Едва Брунетти вышел на кампо, как мимо него, глядя под ноги, прошел человек. Мимо церкви медленно шли мужчина и женщина. Они держались за руки и, как зачарованные, глазели по сторонам. Подойдя ближе, Брунетти услышал стук их походных ботинок, а когда поравнялся с парочкой, увидел и тяжелые рюкзаки. Прохожие его не заметили, и он подумал, что так и должно быть.

Комиссар пересек кампо, направляясь к церкви Сан-Кассиано. В темноте почти не было видно ориентиров, но он доверился своим ногам, помнившим все эти узенькие мостики и еще более узкие ка́лли[460], к которым они ведут. Оставив Сан-Кассиано по правую руку, Брунетти перешел через мост, оттуда – вниз, потом – направо, налево, опять через мост… Наконец впереди, метрах в пятидесяти, дымку проре´зал луч фонарика, направленный в сторону Гвидо.

– Эй, прохожий! Мост перекрыт, – прозвучал спокойный мужской голос. – Возвращайтесь к калле-дела-Реджина.

Человек говорил на венециано, как будто среди ночи по городу могли бродить только местные.

– Это я, Брунетти, – представился комиссар, даже не остановившись.

– А, комиссарио! Доброе утро! – сказал мужчина, и свет фонарика метнулся вверх-вниз, когда он поднял руку, отдавая честь.

Для Брунетти до сих пор оставалось загадкой, почему по мере приближения к мосту туман редел. Встретивший его офицер, наверное, тоже это заметил: он выключил фонарик и снова повесил его на пояс. Офицер был из муниципальной полиции, то есть подчинялся другому ведомству. Тут внимание комиссара привлек шум и мужские голоса у офицера за спиной.

– Там работают криминалисты? – спросил Брунетти.

– Да, синьоре.

После этих слов дымка на другом конце моста внезапно рассеялась – там появился источник яркого света.

Брунетти поспешил к мосту, и патрульный последовал за ним. Возле первой ступеньки комиссар остановился и крикнул:

– Это Брунетти! Можно мне подняться?

– Да, синьоре, – отозвались с моста.

Гвидо взошел на середину, отметив про себя толщину металлических перил. Офицер муниципальной полиции постоял, а потом повернул назад, к калле – останавливать случайных прохожих.

Сверху было прекрасно видно двух криминалистов в белой спецодежде, исследующих место происшествия строго по протоколу. Они как раз подбирали с земли все, что теоретически могло принадлежать жертве или предполагаемому злоумышленнику. Амброзио из отдела Боккезе, высокий и пугающе худой даже в этой пухлой белой робе, поднялся по ступеням моста наверх, к комиссару.

– Мы как раз проверяем, не упало ли на мостовую что-то еще, когда пострадавший рухнул на землю.

– У врача, с которым беседовала Гриффони, сложилось впечатление, что его схватили и стащили вниз по ступенькам, – сказал Брунетти.

– Я вас понял, синьоре, – отозвался Амброзио тем вежливым тоном, каким технические специалисты обычно отвечают на предположения коллег. – Она уже звонила нам и все рассказала. Мы ищем свидетельства постороннего присутствия. И хоть что-то, что поможет нам понять, что же тут произошло.

Криминалист кивнул в сторону своих занятых делом коллег.

– Свидетели? – спросил Брунетти.

Амброзио пожал плечами.

– За то время, пока мы работаем, пару человек выглядывали из окон – посмотреть, что мы делаем. Когда мы спросили, не слышали ли они что-нибудь, нам ответили, что нет.

Опрос потенциальных свидетелей не та работа, которую положено выполнять криминалистам. Брунетти сказал:

– Утром пришлем сюда людей, они опросят местных.

Il Gazzettino и La Nuova Venezia наверняка напишут о несчастном случае, и комиссар мысленно сделал пометку: поручить кому-нибудь из своих позвонить в редакции, пусть газетчики попросят в статье всех, кто видел или слышал что-то подозрительное возле церкви Сан-Стае, связаться с квестурой. Толк от этого бывает редко, но почему бы не попробовать?

Брунетти окликнул мужчину по ту сторону моста:

– Можно мне спуститься?

– Да, синьоре. Мы уже исследовали территорию.

– Что-нибудь нашли? – спросил Гвидо, спускаясь к криминалистам.

– Обычный уличный мусор: сигаретные окурки, билет на вапоретто, конфетный фантик.

– Про собачье дерьмо не забудь! – сказал второй, поднимаясь с корточек. Он уперся руками в поясницу и отклонился назад, пытаясь выпрямить наконец спину. И произнес, обращаясь к Брунетти: – Это – худшее в нашей работе. В последнее время, правда, дерьма стало поменьше, но нам его все же хватает. С избытком.

Проигнорировав эту реплику, комиссар спросил у Амброзио, который подошел и встал рядом с ним:

– Пострадавший ударился головой вон там?

Криминалист кивнул и указал на место возле самого моста, где было большое красное пятно.

– Кровь обнаружена также на перилах, синьоре, – сказал он, показывая, где именно. – Создается впечатление, – по крайней мере, у меня, – что мужчина ударился головой вот тут, падая, «мазнул» раной по кирпичной кладке под перилами и в конце концов оказался на мостовой, где и лежал, истекая кровью, пока случайный прохожий не нашел его и не позвонил в больницу.

Жестом Амброзио изобразил весь путь падения, прервавшийся у подножия моста.

Брунетти разглядел красное пятно на перилах и еще одно – на внутренней стенке моста, что подтверждало версию криминалиста.

– Вы еще долго здесь будете? – спросил комиссар у двух других криминалистов.

Тот, что повыше, как раз осматривал мостовую у моста. Он и ответил Брунетти:

– Нет, синьоре, мы уже собрали все что можно. И отпечатки с перил взяли, и образцы со всех трех точек, так что остается упаковать инструменты и прибрать за собой.

– Прибрать? Сейчас? – Искушение спросить об этом было слишком велико, и Брунетти не устоял перед соблазном.

– У нас в лодке есть специальное ведро, синьоре. С веревкой. Кровь можно смыть простой водой из канала. – В устах криминалиста эти слова прозвучали буднично. Кровь. Ведро. Канал. – Сделаем – и назад, в квестуру. Подождите пять минут, и мы вас подвезем.

– Нет, спасибо, – ответил Брунетти. – Мне надо в больницу.

– Мы заедем туда по пути. Без проблем!

Комиссар знал, что так будет быстрее. Как и о том, что в отделении неотложной помощи, в ординаторской, есть кофе-машина. Он так часто приезжал туда со скорой, что персонал считал его уже чуть ли не за своего и разрешал готовить кофе в любое время дня и ночи.

– Спасибо, – сказал Брунетти криминалисту, направляясь к полицейскому катеру, пришвартованному у моста.

Когда катер доставил его к больнице, было начало четвертого – так называемое время плохих новостей. Брунетти поблагодарил водителя и сошел на берег. В коридоре отделения неотложной помощи, на стульях у стены, сидело восемь человек. Все дожидались своей очереди. Дежурный за регистрационным столом узнал Гвидо и махнул ему: «Проходите!»

Комиссар спросил о мужчине, доставленном с раной на голове, и ему сказали: скорее всего, тот до сих пор в радиологии, потому что для него еще не нашлось свободной койки. Упреждая следующий вопрос, дежурный посоветовал Брунетти пойти приготовить себе кофе, тем более что и его коллега наверняка там. Она ходила в радиологию и вернулась минут десять назад.

Прежде чем войти в ординаторскую, Брунетти, повинуясь привычке, постучал. Скрип отодвигаемого стула, приближающиеся шаги… Клаудиа Гриффони открыла дверь и улыбнулась ему. В три часа ночи, усталая и осунувшаяся, без макияжа, в застиранных черных джинсах и слегка растянутых носках, не говоря уже о мужском сером шерстяном свитере размера на три больше, чем нужно, она выглядела как супермодель – хоть сейчас на обложку.

– Я пью кофе, – сказала Клаудиа вместо приветствия и добавила: – Оно спасает мне жизнь.

Она вернулась к столу, допила кофе и отнесла чашку в мойку.

– Кофе-машина еще работает. Налить тебе чашечку?

Брунетти не видел причин, почему бы не сделать это самому, и уже хотел сказать об этом вслух, но тут Клаудиа добавила: