– Что же?!

– Я увидела огромный каменный стол. Это был не простой стол, а жертвенный. По его периметру были вделаны кожаные ремни для крепления рук и ног. И, судя по всему, роль жертвы предназначалась именно мне…

На этом месте, дорогие читатели, мы на время прервём рассказ о необычном обряде, совершенном над нашей красавицей Барбарой в Нормандском замке. И перенесёмся уже в наше Отечество, в славный град Великого Петра. В похожий вечер, где уже Татьяна Николаевна Гладышева должна была оказаться в центре проведения другого оккультного обряда.

Но, обо всём по-порядку…

В Петербурге давно стояли Белые ночи, и Татьяна Николаевна плохо спала. Сон не шёл к ней не только из-за этих безумных ночей. До самого утра она размышляла о том, стоит ли ей вновь идти на квартиру к Петровскому. Слишком уж неприятными казались ей недавние впечатления от странных гостей, пребывающих в его доме. Несколько раз за день она, то решительно отказывалась от намерения пойти к семейному консультанту, то вновь собиралась рискнуть.

Ближе к вечеру она всё-таки приняла ванну и тщательно причесалась с помощью своего парикмахера. А после она надела модную юбку и светлую блузу, пошитую в стиле а-ля «Гибсоновская девушка». И хоть её пышные формы мало подходили под этот вытянутый и худой образ, однако, новый наряд сидел на ней весьма неплохо. Большое зеркало отразило в седом овале загадочную незнакомку с прекрасными, но полными грусти глазами.

– Эх, Миша-Миша, – с печалью прошептала она. – Чего же тебе было надобно?

Слёзы горечи увлажнили её карие очи. Она смахнула их белой кружевной перчаткой и, попрощавшись с Серафимой, поспешила на Лиговку.

Приехав к дому Петровского, Татьяна велела кучеру ждать её возвращения, а сама решительными шагами поднялась на второй этаж. После звонка ей не пришлось долго томиться в ожидании. За дверью послышались чёткие и решительные шаги, щёлкнул затвор замка, и на пороге показался Петровский, собственной персоной. Татьяна опустила глаза – в поисках странной карлицы. Но, похоже, её опасения были напрасны. Карлицы нигде не было. Галантным движением Петровский распахнул дверь и вежливо пригласил её пройти.

– Здравствуйте, дорогая Татьяна Николаевна, – церемонно произнёс он. – Прошу вас, проходите. Я давно жду вас.

Когда она ступила за порог, он наклонился и поцеловал ей руку. Ей показалось, что он сделал это чуть дольше, чем обычно. Она аккуратно одёрнула ладонь и мелкими шагами проследовала внутрь узкой прихожей. Прихожая вела в сторону коридора, оклеенного тёмными цветастыми обоями в викторианском стиле. Не играл граммофон, и из комнат не доносилось посторонних звуков. Только ходики, находящиеся в глубине квартиры, отсчитывали свой мерный шаг, и где-то скрипнула половица. Не было здесь и посторонних запахов. Ей даже почудилось, что нынче в квартире пахло ладаном.

– Вы один? – отчего-то спросила она и смутилась.

– Конечно, один. Я же вам уже объяснил, что тогда случилось небольшое недоразумение. Мой товарищ…

– Да, вы говорили.

– Я пригласил двух горничных. Они тщательно отмыли все полы, вытерли пыль, проветрили помещение. А после я раскурил благовония. И поэтому ваше сиятельство будет находиться в полном комфорте. Проходите, прошу вас!

Только теперь она осмелилась чуть пристальнее посмотреть в его сторону. Ей показалось, что в этот раз его внешний вид немного отличался от всех предыдущих. Он был тщательнее причёсан. А темный, по обыкновению, костюм его выглядел свежее и новее, чем все прочие. И даже ворот рубашки отличался исключительной белизной. Она уловила и некий лёгкий мужской аромат, напоминающий запах коньяка и дорогих сигар.

«Надо же, – вдруг подумала она. – А этот „чернец“, оказывается, весьма недурён собой».

Но не успела она об этом подумать, как он взял её за руку и, словно девочку, ввел в огромную комнату. В этой комнате царил полумрак. Плотные портьеры занавешивали полностью все окна, ровно таким образом, чтобы свет летнего вечера не проникал ни в одну щёлку. Не горела здесь и люстра. Вся комната была заставлена множеством свечей. Они находились в нескольких старинных подсвечниках, стоящих на комоде, подоконниках и столе. Свечи трепетали в полутьме, оплывая каплями прозрачного воска. В комнате было душно, и сильнее пахло ладаном. Бегло она успела заметить поблескивающие стёклами стеллажи с книгами и огромный кожаный диван. Ближе к окну располагался старинный письменный стол, на котором лежало несколько карточных колод и потемневшая от времени, толстая книга в кожаном переплете, с медными застежками, покрытыми вековой зеленью. Рядом с книгой находился белый человеческий череп и большой хрустальный шар. Возле шара лежал золотой амулет на цепочке, выполненный в виде пентаграммы, а также египетский анх, усыпанный какими-то камнями.

Увидев всю колдовскую атрибутику, Татьяна сразу присмирела и с уважением посмотрела на высокую фигуру Петровского.

– Присаживайтесь, Татьяна Николаевна.

Он пододвинул к ней стул с высокой спинкой.

– Шляпку можете снять.

– Ах, да, простите, – пробормотала она, убирая шпильку, удерживающую летнюю шляпу.

Она немного волновалась, и потому вместе со шпилькой из её прически выбился довольно длинный локон и упал на пышный бюст. Татьяна ещё больше смутилась:

– А где у вас зеркало? – пролепетала она. – Я должна поправить волосы.

– Не стоит, – властно произнес он. – Не трогайте ничего. И сидите молча.

Он взял из рук шляпку и кружевные перчатки и кинул их на комод.

– Расслабьтесь, Татьяна Николаевна, – твердым голосом произнёс Петровский. – Вы взяли с собою сорочку?

– Да, вспыхнула она. Только она…

– Что не так?

– Я не нашла сорочки из льна. У меня батист.

– Ничего страшного.

Он подошел к столу и сел за него. А после внимательно посмотрел в сторону Гладышевой. Руки машинально стали шарить по карманам и извлекли пачку папирос.

– Вы не будете против, если я закурю? Мне просто необходимо немного сосредоточиться. А открывать окна нам пока нельзя.

– Конечно, курите, – кивнула она, наблюдая за худыми кистями его рук и тонкими пальцами.

– Татьяна Николаевна, я хочу ещё раз попросить у вас прощения за деяния собственной сестры.

Она не ответила, а лишь немного насупилась.

– Как я вам уже говорил ранее, я редко обращаюсь к чёрной магии для решения тех задач, которые можно урегулировать иными, более приемлемыми и гуманными способами. Недаром я учусь на философском факультете и дополнительно изучаю психологию в Венском университете.

Она удивленно посмотрела на него.

– Так, стало быть, вы тоже занимаетесь наукой, как и мой Миша?

– Да, как и Михаил Алексеевич. Даже немного больше. Ибо ваш Михаил Алексеевич, уж простите за прямоту, не обладает столь чёткими намерениями, как я. Дело в том, что я довольно рано остался без попечения родителей, и от того привык во многом полагаться на самого себя, – он затянулся папиросой и, выпустив кольцо дыма, с прищуром добавил: – Да, моя дражайшая Татьяна Николаевна, я привык быть самому себе хозяином, в отличие от вашего дорогого супруга. Но не в этом суть.

Он встал и прошёлся по комнате.

– Через несколько лет я окончу оба курса университета и собираюсь открыть частную практику. А далее я готов защитить диссертацию и преподавать в России или Австрии. Да, собственно, где угодно. Даже в Сорбонне. И поверьте, у меня есть на это весьма хорошие перспективы. Я ведь и семейным консультантом работаю не просто ради денег. Это – моя основная практика.

– Я понимаю, – тихо отвечала она.

– Хотя, зачем я о себе? – он вернулся к столу и снова сел. – Татьяна Николаевна, повторюсь, я привык решать все личностные проблемы с помощью психологии и индивидуального клинического разбора каждой ситуации. Но, с раннего детства я неплохо знаком с азами чёрной и белой магии. Помимо того, чему меня обучил мой отец и его близкие знакомые, я изучал оккультные практики в Каире и немного в Праге. За большие деньги я получил также несколько бесценных уроков у одной старой ведьмы.