Они приблизились, и в левом ухе у меня раздался хриплый нью-йоркский рык. «Заткнись, чёрт возьми!» Меня схватили и наполовину подняли, наполовину втащили в кузов фургона. Боль была невыносимой, но я не жаловался. Одна из теней забралась к нам, и дверь закрылась. В мягком красном свете задних фонарей я видел, как он разрывает липучки на аптечке. Когда мы тронулись, он включил свет в салоне, и я наконец увидел лицо Тэкери.

Он полностью проигнорировал меня, сосредоточив внимание на Гоути в смешанном свете белых и красных фар, высвечивавшихся сзади, когда мы, подпрыгивая, возвращались на дорогу.

На нём была почти такая же экипировка, как в «Кэп 3000». Я дёрнул его за джинсы. «Это я. «Кэп 3000», помнишь? Контакт с кисточкой, цвет был синий. Это я…»

Он разорвал зубами пластиковую упаковку полевой повязки.

«Вы меня узнаёте?»

Он кивнул. «Ты в порядке?» Он говорил как один из группы поддержки Долли Партон.

«Не уверен». Я капнул крови на толстовку спереди, словно показывая ему, что имею в виду. Мы круто спустились вниз и наткнулись на первую крутую виражь.

Тэкери, держа повязку на животе Гоути, потянул его на себя, чтобы найти выходное отверстие. Не найдя его, он начал энергично наматывать бинт на живот хаваллады. «Что, чёрт возьми, здесь происходит, друг мой? Нажали какие-то кнопки, и нам приказали как можно быстрее забрать пулю».

Водитель резко затормозил. Тэкери удержал Эспаньолку на месте, а я оперся руками о пол фургона, чтобы не упасть, когда мы снова резко повернули направо, и я сбил с ладоней ещё немного подсыхающего верхнего слоя кожи. «Произошёл какой-то бардак. Мне нужна твоя помощь».

Он продолжал накладывать повязку, проверяя, не перекрывает ли язык Эспаньолки дыхательные пути. «Эй, чувак, я не знаю, в чём дело, и знать не хочу. Мы ничего не знаем, просто делаем то, что делаем».

На белом фоне появилось еще больше красного света, когда водитель резко затормозил перед следующим поворотом.

«Мне нужно, чтобы ты отправился в порт Вобан».

«Мы только и делаем, что забираем и отвозим людей, мужик. У нас даже нет связи с ребятами внизу».

«Послушайте, у тех, кто убил остальных членов моей команды, есть деньги, есть лодка. Мы должны их остановить, иначе всё это будет напрасно. Они ещё не знают, но ребятам внизу нужно знать, где это. Вот почему я здесь, вот почему у вас есть фастбол для раннего подбора. Нам нужна ваша помощь, времени просто нет!»

Он закончил перевязывать рану и пристально посмотрел на меня.

Я объяснил про 9 мая. «Мне нужно знать, там ли он ещё. Если нет, бейте по другим лодкам, размахивайте оружием, кричите — делайте всё, что нужно, чтобы выяснить, что с ним случилось».

Он помедлил и вернулся к осмотру Эспаньолки. «Как с вами связаться?»

«У тебя есть мобильный?»

Он кивнул. «Впереди».

«Оставь мой, а я заберу твой. Узнай, что происходит в Вобане, а потом звони себе».

Он кивнул и отодвинул люк на переборке. «Эй, Грег, у нас тут проблема. Нам нужно надрать задницы в Антибе после высадки».

Я смотрел в люк, пока мы продолжали спускаться. Мы уже пересекли главную улицу и направлялись в Вильфранш. Люди гуляли повсюду, рестораны были открыты, мигали неоновые вывески.

Затем слева от нас я увидел военный корабль, все еще освещенный, как рождественская елка, в центре залива.

Телефон Тэкери вернули, и люк закрылся. Он включил телефон и передал его мне.

Грег постучал по переборке, и Тэкери сказал: «Мы на месте».

Машина остановилась, затем проехала ещё десять-пятнадцать ярдов и снова остановилась. Снаружи раздался американский голос: «Свет!». Тэккери открыл заднюю дверь и скрылся в левой части машины, когда на стене замерцали последние флуоресцентные лампы. Мы находились в каменном здании с высокой терракотовой крышей; я никого не видел, но вокруг фургона, приближающегося к Тэккери, раздавались всё новые голоса американцев.

«У нас двое парней».

Тэкери не стал тянуть. «Тот, в толстовке, обмазанной смолой, — один из наших. Он ранен. Ему нужно поговорить с тем, кто здесь главный. Там ещё что-то происходит, он всё объяснит. У другого парня, пикапера, огнестрельное ранение в живот. Выглядит довольно плохо. Слушай, нам пора, он всё объяснит».

Затрещала рация, и вкрадчивый голос с Восточного побережья начал передавать информацию на корабль. Из задней части фургона появились три или четыре человека во главе с чернокожей женщиной с волосами, как у Венеры Уильямс, и листом бумаги в левой руке. Она была одета так, будто только что вышла из окна магазина Gap, если не считать пистолета Glock 45 на правом бедре.

«Ваше имя?» Она тоже была с Юга.

«Ник Скотт».

«Что вы доставили вчера?»

"Мужчина, Гумаа... Гумаа что-то. Парень в синем костюме".

«Какой следующий цвет аутентификации?»

Я не хотел всё испортить. Я пытался настроить мозги. Синим был контакт щётки, а красным — электронное письмо от Nice.

«Белый, он белый».

"Хорошо."

Она отошла в сторону, когда Гоути вытащили двое мужчин в джинсах и куртках-сафари с карманами, полными блестящих ножниц и других медицинских принадлежностей.

Она снова появилась, и я увидел, что в её руках оказалась распечатка моей фотографии из паспорта Скотта. «Ты в порядке?»

«Вы командуете?»

«Нет. Он на борту. Он знает, что ты здесь».

Один из сафари-курток вмешался: «Его что, накачали наркотиками?»

Я покачал головой и снова посмотрел на женщину. «Мне нужно туда».

Разговаривать с ней было бесполезно. Я не знал, на каком этапе пищевой цепочки она находится, а передавать информацию — просто тратить время, которого у нас не было.

Как только Гоути опустили на носилки, молодой парень ввёл ему в руку капельницу и прикрепил к пакету с жидкостью. Двое других обработали рану в животе.

Венера протянула мне руку. «Ты можешь пошевелиться?»

Я кивнул и опустился на бетон, прижимая к груди мобильный телефон Тэкери в тщетной попытке облегчить боль.

Теперь я видел, что мы находимся в эллинге. Серый военно-морской катер с жёстким верхом ждал нас у причала. В помещении раздавались тихие, но настойчивые голоса и стук ног по бетону, когда носилки поднимали на борт.

Венера обняла меня за талию, чтобы помочь мне добраться до катера, но это была не та помощь, которая мне была нужна. Я почти слышал, как рёбра трутся друг о друга. «Всё в порядке», — выдохнул я. «Я сам разберусь».

Откуда-то сзади раздался крик: «Свет!»

Мы погрузились во тьму, когда поднялись хорошо смазанные ставни, и фургон дал задний ход. Ставни снова опустились, и неоновая вывеска снова замерцала.

Стараясь держать спину как можно прямее, я поковылял к катеру. Венера пошла запирать и разбираться. Моё состояние никого нисколько не волновало. Они пришли ради Эспаньолки.

Я нажал кнопку на телефоне Тэкери, чтобы включить дисплей. Уровень сигнала был пять.

Я, спотыкаясь, как старик, забрался на борт и сел на жёсткую пластиковую скамейку, пока Гоутэ получал пятизвёздочное обслуживание. На нём уже была кислородная маска, и он получал больше травм, чем пострадавший в серьёзном ДТП (дорожно-транспортном происшествии).

Мы были готовы к отплытию. Венера снова нажала на кнопку, и ещё одна пара ставней открылась в сторону моря.

Катер тронулся с места, окутав меня парами дизельного топлива, а затем, как только девушка запрыгнула на борт, задним ходом отплыл в залив.

По мере того, как мы набирали скорость, ряд ресторанов вдоль набережной становился всё тише. Я снова уставился на экран телефона, моля о том, чтобы сигнал оставался сильным, и надеясь, что Тэкери и Грег не несутся на огромной скорости в сторону Антиба, рискуя попасть в аварию или быть остановленными полицией.

Глава 57

Борт военного корабля возвышался высоко над нами. С вершины трапа, примерно в шести-семи ярдах над ватерлинией, на нас светился прямоугольник красного света. Внизу, в ожидании спуска на воду, стояли две тени. Две чёрные, деловитые РИБ-лодки (жёстко-надувные лодки), каждая с двумя огромными подвесными моторами, покачивались на волнах рядом с ними.