— Жалуешься? — самодовольно спрашиваю я.

— Нет, — говорит она, мило надув губки. — Но я хочу закончить наш разговор, пока ты снова не превратил мой мозг в кашу.

Я открываю рот, чтобы ответить, но она закрывает его рукой и бросает на меня такой взгляд, что я смеюсь ещё сильнее.

— Вернёмся к вопросу о спальне. Разве в твоём доме нет четырёх дополнительных спален? — В её голосе слышится лёгкое недоверие.

— Наш дом, — бормочу я, прижимаясь к её ладони.

— Ладно, наш дом, — резко отвечает она. — Четыре?

Я не сразу отвечаю, жду, пока она уберёт руку. Она закатывает глаза и убирает руку, а затем выжидающе смотрит на меня. «Мы всегда можем построить ещё», — дерзко говорю я ей.

У Николь отвисает челюсть, и я быстро отвлекаю её, сливаясь с ней в поцелуе. Мой язык сплетается с её языком, и обстановка снова накаляется. В итоге она садится на меня верхом, а когда мы встаём, чтобы собраться, я наклоняю её над диваном и беру её ещё раз.

* * *

— Ты такая красивая, Фиона, — хвалю я её. Я смотрю на неё с абсолютным обожанием, и она мило краснеет. — Я так сильно в тебя влюблён, что едва могу смотреть прямо, когда ты рядом.

На её глазах выступают слёзы, а голос дрожит. «Тогда почему ты не разорвал помолвку?»

«Ты же знаешь, что это сложно, детка. Не отказывайся от меня, — умоляю я. — Ты — единственная, кого я хочу». Я подношу её руку к своим губам и нежно целую в центр ладони, а затем переворачиваю её и касаюсь губами тыльной стороны.

Если бы я не был так хорош в своём деле, по моему лицу было бы видно, как сильно я ненавижу смотреть на безымянный палец Николь, на котором нет кольца. Прошёл месяц с тех пор, как я надел ей на палец обручальное кольцо с бриллиантом в четыре карата, через три дня после того, как мы признались друг другу в любви. Она проснулась от того, что солнце сверкало на бриллианте, и ахнула, а потом набросилась на меня, из-за чего мы сильно опоздали на съёмочную площадку. Не то чтобы я жаловался.

Мне было неприятно, что ей придётся снять его для съёмок, но, по крайней мере, моё «предложение» (как будто я действительно собирался его делать) было растиражировано во всех таблоидах, так что весь мир узнал, что она официально моя.

«Ты их предупредил, да?» — спросила меня Николь на следующий день, когда мы отдыхали в нашем трейлере. Я лишь ухмыльнулся, а она закатила глаза и рассмеялась. «Иногда ты ведёшь себя как неандерталец».

Я встал с дивана, на котором мы обнимались, и подхватил её на руки. «Я мужчина, — проворчал я, заставив её хихикнуть. — Я завоюю права на эту женщину». Затем я направился в спальню и сделал именно это.

«Давай просто поедим и насладимся тем небольшим количеством времени, которое у нас осталось», — грустно говорит Николь, возвращая меня в реальность.

Я киваю и подношу кусочек пирожного к её губам. Она мило улыбается и открывает рот, но, почувствовав лимонный аромат, бледнеет и вскакивает на ноги. «Малышка?» — спрашиваю я, обеспокоенный тем, как внезапно побледнела она.

— Снято! — кричит Джеки, вставая. — Николь? Ты в порядке?

Николь прикрывает рот рукой и убегает со съёмочной площадки. Я бегу за ней и вижу, как она врывается в нашу гримёрку. Я влетаю туда же, но нигде её не вижу. Затем я слышу, как кого-то тошнит в туалете. Я вхожу и вижу, как она стоит на коленях и её рвёт. Я быстро смачиваю полотенце, опускаюсь рядом с ней, откидываю её волосы и прикладываю прохладное полотенце к её шее.

Через несколько минут она откидывается и берёт протянутое мной полотенце, чтобы вытереть рот. «Ну и неловко же мне было, — стонет она. — В последнее время от лимона меня тошнит. Странно, ведь обычно я его люблю».

— Ты болела и не сказала мне? — рычу я.

«Я не думала, что это так важно. Это просто случайность . После этого я всегда чувствую себя лучше, так что, может быть, я отравилась чем-то с лимоном?»

— Только лимон? — уточняю я, когда у меня начинает формироваться идея.

Она пожимает плечами и пытается встать. Я поспешно вскакиваю и помогаю ей подняться. «Ну, меня затошнило, когда вчера на завтрак мне принесли бекон». Взяв зубную щётку, она чистит зубы, и к её лицу возвращается румянец.

Тревога, которую я испытывал, улетучивается, и на моём лице медленно появляется улыбка. Николь выплёвывает пасту, полощет рот и хмуро смотрит на меня в зеркало. «Я думала, ты расстроишься из-за того, что я тебе не сказала. И почему тебя радует, что я заболела, здоровяк? Разве ты не должен меня баловать?»

Я широко улыбаюсь и обнимаю её за талию, положив руки на её плоский животик. «Конечно, моя маленькая старлетка. Ты заслуживаешь того, чтобы тебя баловали». Я целую её в шею, а затем встречаюсь взглядом с её кристально-голубыми глазами в зеркале. «И мне не нравится, что ты болеешь, детка. Но я чертовски рад тому, почему ты болеешь».

Глава 10

Николь

— Нет, правда. Я поворачиваюсь в объятиях Остина и прищуриваюсь. Я подозреваю неладное, потому что обычно он бы запаниковал и потащил меня в больницу. Он слишком остро реагирует, когда дело касается меня. На прошлой неделе я ударилась пальцем ноги на съёмочной площадке и тихонько вскрикнула. Он подумал, что я могла сломать ногу, и крикнул, чтобы кто-нибудь вызвал скорую… из-за ушиба пальца ноги. «Что я могла подхватить такого, из-за чего ты спокойно относишься к тому, что я болею?»

Его тёмные глаза блестят от мужского удовлетворения, когда он отвечает: «Моего ребенка».

Ребёнок Остина? «О боже! Я, наверное, беременна!»

— Ага, — он самодовольно ухмыляется. — Похоже, вся та сперма, которой я тебя наполнил, наконец-то сделала своё дело.

«Наконец-то? В этом нет ничего особенного. Мы знакомы чуть больше месяца». Я вспоминаю недели, которые мы провели вместе, и понимаю, что за всё это время мне не нужно было ничего добавлять в список покупок. «Эм, у меня должны были начаться месячные ещё две недели назад. Не могу поверить, что не заметила этого до сих пор».

Он поднимает меня и относит на диван. Устроив меня на одном конце дивана, он садится на другой и кладёт мои ноги себе на колени. Сняв с меня туфли, он начинает массировать ступни. Я тихо постанываю, и он надавливает чуть сильнее. «Вот почему ты ничего не замечала».

— Хм? Я не совсем понимаю, что он имеет в виду, но от его прикосновений мне становится так хорошо, что я не могу произнести ни слова, хотя и волнуюсь из-за возможной беременности. Я никогда не думала, что стану мамой в столь юном возрасте. Но потом в моей жизни появился Остин, и всё изменилось.

«Когда мы прикасаемся друг к другу, мы теряем рассудок».

Трудно спорить, когда он прав. Я кладу руку на живот, и он накрывает её своей. «И именно поэтому я смогла так быстро забеременеть от тебя».

Он целует мою лодыжку, а затем опускает мои ноги на пол и усаживает меня к себе на колени. «Не бойся, малышка. Я буду с тобой на каждом этапе: от ночных приступов голода до смены подгузников».

Я уверена, что так и будет, ведь он почти не выпускает меня из виду. Я не жду, что что-то изменится только потому, что я беременна, — мысленно вздыхаю я. Могу только представить, насколько сильнее он будет оберегать меня и нашего ребёнка. Но как бы это ни раздражало, я чувствую себя в безопасности и знаю, что любима. «Раз уж это была твоя идея, думаю, тебе и достанутся все какашечные подгузники», — дразнюсь я.

— Согласен, — отвечает он.

Его решительность успокаивает меня. Я запрокидываю голову и предлагаю: «Может, мне стоит сделать тест, чтобы убедиться, что я действительно беременна, прежде чем мы начнём распределять родительские обязанности?»

— Наверное, — усмехается он и, встав, поднимает меня. Он относит меня в ванную и ставит на ноги. Когда он выдвигает один из ящиков и достаёт тест на беременность, я ахаю от удивления.

“Что за черт?”

Он смущённо улыбается, вскрывает коробку и протягивает её мне. «Я запасся ими, чтобы они были у нас под рукой, где бы мы ни находились, когда придёт время воспользоваться ими, — объясняет он. — Здесь, в трейлере, в каждой ванной комнате дома и даже в отдельной ванной в офисе Тайсона».