«Конечно, — я постаралась говорить как можно более небрежно. — Она просто пробудет здесь ещё немного. Думаю, так ей будет лучше».

Библейский колледж явно не сработал. «Что ты говоришь? Ты передумал или она передумала? Она уже сказала мне, что хочет вернуться и разобраться с собой».

«Знаю, знаю, но она пока не вернётся. Я позвоню тебе позже. Мне пора идти, приятель, работа, ты же знаешь, каково это. Я просто хотел застать тебя перед отъездом в аэропорт».

«Что здесь происходит, мужик? Ты переживаешь, что она летит с включённой тревогой? Да ладно тебе, мужик, послушай, скорее всего...»

«Извини, приятель, мне пора, пора». Я положил трубку и ушел.

Я чувствовал себя полным придурком. Хотел сказать ему, чтобы он оставался дома с детьми, хотел сказать, что ему нужно купить целый грузовик антибиотиков, но не мог – не мог рисковать утечкой. Лучший шанс уберечь Джоша и детей – это молчать и дать Джорджу наилучший шанс снять с себя санкции. Кто бы там ни работал на него, они должны быть чертовски хороши.

Вернувшись к машине, я вернул сиденье в положение для движения и выехал из торгового центра. Это была единственная машина, в которой на заднем сиденье не было груды сумок с покупками.

На окраине квартала располагался небольшой ряд магазинов: винный магазин, круглосуточный магазин Spar и химчистка. Я припарковался и зашёл в круглосуточный магазин. За прилавком сидела пожилая пара, женщина жевала KitKat. Они оба внимательно смотрели на меня, пока я брал пирог и пару банок Red Bull.

Я оставил машину там, где она стояла, и прошел остаток пути пешком, набивая рот холодным стейком с почками (или так было написано на упаковке) и кофеином, пытаясь проснуться и прийти в себя.

Несколько человек выгуливали собак, но большинство, вероятно, купали детей: здесь царила атмосфера конца выходных. Уличного освещения было достаточно, чтобы всё было видно, но не так ярко, как на главной улице. Застройщики, вероятно, установили минимальное требование, что сыграло мне на руку.

Телевизоры светились в передних комнатах рядами новых кирпичных отдельных и двухквартирных домов. Я свернул на Уорвик-драйв. Я увидел свет в доме, который, как я надеялся, принадлежал Сьюзи, в верхней части поворотного круга. На подъездной дорожке виднелся силуэт машины.

Я оставил вторую пустую банку Red Bull на передней стенке одного из мнимых «Тюдоров», убедился, что мой телефон выключен, и, подходя к дому, пробежался по вариантам. Что, если у неё есть муж, и он дома? Что, если у неё есть дети? Что, если она одна, но её муж вернулся, пока я был дома? Что, если она скажет, что расскажет «да-мэну»?

Подойдя ближе, я увидел свет, льющийся сквозь щель в шторах в передней комнате, справа от входной двери, и с лестничной площадки наверху.

Машиной оказалась грязная Honda 4x4. Я направился по переулку к задней части дома, остановившись на углу кирпичного завода, чтобы осмотреть сад. Свет посадочной фары был достаточно ярким, чтобы я смог увернуться от бетономешалки и куч песка и досок, лежавших рядом с ней. Coldplay устраивали грандиозный фурор в одной из соседних комнат наверху; Келли бы одобрил.

Я прошёл вдоль забора к новым деревьям в глубине сада, держась достаточно низко, чтобы оставаться в его тени. Вдали, за полями, я видел Блюуотер, настолько ярко освещённый, что парковки напоминали посадочную площадку НЛО. Оттуда мне открывался полный вид на заднюю часть дома. Шторы в гостиной были задернуты, но кухня с дубовой мебелью была полностью видна. Между ними находилась задняя дверь, окружённая двухфутовой кирпичной стеной, которая служила основанием оранжереи.

Я выглянул через забор, чтобы убедиться, что фанат Coldplay не высовывается из окна, тайком покуривая, а затем направился к окну столовой, стараясь держаться подальше от деревянных рам и прочего строительного хлама. Мне не хотелось оставлять табличку на песке.

Движение справа от меня, на кухне; времени проверить не было, просто упал и отполз в тень кирпичной кладки. К чёрту табличку «Ухожу!». С лицом, полным песка, я дополз до угла, чтобы посмотреть, что там движется.

Сьюзи наполняла чайник. На ней был белый махровый халат, волосы зачёсаны назад. Губы её были неподвижны, и всё её внимание было сосредоточено на кране. Я бы, наверное, услышал, если бы кто-то ещё был рядом. Через несколько мгновений она исчезла в направлении коридора.

Я пополз назад, продолжая лежать на животе, затем повернулся и вернулся на прежний путь. Моя поясная сумка волочилась по земле, поэтому я остановился, чтобы поправить её. Оказавшись под окном, я сел, прислонившись спиной к стене. Я вытряхнул песок из толстовки и попытался не обращать внимания на сырость и холод, пробиравшиеся сквозь джинсы сзади.

Я ждал, пока она вернётся на кухню, чтобы закончить, как я надеялся, сварить всего одну порцию. Coldplay не особо помогали, но я был почти уверен, что из её дома не доносилось ни звука: ни телевизора, ни разговоров, ни музыки.

Тень упала на сад по ту сторону задней двери. Я опустился на колени и поднял голову, чтобы заглянуть в угол окна. В столовой было темно, и я видел лишь полоску света, падавшую из дверного проёма гостиной на ковёр в прихожей.

Сьюзи появилась с кружкой в руке, а затем исчезла из моего поля зрения. Я опустился на четвереньки, переполз к другой стороне окна, а затем снова вынырнул. Она лежала на диване и читала журнал. Кружка стояла рядом с ней на небольшом журнальном столике, а ещё несколько журналов были разбросаны по ковру. Вокруг неё лежали нарядные сумки из супермаркета, а на кресле висела подборка новой одежды с ещё свисающими бирками.

Я оставалась на месте и следила за Трейсером, пока она переворачивала страницы. Было чуть больше одиннадцати. Должно быть, она была так же измотана, как и я. Почему она не ложилась спать? Неужели она всё-таки ждала своего парня или мужа?

Я продолжал наблюдать за ней, следя за тем, чтобы мой рот находился достаточно далеко от стекла, чтобы не оставалось конденсата.

На четвереньках я пробралась через оранжерею к кухонному окну. Раковина была пуста, на холодильнике не висели ни фотографии, ни счастливых снимков на жёлтых стенах с цветочным узором.

Дальше на столешнице лежала стопка писем. Я наклонил голову, чтобы попытаться разобрать надпись. Имя я не разобрал, только то, что это были не «Мистер и миссис».

Я сполз обратно под окно и прислонился к стене. Поджав ноги, обхватил их руками и опустил подбородок на колени, ещё раз проверяя трейсер, пока моя задница снова промокала. Ещё не было и полуночи.

Рейс был в семь, так что мне нужно было быть в аэропорту за пару часов до вылета. Это означало, что мне нужно было выехать отсюда примерно в три, а ещё лучше — в полтретьего, чтобы отработать время на спущенных шинах. У меня оставалось чуть меньше трёх часов, чтобы схватить Сьюзи и заставить её поддержать меня — или засунуть её в багажник машины, — прежде чем я приведу себя в порядок перед полётом.

Я сидел на мокрой траве, чувствуя, как песок, который мне не удалось вычистить из-под толстовки, царапает спину, и думал о Келли. Может быть, она сидит в углу грязной комнаты, в одной лишь своей футболке Old Navy, замерзшая, мокрая и испуганная. Голоден ли он? Пил ли он? Не пострадал ли он? Знает ли он, что происходит? В голове крутились и другие вопросы, которые я не хотел задавать.

Я чувствовал себя совершенно бесполезным. Мне хотелось двигаться, действовать, делать что-то позитивное. Я дал себе хорошую мысленную пощёчину. Это был лучший способ вернуть её. Мне нужна была помощь Сьюзи, и именно поэтому я был здесь. Это было позитивное действие. Это было единственное действие.

Я задержал дыхание, чтобы проверить, утихнет ли боль в груди, но не вышло. Вместо этого я набрал полную грудь воздуха, чтобы успокоиться, но и это не помогло. Почему я всегда всё портю?

Пора действовать. Я медленно встал, убедившись, что всё ещё нахожусь в тени.

Стараясь не подходить к окнам, я вернулся к передней части дома и вдруг понял, что она, вероятно, так же одинока, как и я.