Что-то похожее на стыд наполнило его глаза, и Эванджелин не знала, как это возможно, но он выглядел еще более хрупким, чем прежде. Как будто достаточно одного прикосновения, чтобы сломать его, как будто неверное слово может разбить его на тысячу осколков.

"Это самое близкое, что у нас есть", — сказал Джекс.

Он погладил ее по горлу, и она поняла, что через секунду он отпустит ее. Он отпустит ее, сорвет листок и подожжет свое сердце.

Эванджелин боялась пошевелиться, боялась заговорить, боясь сказать что-то не то. ее руки дрожали, а в груди было пусто, словно там образовалась дыра, и надежда вытекала из нее, исчезая в том же месте, которое украло всю его надежду.

Но она знала, куда это место ведет, и отказывалась туда идти.

"Я люблю тебя, Джекс".

Он закрыл глаза, когда она произнесла слово "люблю".

Она надеялась еще сильнее. Она хотела попросить его посмотреть на нее, но все, что имело значение, — это то, что он не отпускал ее.

"Раньше я сомневалась, существует ли судьба", — сказала она мягко. "Я боялась, что это означает, что у меня нет выбора.

Потом я втайне надеялась, что судьба существует, что нам с тобой суждено, что по какой-то чудесной случайности я стала твоей настоящей любовью. Но теперь мне все равно, существует ли судьба, потому что мне не нужно, чтобы она решала за меня. Мне не нужно, чтобы она делала этот выбор.

Я приняла решение, Джекс. Это ты. Это всегда будешь ты, до скончания веков. И я буду бороться с судьбой или любым другим, кто попытается разлучить нас, включая тебя. Ты — мой выбор. Ты — моя любовь. Ты — мой. И ты не станешь моим концом, Джекс".

"Я думаю, что уже стал". Он открыл глаза, и из них потекли красные слезы. "Отпусти меня, Эванджелин".

"Скажи мне, что ты не станешь поджигать свое сердце, и я отпущу тебя".

"Не проси меня об этом".

"Тогда не проси меня отпустить тебя!"

Его глаза налились слезами, но рука крепко держалась за банку. "Я сломлен. Мне нравится ломать вещи. Иногда я хочу сломать тебя".

"Тогда сломай меня, Джекс".

Его пальцы напряглись на ее шее. "Хоть раз я хочу поступить правильно. Я не могу этого сделать. Я не могу смотреть, как ты снова умираешь".

Это слово снова царапнуло ее, как шип. "Что значит "снова"?

"Ты умерла, Эванджелин". Джекс притянул ее ближе, и она почувствовала, как вздымается и опускается его грудь: "Я держал тебя на руках, когда это случилось".

"Джекс… Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я никогда не умирала".

"Нет, умирала. В ту ночь, когда ты открыла арку. В первый раз, когда ты это сделала, я не пошел с тобой". Он замолчал на мгновение, и она услышала, как он подумал: "Я не могу сказать "прощай".

"Там были только ты и Хаос", — прошептал он. "Как только он снял шлем, он убил тебя. Я пытался остановить его, пытался спасти тебя, но…"

Джекс открыл и закрыл рот, словно с трудом выговаривая слова. "Я не смог. Когда я пришел, он уже укусил тебя — и взял слишком много крови. Ты умерла, как только оказалась у меня на руках. Единственное, что я мог сделать, это использовать камни, чтобы повернуть время вспять. Меня предупредили, что это будет дорого стоить. но я думал, что это будет стоить мне. Я не думал, что это отнимет у меня тебя".

Я сожалею, подумал он.

"Тебе не нужно извиняться, Джекс".

"Это моя вина", — прорычал он.

"Нет, не твоя. Я потеряла свои воспоминания не потому, что ты повернул время вспять. Я потеряла их, потому что Аполлон забрал их у меня".

На секунду Джекс принял убийственный вид. Затем так же быстро он отмахнулся от ее слов. "Это неважно. Важно то, что ты умерла. И если ты умрешь снова, я не смогу тебя вернуть".

"Значит, ты предпочитаешь жить без меня?"

"Я бы предпочел, чтобы ты жила".

"Я живу, Джекс, и не собираюсь умирать в ближайшее время". Эванджелин закрыла глаза, а потом поцеловала его.

Это был поцелуй, похожий на молитву, тихий, почти умоляющий, состоящий из дрожащих губ и нервных пальцев.

Это было похоже на протягивание рук в темноте в надежде найти свет.

Губы Джекса были чуть сладковатыми и металлическими, как яблоки и кровавые слезы, когда он прошептал ей в губы:

"Ты не должна была этого делать, Лисичка".

"Теперь уже слишком поздно". Она обвила руками его шею, притягивая его ближе, и разомкнула губы. медленно кончик языка Джекса проскользнул внутрь.

Это был более нежный поцелуй, чем она могла себе представить. В нем было меньше лихорадочного сна и больше тайны, опасного шепота, который может вырваться наружу, если он будет слишком безрассуден. его руки осторожно переместились к ее куртке. Одну за другой, нежно щелкая пальцами, Джек расстегивал пуговицы.

Ноги Эванджелин забыли, как работать, а легкие — как дышать, когда он снял пиджак и позволил ему упасть на пол.

Она и раньше ошибалась. Ее жизнь не была наполнена моментами, ведущими к арке Валори. Каждый момент привел ее к этому месту. Потребовались все сердечные муки, вся почти любовь и неправильная любовь, чтобы понять, что эта любовь — настоящая любовь.

Стекло разбилось. Он уронил банку, и как только он это сделал, поцелуй обрел новую жизнь. Это было похоже на

столкновение звезд и конец света. Все закружилось и закружилось. Он поцеловал ее сильнее. Она крепче прижалась к нему, пальцы затекли по шее, а затем скользнули в мягкие волосы.

Эванджелин никогда не хотела отстраняться. Но она начала чувствовать головокружение. Ее глаза были закрыты. Но она видела звезды.

"Лисичка…", — панический голос Джекса прервал поцелуй.

Я в порядке, — сказала она, или попыталась сказать.

Эванджелин не могла разобрать слов. Ее голова кружилась слишком быстро. Звезды тоже кружились. Маленькие созвездия за ее глазами.

У нее отказали ноги.

"Нет!" закричал Джекс.

Затем Эванджелин почувствовала, как его руки подхватили ее, когда она падала. Она пыталась встать, пыталась двигаться, но голова не переставала кружиться.

"Нет!" закричал Джекс. "Только не это!"

Он упал на землю, держа Эванджелин на коленях. Она чувствовала, как дрожит его грудь, когда он обнимал ее.

Джекс — она вспомнила его имя. Она еще не могла говорить, но уже могла открыть глаза. звезды покинули их, и теперь мир медленно возвращался в фокус. Сначала небо, все цвета индиго и фиолетового. Затем она увидела дерево, сияющее и золотое.

Затем появился Джекс.

Он выглядел ангельски и страдальчески. Его красивое лицо было лишено цвета. Из глаз по бледным щекам стекали капли крови.

"Не плачь, любовь моя". Она осторожно вытерла пальцами его слезы. "Со мной все в порядке".

Она улыбнулась ему шаткой улыбкой.

Его глаза стали широкими и голубыми, как ясное небо после грозы.

"Как это…", — пролепетал он.

Это было немного забавно наблюдать. Его надутый рот слегка приоткрылся, и он, казалось, забыл, как говорить.

"Я уже говорила тебе. Ты — любовь всей моей жизни. Ты мой, Принц Сердец из Лощины. И ты не станешь моим концом".

"Но ты же умирала".

"Нет", — сказала она, немного смутившись. "Я просто забыла дышать".

Глава 42

Однажды не было ничего, кроме поцелуев, и все было прекрасно. А потом было еще больше поцелуев.

Глава 43. Эванджелин

Все душевные терзания, боль, страх и ужас почти стоили того, чтобы увидеть, как Джекс смотрел на Эванджелин, когда закончился их первый поцелуй.

Ей казалось, что она знает все его взгляды. Она видела его насмешки, дразнилки, гнев, страх. Но она никогда не видела в его голубых глазах столько удивления. Они блестели, как листья дерева феникс, шелестели со звуком, напоминавшим медленный выдох.