Имение, в отличие от Обители Берислава, требует качественного досмотра и участия в поддержании его жизнедеятельности. Я ещё даже не начал вникать в дела, но с порога было видно, что многие строения из капитального фонда нуждаются в перестройке. А, раз со зданиями беда, то и с другими направлениями тоже не всё так гладко.

Ну, спасибо, блин, Саныч, удружил…

— Ерохины пока остаются в имении? — на всякий случай, уточнил я.

Выгонять женщин на улицу, пусть даже не в зиму, желания не было никакого.

— На твоё усмотрение, — кивнул Александровский. — Вся земля зачислялась на имя Пелагия, чтоб ему в аду икалось. За женой и падчерицей ни кола, ни двора. Если повелишь им покинуть земли — то перечить не станут. Ну, а, если смилостивишься…

Многозначительный взгляд собеседника расшифровки не требовал.

Да и не такой уж я живодёр, чтоб людей единственного крова лишать. Они не сделали мне ничего дурного. Если так посмотреть — то напротив, только их наличию благодаря я и заявил о себе так, что о моих деяниях аж сам Великий Император Всероссийский прознавал. А это, между прочим, лишний плюсик мне в актив на случай долгосрочного сотрудничества.

Кстати, о последнем…

— С этим разобрались, — подытожил я. — Тогда второй вопрос. В рамках разрешения вашего грядущего мясореза привлёк на эту сторону одного персонажа. Она у меня заместо штатного медика, снабженца, тыловика и просто запасное контактное лицо на случай чего-нибудь непонятного. Я так понимаю, мы сейчас будем думы думать? Она мне нужна. Если мы уйдём в отрыв, она останется в тылу «при штабе» и будет помогать мне координировать действия.

Саныч безучастно развёл руками.

— Дело твоё, кого привлекать. Ежели считаешь, что потребна подмога — так и исполняй. Кроме тебя, из твоего мира людей никто не призовёт. На этом полномочия наши истекают.

Как-то слишком гладко всё прошло. Я уж думал, будут какие-то контрразведывательные проверки и прочие анальные детекторы правды или кривды…

— Как охарактеризуешь свою сближницу? — поинтересовался оппонент.

— За словом в карман не лезет, — предупредил с ходу. — Не скажу, что баба без царя в голове. Но говорит, что думает. Как и я, впрочем. Зато отменно шарит в «медицине», и питает изрядные чувства в отношении близких ей людей. За «своих» в лепёшку расшибётся, если потребуется, но задачу выполнит.

— Недурная характеристика, — ухмыльнулся Александровский. — Прямо, ни дать, ни взять, идеальная императрица. Жениться, что ли, на такой?

— Это вы уж сами порешаете, если вкусами сойдётесь.

А у самого в уме пронеслась отсылка к истории родного мира, когда династическими браками скрепляли отношения целых государств.

Не, ну, а что? Я ту же Бериславскую-старшую отожму и/или ещё кого-нибудь из девочек. Окси того же царька местного охомутает. Глядишь — организуем свой консорциум на базе браков двух миров…

Но это будет потом. Сейчас — работа, работа и ещё раз работа. Тем паче, что она не ждёт. Где у нас тут проход в зал аудиенций?

Совещание — один из моих самых нелюбимых эпизодов службы в обоих мирах.

Не потому, что я весь такой раздолбай, не люблю работать и вообще форменный разгильдяй, тунеядец и боюсь показать свою лень на людях. Как раз, с этим-то у меня всё нормально. Ни хрена я не боюсь.

А потому, что в совещаниях, если они не организованы со знанием дела, принимают участие многие люди и человеки, каждый из которых с пеной у рта пытается доказать превосходство своей точки зрения на вопрос над аналогичными у своих собеседников. Зачастую — упрямо игнорируя факты, растекаясь мыслею по древу и вообще неся полнейшую пургу с околесицей.

Есть совещания, которые планёрки. На пятиминутках руководитель доводит до подчинённого личного состава в части, касающейся, своё видение отдельных вопросов. Доводит оному же составу перечень задач и нарезает их сообразно с.

Есть совещания, которые «антикриз». Находящаяся в не самой радужной ситуации группа лиц сообща ищет пути решения отдельно взятых вопросов, потому как тот же руководитель, условно, не может вывезти катку в соло.

И если с первыми у меня ещё более или менее сложилось (прийти, поприсутствовать, уйти), то вторые я не люблю всей душой. Потому как побеждает в них, зачастую, не логика и здравый смысл, а тот, кто из присутствующих по иерархии старше. «Мы подумали, и я решил». Даже, если имелись более рациональные варианты, зачастую авторитет ставят во главу угла, и, чтоб не шатать его почём зря, старший всё равно назначает своё мнение приоритетным. Даже, если оно бывает менее удачным.

Ненавижу.

Об этом я думал, стоя в зале, где разговаривал с Александровским.

В том же помещении собрался я, вверенный мне на обучение личный состав, представленный в лицех Алины Бериславской, Ветраны Морозовой, Кати Ветровой, Насти Пламневой и хвостатой Ланы.

Все пятеро, кроме меня, облачены в форму Тайной Канцелярии сообразно присвоенным чинам. Разноглазка — в своём кителе с эполетами, остальные — в простом чёрном обмундировании.

Я же обрядился в экспериментальный костюм, пошитый по моему заказу. Раз готов пока всего один, то им и будем демонстрировать пыль в глаза. Разве что, шлем и ребризер оставил лежащим на столе: в помещении разговаривать с ними удобства никакого.

Стол мне предоставили местные канцеляристы. Принесли из какого-то помещения достаточно большой, чтоб на нём разместился ручной пулемёт, крупнокалиберная винтовка (оба при боекомплектах), мой квадрокоптер с наземной станцией управления, система дыхания от комбинезона и ряд других вспомогательных мелочей.

Иже с нами сотоварищи присутствовали знакомые всё лица.

Что рядом с нами стоял с объёмной кожаной папкой в руке руководитель Тайной Канцелярии полковник Протопопов — так это не удивительно. Как я понял, он курирует вообще всё, что касается вообще всего. Ну, и флаг ему в руки, и барабан на шею.

Также моё естество не очень-то и возражало против Смазновой. Окси, в форменной одежде медика, идеально застёгнутой на все пуговицы, стояла разве что не по стойке «Смирно». Воистину, ей только автомата на плече не хватает для полноты комплекта. Даже полевой рюкзак парамедика в ногах стоит.

А вот что напротив нас, за столом, на котором лежала карта Империи, сплошь и рядом утыканная условными значками и флажками, стояли — не много и не мало — а родители тех, кого мне предстояло вести, без преувеличения, в бой… Двоякое чувство меня посетило, м-да.

Светлейший князь Бериславский. Светлейший князь Морозов. Боярин Пламнев и боярин же Ветров.

С одной стороны, хорошо оттого, что персонажи из одной шоблы-воблы. Знаю их я, знают меня они. Но от этого несильно легче. С другой стороны, я сейчас смотрю в глаза отцов, чьих детей мне вести за тридевять земель. Риски? Ещё какие. Гарантии? С гулькин член. И мне отвечать перед родителями тех, кто может не вернуться. Вот это моё самое нелюбимое.

Костьми лягу сам… Но вернуться со мной обязаны все… Хоть калеками, хоть «трёхсотыми», но только не в «цинке» грузом «двести»…

Великий Архимаг Путей Берислав занимал условно нейтральную позицию, стоя с торца стола и опираясь на свой боевой посох. Кажется, старец полностью оправился от моего призыва. С каждой неделей выглядит всё крепче. Не моложе, но крепче.

А вот с противоположного торца стола стояли люди, мне абсолютно незнакомые. По камзолам и кителям видно, что не половые органы с горы Кудыкиной, но мне они неизвестны.

Стояли в ожидании мы недолго. Как только мы все собрались, местные распорядители убыли искать-зазывать последнего участника нашего междусобойчика.

— Всемилостивейше прошу прощения за задержку, — перемежаемый стуком каблуков подбитых сапог, раздался голос рекомого участника из другого конца зала.

«Явился, не запылился, Сталин на минималках».

А никак иначе, кроме как так, я этого персонажа назвать не смог. Слишком уж похож его образ на молодого вождя народов, каким последнего изображали в кино. Всё тот же белый однобортный китель навыпуск, всё те же белые брюки-галифе с лампасами, всё те же высокие кожаные чёрные сапоги. Единственная разница — внешность молодого правителя: сталинскими усами монарх пока что ещё не обзавёлся.