Но насколько предписания Б. Ефимова претворимы в жизнь в пресловутой «реальности»? Одно из типичных проявлений этой реальности описано на стр. 25 того же номера «Квадрата»: «Туг встал товарищ Шабанов, улыбнулся и сказал: „Неужели мы должны быть впереди Запада еще и по авангарду? Нет, нашему народу эта музыка не нужна"». Таков финальный (на данный момент) эпизод печальной саги о «Кончерто гроссо»[34] и фирме «Мелодия»… А не угодно ли посмотреть на филармоническое житье наших «академических» авангардистов? Несмотря на многолетнее членство в С[оюзе] Композиторов], звания лауреатов всяческих конкурсов и репутацию за границей, концерты их устраиваются крайне редко и проходят в нервной, чреватой скандалом атмосфере.
Неужели проницательный автор «Квадратуры круга» наивен и не чувствует того, что наш джаз был допущен на профессиональные подмостки в первую очередь потому, что он в массе своей конформен, комфортен и не содержит даже намека на «дух времени»? Есть странное исключение — трио ГТЧ, но мне представляется, что, заслуженно прославившись за рубежом, оно займет место «музыкального экспоната» в нашей экспортной витрине «Свобода творчества» рядом с Театром на Таганке, Евтушенко-Вознесенским и Ильей Глазуновым. Ну а вообще-то «нашему народу эта музыка не нужна». Короче говоря, в «располагающих» (в отличие от «предполагающих») инстанциях спроса на новый джаз нет и быть не может. И слава богу! Меньше честолюбивых игр, больше музыки. Но если бы только это…
Обложка альбома «Concetto grosso», Ганелим-Тарасов-Чекасин
Разит наповал все иллюзии «новоджазового возрождения» другое обстоятельство: отсутствие предложения. Да, за потешной флотилией ретро-боп-фьюжн не стоит никакой реальной (опять это проклятое слово!) альтернативы. Жизнеспособность и процветание у нас авангарда пока такая же фикция, как прочие лакированные пустоты в мифе о советском джазе. Успех ГТЧ оказал на Б. Ефимова столь сильное гипнотическое воздействие, что трое музыкантов разрослись в его воображении в целую армаду, в некое «движение». Мы читаем умные и справедливые рассуждения о музыке нашего нового джаза, статусе нового джаза, аудитории нового джаза и т. д. — и все было бы абсолютно справедливо, если бы только повсюду вместо слов «новый джаз» стояли три известные фамилии. Ибо, помимо Ганелина, Тарасова и Чекасина, кто еще представляет у нас этот новый джаз? Лично я знаю еще два более или менее известных ансамбля: (1) ленинградская группа Вапирова — Курехина, не имеющая постоянного состава и редко гастролирующая, но достаточно регулярно оживляющая своим присутствием фестивали; (2) «джаз-фантазм» из Новосибирска в составе Толкачева, Панасенко и Беличенко. Возможно, эти музыканты живут интенсивной внутренней жизнью, но Уральский хребет они пересекают не каждый год. К слову сказать, артисты оригинального жанра из Вильнюса, имеющие, кстати, вожделенную филармоническую лицензию, тоже не изнуряют себя миссионерской деятельностью по обращению слушателей в авангард: у них, видимо, масса более интересных (и благодарных?) занятий.

Обложка альбома «Opus a duo», Ганелин-Тарасов
Продолжив изыскания, мы убедимся, что и на «низовом», любительско-подпольном уровне сколько-нибудь значительные залежи исполнителей нового джаза отсутствуют самым вопиющим образом. В большом городе Москве в последние годы функционировали с летаргической активностью лишь тоскливо-зловещий коллектив А. Геворгяна и «Группа свободной импровизации», руководимая эксгибиционистом-скандалистом В. Лукиным (предметом особой ненависти столпов столичного джазового сообщества), да отколовшийся от нее год назад ансамбль Смирнова и Румянцева. Среди многочисленных участников 7-го московского джаз-фес-тивапя не было, естественно, ни одного авангардного ансамбля. «Естественно» потому, что даже выспренняя джазообразная киномузыка Геворгяна смущает местный джазовый мирок, настроенный на «Star Dust» и «арсенальную» музыку А. Козлова. (Наш недавно заглохший ответ Джаррету— Гарбареку[35] я не склонен относить к новому джазу.) А в маленьких, но культурных республиках Прибалтики (даже в вотчине ГТЧ) новоджазовые группы, настолько мне известно, и вовсе отсутствуют. Может быть, в Хабаровском крае?..
Я далек от ехидства и не думаю куражиться над горестями уважаемых инвалидов джаза (люблю эту кличку — сам придумал). Тотальная а(нти)патия музыкантов, особенно молодых, к новому джазу неприятно поражает. И удручает. Тем более что на родине джаза, как указывает Б. Ефимов в своей программной публикации, авангард переживает сейчас пору небывалого подъема (или расцвета). Любопытен и многозначителен также тот факт, что на более близкой мне советской рок-сцене ситуация сложилась совершенно аналогичная — тупое калькирование штампов десятилетней давности, полное пренебрежение к «новой волне». Я не склонен выдавать желаемое за действительное, а потому честно признаюсь: не знаю, что с этим делать. Но что-то делать надо. Для начала стоило бы осознать, что бытующие ныне формы концертной деятельности, джазового образования, освещения джазовой проблематики средствами массмедиа и прочие пироги и пышки, лопающиеся от самодовольства, никуда не годятся, ибо не приносят с собой никакого нового качества, зато активно способствуют превращению джаза в очередную (типа ВИА) отрасль эстрадной индустрии. И пока этот жанр еще маргинален, не интегрирован полностью в тележвачку (подобно ансамблю «Мелодия» — первая ласточка…), необходимо искать новые средства, иные пути его развития, иначе джазовый «Титаник», уже давший сильный правый крен, легко отправится на дно под звуки танцевального оркестра.
Обращаясь уже непосредственно к узкому (и «бесконечно далекому от народа») кругу подписчиков «Квадрата», хочется еще раз напомнить, что гонения на синкопы давно не актуальны; Георгий Гаранян, Бенни Гудман и Л. Б. Переверзев стали звездами телеэкрана, а потому давно пора покончить с укоренившейся у нас цеховой традицией писать (и публично выступать) о джазе по принципу «или хорошо, или ничего». Хотя душок от джаза идет, он все же еще не покойник.
Бенни Гудман
(Журнал «Квадрат», 1981 г.)
Песни городских вольеров
М. Науменко и др. (Общие соображения)
Дело было в январе-феврале 1982 года. Я, будучи младшим научным сотрудником ВНИИ искусствознания, пребывал в затяжной командировке в Грузии, где проводил социологические опросы, исследуя музыкальные вкусы молодежи и аудиторию местных дискотек. После опросов в "Тбилиси и Гурии я прибыл в город Телави, столицу Кахетии. Деньги у меня давно закончились, и я жил на фантастической диете из одних мандаринов (прихватил два ящика в Гурии) и молодого вина. Вечерами/ночами я совершал набеги на кахетинскую молодежь, а днями маялся от безделья в гостинице. В результате чего и сочинил «Песни городских вольеров» (первое название — «Миша из города блюющих статуй») — статью, которую многие восприняли как манифест русской рок-поэзии «новой волны». Напечатана она была, вместе с забавными приложениями, вскоре после моего возвращения в Москву, в первом номере самиздатовского журнала «УХО». «Топ-20» любимых песен у меня, кстати, с тех пор не слишком сильно изменился.
I
Существует ли рок-поэзия? Не просто как рифмованные слова, которые поют, а как отдельное явление, обладающее своей спецификой?
Скажем, в джазе достаточно сильна вокальная традиция, но джазовой поэзии нет. Битниковские штучки Гинзберга/Ферлингетти сочинены «по поводу» и непосредственно к «телу» джаза имеют не большее отношение, чем популярные джазовые эссе Кортасара.