, на месте. На всякий случай перепрятала за пазуху.
Вот и ладно. До встречи с пронырой есть время. Побродим по рынку. Надо подарочки купить. Девочкам что-нибудь вкусненькое. Ирги какую-нибудь одежку приличную. А то словно оборванец ходит. И Стуро. Стуро я плащ куплю. Большой плащ с капюшоном, чтобы крылья прикрывал.
Мальчики мои! Как я без вас соскучилась!
Ирги Иргиаро по прозвищу Сыч-охотник
Ох, печет пятки. Печет. Пожалуй и впрямь пора те, приятель, отседова подаваться. Оно, конечно, можа опять — того, сам себя в угол загоняешь, зазря заводишь… Скорее всего — именно так, потому что то, что ты накрутил, вряд ли кто размотает. А все же береженого, как говорится, бог бережет. Сменить место да новых петель навертеть не помешает.
И вообще, неча нам со Стуро тута делать, не ровен час, в монастыре-то надумают, куда б тварь стангрева приспособить. Говорила же тогда Альса — «У Этарды другие планы». И уж чего-чего, а уговорить козяву послужить науке они смогут. Все они могут, марантины…
Не отдам парня в кабалу. Хоть, может, и лучше ему будет в монастыре, чем на Лезвии стоять… Не отдам. «Пусть сам решает» здесь не годится. Знаю — глянет мать Этарда в глаза ему, спросит голосом своим негромким да ласковым:
«— Хочешь жить у нас, в Бессмараге, малыш?»
«— Хочу! — ответит, — Больше всего на свете. Об этом только и мечтаю.»
Видел, видел я штучки эти.
Тан с маленьким, в ладонь, барабанчиком. Тонкие длинные пальцы нервно постукивают, выбивая странный, ломкий ритм. Нет, два ритма… три… И все три накладываются друг на друга, переплетаются, словно три юрких змеи… И под веки будто песка насыпали, и глаза закрываются сами собой, закрываются…
Он семь лет жил на Тамирг Инамре, среди ангиратов, «дикарей с барабанами». Потом сбежал. Заставил заснуть дозорных и сбежал. Тан, живая легенда…
Оттуда и шаг его, бесшумный совершенно, «танцующий», и пристрастие к ядам… И сами яды где-то на треть — оттуда… Взять хоть тот же «шипастый дракончик», которым вечно смазан любимый Танов стилет.
Темный, густой, как смола. Противоядия нет. Получают из детенышей черного гиганта. Взрослые особи не ядовиты, а вот детеныши…
— Ирги.
О, Стуро вернулся. А я и не заметил.
Беспечен становишься, Иргиаро.
Тьфу ты, да ну, к черту!
— Идем-ка со мной.
Вышли на улицу.
Я подвел Стуро к тайнику.
— Смотри.
Вставил нож, открыл крышку.
— Видишь?
— Вижу.
— Это — тайник. Про него никому нельзя говорить.
Кивнул.
— Если что — берешь это, это, это и это. Понял?
— Не понял. «Если что» — что?
— Ладно. Что брать, запомнил?
— Это, — пальцы Стуро коснулись ножен Зеркальца, — Это, — тенгонника, — это, — пояса с метателями, — и это, — сумки с деньгами.
— Хорошо. Пошли в дом, — я прихватил с собой оружие.
Заодно и надраим.
Вернулись в комнату, разложил на лавке железо. Приготовил жидкость для смазки, тряпки. Стуро уселся на табурет и спросил:
— Ирги, мы… снова — ждем? Твоих врагов?
— Не совсем, — усмешка дернула губы. — Я жду их — всегда. Но я не думаю, что они придут сейчас. Просто пора чистить оружие.
— Чистить? Оно грязное?
— Нет. Оружие нужно чистить регулярно. Часто. Если пользуешься им — раз в день или в два. Если хранишь — хотя бы раз в пару недель.
Стуро кивнул.
— И вот еще что, — сказал я. — У меня к тебе просьба, братец.
— Да?
Черт возьми, как сказать ему это, чтобы «трус» наш не принялся возмущаться?..
— Я слушаю, Ирги.
— В общем, если со мной что-то случится… Не только — они, мало ли, зверь, на охоте всяко бывает… Ну, ты понимаешь.
— Понимаю, — он подобрался.
— Я не хочу, чтобы Зеркальце остался здесь, — сжал рукоять его, теплую, словно живую. — И тенгоны.
Стуро снова кивнул. Напряжение сгустилось, липкое, улеглось мне на плечи.
— Короче, если что — сгребаешь манатки и дуешь отсюда к едрене матери.
— К кому?
Тьфу ты.
— В Каор Энен.
— Где это? — деловито осведомился козява.
Ох, парень, до чего же с тобой все-таки легко говорить о таких вещах. Завещание побратима и — нет проблем. И никаких тебе рассуждений об «искре божией», да о болезни под названием «паранойя»… Впрочем, это я, пожалуй, хватил через край.
— Летишь на юг. Потом — направо.
— Потом — когда?
— Как увидишь море.
— Море? Это — много-много воды? — напрягся.
— Да. Но ты сразу, как его увидишь, поворачивай. Там и будет Каорен. Каор Энен. Там живут найлары. Те, чьи предки жили с аблисами на Благословенной Земле. Подойдешь к любому, скажешь — я с миром. Тебе помогут. То, что в сумке, называется «деньги». На них будешь жить.
— На них? Как это?
Я глубоко вдохнул и пустился в объяснения. Дважды или трижды мы завязали так, что я думал — не выберемся. В конце концов, кажется, Стуро хоть что-то понял.
— Хорошо. Я найду… того, кто возьмет меня… кусать людей. Но… твое… оружие, Ирги. Что сделать с ним?
— Отдашь от меня тому, кто метает тенгоны. Воину.
— И… его? — Стуро кивнул на Зеркальце.
— Он пусть будет у тебя. Если захочешь, отдашь его тому, кто станет твоим побратимом.
— Хорошо.
— Ну, вот. Теперь еще кое-что сделаем, — раз уж начали, приготовимся полностью, — В Каорене тебе нужно иметь при себе одну вещь.
— Какую?
— Сейчас, — я взял один листок из Альсарениной папки, ее же перо и чернильницу.
И написал на Старом Языке:
«В день сей, марта двадцать второй, года Огня Девятого Круга, назначаю я, Ирги Иргиаро, получивший имя от Рургала, в Доме Богов города Кальны, что в Альдамаре, наследником имени своего и имущества своего брата своего перед богами, аблиса…» — и уже чуть не написав «Стуро», спохватился.
— Я могу поставить здесь твое имя?
— Поставить — здесь?.. Это могут… прочитать?
— Да.
— Как — в книге?
— Да, как в книге.
— Не ставь. Имя… Не надо. Это нельзя…
Кастанга меня заешь, и это — нельзя, и без этого — нельзя, что мне делать-то?!