«Я начинаю подозревать, что ты всё это спланировал».

«Четыре спальни, детка», — напоминаю я ей, подмигивая и ухмыляясь.

Эпилог

Николь

«Не могу поверить, что говорю это, но, видимо, четырёх спален было недостаточно». Когда Остин никак не реагирует на мои слова, я толкаю его локтем и жду, пока он повернётся и посмотрит на меня, прежде чем продолжить: «Думаю, нам понадобится дом побольше».

Он качает головой, но не в ответ на мои слова, а чтобы прийти в себя. «Это твоя реакция на сенсационную новость, которую только что сообщил нам доктор?»

Я показываю на свой живот и пожимаю плечами. «Эй, это ты любишь хвастаться тем, как хорошо работают твои пловцы, ведь из-за тебя я постоянно беременею. Я не виновата, что на этот раз ты зачал во мне двойню, тем более что это, похоже, у вас семейное».

— Двое детей, — повторяет он.

«Обычно так и бывает, когда у вас рождаются близнецы», — шутит наш врач. Она наблюдала за моими предыдущими беременностями и привыкла иметь дело с моим мужем-неандертальцем. «Но только подумай: ты опередишь своего брата на одного ребёнка».

Тео и Остин с тех пор, как мы с Шелби забеременели в первый раз, дружески соревновались в том, у кого сперма сильнее. Во второй раз у них родились близнецы, и Тео был уверен, что выиграл это состязание. Но потом я забеременела в третий раз, и Тео пришлось признать поражение. Когда Шелби, которая на этот раз на два месяца старше меня, недавно сказала, что это будет последний ребёнок для них с Тео, я со смехом ответила, что так им и надо, потому что их соперничество закончится ничьей. Но, похоже, у судьбы на нас другие планы, и это как раз то, что заставит Остина улыбнуться.

— Ты права! Он достаёт телефон из кармана и фотографирует экран УЗИ. — Не могу дождаться, когда смогу рассказать ему.

— Скорее, чтобы утереть ему нос, — бормочу я, и доктор усмехается, вытирая гель с моего живота.

«Он что, забыл, что я собираюсь дать тебе распечатку и видеозапись УЗИ?» — шепчет мне врач, пока Остин что-то печатает в телефоне.

«Я уверена, что он слишком занят тем, что хвастается перед Тео, чтобы здраво мыслить».

«Я мыслю совершенно здраво», — поправляет меня Остин, убирая телефон в карман и придвигаясь ко мне. Затем он целует меня в лоб. «Я просто не хотел делиться хорошими новостями, пока мы не покажем им распечатку лично».

Я улыбаюсь ему, пока он помогает мне сесть. «Поделишься хорошими новостями или будешь злорадствовать?»

— Может, немного того и другого. Он подмигивает мне, и доктор смеётся.

Я беру Остина за руку, чтобы он помог мне слезть с кушетки. «Ты невыносим».

Остин проводит рукой по моему округлившемуся животу. «И именно таким я тебе нравлюсь».

Доктор качает головой и направляется к двери. «Клянусь, с каждым разом, когда я вас вижу, между вами вспыхивает всё сильнее».

Я вспоминаю некоторые компрометирующие ситуации, в которых мы оказывались в смотровых кабинетах, и краснею. Пару раз мы с Остином немного увлеклись и забывали, где находимся. Но кто может нас винить, если мы всегда получаем такие хорошие новости, когда приходим сюда?

Остин проводит костяшками пальцев по моей щеке. «В этом есть смысл, потому что с годами я люблю свою маленькую звёздочку всё сильнее и сильнее».

— Считай, что я уже не такая маленькая звездочка. Я поглаживаю свой живот и вопросительно смотрю на врача. — Полагаю, за эту беременность я наберу гораздо больше веса, чем обычно, ведь их будет двое?

Я вздыхаю, когда врач кивает в знак подтверждения, и слушаю, как она перечисляет другие моменты, на которые нужно обратить внимание при беременности двойней. Затем я вздрагиваю, когда вижу, как Остин достаёт телефон, чтобы сделать заметки. Спустя пять минут и, кажется, миллион вопросов Остина врач наконец оставляет нас одних, чтобы я могла одеться. Он так увлечён мыслями о двойне, пока помогает мне одеться, что даже не пытается меня потрогать. Это мой первый тревожный сигнал о том, что его чрезмерная опека, когда я была беременна, вот-вот перерастёт в безумие.

Наклонившись, чтобы надеть мне туфли, он выпрямляется и открывает дверь, чтобы крикнуть: «Кто-нибудь, принесите сюда инвалидное кресло!»

Я тяну его за рубашку, чтобы привлечь внимание. «Зачем нам инвалидное кресло?»

— Для тебя. — Когда я смотрю на него так, будто он говорит на другом языке, он объясняет: — Я не хочу, чтобы ты шла так далеко, поэтому я вывезу тебя на улицу.

— Ты, должно быть, шутишь, — бормочу я, протискиваясь мимо него и направляясь дальше по коридору.

Он быстро догоняет меня и ворчит: «Ладно, без инвалидного кресла. Но ты подождёшь меня на улице, пока я пойду за машиной».

— Окей, док. Он бросает на меня странный взгляд, и я понимаю, что он не в курсе, почему я не спорю. Я не собираюсь говорить ему, что выбираю, с кем ссориться, потому что уверена, что в ближайшие месяцы таких ситуаций будет предостаточно, поэтому просто невинно улыбаюсь. Затем я понимаю, насколько была права, потому что не проходит и пяти секунд, как он делает что-то странное своими руками, словно обволакивая меня. — Что ты делаешь?

Он бросает злобный взгляд на проходящую мимо медсестру и только потом отвечает: «Убеждаюсь, что никто не наткнётся на тебя или на детей». Я смеюсь над нелепостью его логики, и он переводит взгляд на меня. «Я не шучу».

— Я знаю, что это не так, детка. Вот почему это так забавно. Я обнимаю его за талию и позволяю ему «помочь» мне выйти на улицу. Я улыбаюсь про себя, когда он усаживает меня на скамейку перед входом, а сам бежит к парковке, чтобы забрать наш огромный внедорожник — у которого, конечно же, тонированные стёкла, чтобы никто не увидел наших малышей, когда они будут ехать с нами. Мой муж иногда перегибает палку, но я бы не хотела, чтобы он был другим. Нет, ведь он воплотил в жизнь все мои мечты... и даже больше.