– Не раздвигала их перед маркизом и теми мужчинами?

– Нет… – хохотнула она.

– Тогда раздвинешь для меня.

Он навалился на неё и, подмяв под себя, с силой развёл ей колени. Они легко распахнулись в стороны, словно крылья яркой бабочки.

– Блудница, ты вся течёшь… Ведьма моя, змея, – рычал он, сатанея от страсти.

Через пару часов, обессилив, они вместе пили вино, а он курил сигару и бесстрастно смотрел в потолок.

– Хочешь, я расскажу тебе, что было дальше?

В ответ он кивнул и повернулся на бок.

– Дальше маркиз де Траверсе позвал нас на завтрак.

– На завтрак? Вот как? А что, та славная компания неведомых храмовников тоже присутствовала на вашем завтраке?

– Нет, что ты. Эти господа разъехались ещё ночью. Сразу же после обряда. Они никому, кроме маркиза, не могут открывать свои лица. Среди них, как я уже сказала, могли быть всем известные персоны – политики и государственные деятели, а может учёные или даже актёры.

– Славно… И может, ты потом с кем-то из них общалась, но они не показывали даже виду?

– Очень может быть. В общем, завтракали мы лишь втроем: сам маркиз, Казимир и я. Кстати, та самая служанка перед завтраком зашла ко мне в комнату со старинной шкатулкой, забрала у меня ту рубашку и аккуратно уложила её назад, под замок.

– До следующих тайных обрядов?

– Наверняка…

– И что же дальше?

– Завтрак прошёл в большой и светлой столовой. Нам подавали булочки бриошь, свежее масло, ветчину и кашу. После завтрака маркиз сообщил нам с Казимиром, что считает наш приезд к нему ненапрасным, ибо вчерашний обряд прошёл весьма удачно:

– Скажу откровенно, я не совсем был уверен в результате, – произнёс он, глядя на меня строгими глазами. – Я шёл наугад, когда читал заговор и проводил весь этот обряд. Я делаю подобное впервые. Опустим все подробности, они нам нынче не нужны. Я вот, что хотел сказать вам обоим. И это очень важно.

Мы с Казимиром оба напряглись.

– Скажите, Казимир Викторович, а кем был это ваш господин Сотников?

– Он был ужасным человеком. Не порядочным и мелким подлецом. Не без его помощи был отравлен отец Барбары. А потом он пытался совратить мою жену в те годы, когда она была почти девочкой, юной и неопытной. Она, в силу отроческих лет, совсем не могла от него защититься. И если бы не я, то… бог знает, что с ней сделал бы этот негодяй Сотников. Его, кажется, звали Николаем Ивановичем.

– Я всё понимаю, Но это, как бы вам сказать, моменты лирические. А я привык опираться лишь на сухие факты и опыт, – произнёс маркиз.

– Как же, простите, лирические? Если он сделал невыносимой жизнь моей супруги ещё в раннем юношестве. А ныне и вовсе желает забрать её на тот свет?

– Да, несомненно, это для вас является большой трагедией. Но об этом чуть позже. Я вот, что хотел вам сообщить. И это очень важно. Это в последнем воплощении сей Николай Иванович был обычным обывателем, не проявившим себя никак иначе, как убийцей, стяжателем и приверженцем разврата. А в одном из прошлых воплощений он был довольно известным питерским тёмным колдуном, имеющим, кстати, неплохую силу. И потому, сразу после смерти, его дух вспомнил о том, кем он был накануне. Произошло слияние нескольких его воплощений, и пред нами предстало уже эдакое чудовище, имеющее значительно более страшные характеристики, чем мы могли от него ожидать.

– Ах, вот оно что. То-то я думал, что не по чину эту мерзавцу столь наглое поведение.

– Покровители у него теперь сильные. Вот он и ведёт себя столь развязано и безнаказанно.

– Теперь я понимаю… Но ведь старинный обряд должен нам помочь?

– Должен, несомненно. Я и мои товарищи применили всю свою мощь, всю свою силу, дабы этот призрак навсегда покинул земную юдоль и более не пробирался в мир живых коварным лазутчиком.

– Я очень благодарен вам, маркиз, – произнес Казимир.

– А теперь по поводу вашей супруги… Она ведь мне не помогала в ночном обряде, а скорее мешала.

– Это почему? – нахмурился Казимир.

– Я не стану читать ей морали. Даже при всех титулах я не привык вставать на «высокие моральные котурны» и наблюдать за грехами прочих свысока. И потом Барбара Александровна давно уже взрослая женщина. Это – вопрос выбора её души. Однако ей надо больше и чаще молиться и держать пост, дабы, такие, как Сотников или ему подобные, не могли подобраться к ней и близко. Трудно прогнать волка, которого часто кормишь с руки. Несколько веков назад вашу жену бы предали суду Святой инквизиции. И, возможно бы, осудили.

– За что? – вырвалось у меня.

– За вашу греховную суть, мадам. Вы слишком порочны по своей природе… Засим я не намерен вас задерживать, господа, – он сухо кивнул и удалился.

А мы с Казимиром сразу после завтрака покинули его замок, а после и сам Руан.

– М-да… Для таких как он, всякая нормальная женщина считается порочной. Так всё-таки эта поездка оказалась ненапрасной?

– Эффект от обряда продолжался довольно долго. В течение нескольких месяцев я всеми ночами спала спокойно. Тогда мы пробыли в Париже ещё четыре месяца, а после переехали в Польшу. В родной город Казимира, туда, где находилось его родовое имение. В пригород Гданьска. Родители Казимира оставили ему в наследство крепкий двухэтажный каменный дом с портиком и фронтоном. Правда, всё поместье требовало большого и капитального ремонта, но у Казимира никак не доходили до этого руки, ибо мы не жили с ним на одном месте, а всё время путешествовали. Но он и ныне мечтает о том, что когда-нибудь мы окончательно переберемся к нему на родину и будем там жить.

– Не дождется, – зло процедил Гладышев. – Ну, и что было дальше?

– А дальше… – она лукаво посмотрела ему в глаза. – Дальше мы стали проводить спиритические вечера прямо в его доме. К нам приезжали гости из Кракова и Варшавы. Там, на родине Казимира, у нас всегда были желающие для проведения наших сеансов. Опять образовалась очередь. Помимо прочего, Казимир довольно часто уезжал из поместья по своим делам…

– Политика?

– Да, я тебе уже говорила. И не стану к этому возвращаться.

– Мне кажется, что полиция уже обыскалась твоего благоверного…

– Не говори так, – вдруг с раздражением произнесла она. – Я знаю, что в тебе говорит лишь ревность. Я верю, что, даже учитывая все наши обстоятельства, ты не готов пойти на подлость, ради поражения своего соперника.

– Ты права, Варвара. Я на такие вещи не способен. Прости меня, милая. Иногда я увлекаюсь, и с моего языка слетает то, что не должно произноситься вслух любым порядочным человеком. Ты можешь быть уверена в том, что я никогда не нанесу твоему супругу удара в спину. Я могу сколь угодно быть влюбленным и несчастным от этого, сильного чувства, но даже ради него я не способен пойти на явную подлость.

– Хорошо, Миша, – она наклонилась к нему и легко поцеловала. – Я верю тебе.

– Ты можешь даже не сомневаться. Мои родители воспитали меня порядочным человеком… Я, разумеется, не стану ныне злоупотреблять этим понятием в отношении любовных чувств, ибо ты можешь весьма резонно попенять мне на то, что ежели я порядочен, то отчего же изменяю своей жене. Я знаю, что слишком виноват перед нею. И намерен в скором времени прервать этот вечный круговорот лжи. Ибо, она недостойна такого подлого обмана.

– Миша, перестань. Я ведь имела в виду иное.

– Я знаю, что иное. Но, говоря о самом себе, как о порядочном человеке, мне хотелось бы и в прочих жизненных обстоятельствах не иметь никаких лазеек для совершения аморальных поступков.

– Ну, ты разошелся не на шутку. Давай на время запретим себе говорить о наших адюльтерах. Это – вопросы другой нравственности. Я же апеллировала немного к иным понятиям.

– Я знаю и всё же…

– Миша, да, замолчи же ты! Не то мы и вправду поссоримся. Слушай далее. Наши с Казимиром сеансы теперь проходили в овальном зале его поместья, расположенного на втором этаже. И вот однажды, как я помню, мы вызывали дух одной почившей княгини. Её дух вызывали родственники, дабы посоветоваться о разделе фамильного наследства. В зале присутствовали ещё какие-то гости – несколько дам и господ. Все они были люди пожилые, из местной польской знати. Часы пробили полночь. Казимиру удалось призвать дух старой княгини. Как сейчас помню, её звали Каролиной. Я даже видела её портрет, написанный тамошним художником. Казимир начал привычное общение с этой самой Каролиной. Он задавал призраку вопросы и получал ответы. Я помогала ему в установлении этой зыбкой связи. Как вдруг я ощутила знакомый запах. Тот самый аромат мертвой туберозы. Вернее, легкие намёки на него. Уже тогда я подумала о том, что этот аромат мог мне просто померещиться, ибо важные пожилые дамы, присутствующие на оном мероприятии, были надушены сверх меры какими-то приторными, застарелыми духами, смешанным с запахом нафталина.