<p>
– Таково было его решение. Я не знаю мыслей великого кхана.</p>
<p>
– Зато я знаю, ведь он мой брат, хоть мы с ним давно по разные стороны. Прийти на эту встречу ему могла помешать только смерть или серьезное ранение. Думаю, твой кхан либо мертв, либо почти мертв.</p>
<p>
Ирионг старался сохранить непроницаемое выражение лица, но уголки губ дернулись, и он опасался, что от Аданэя это не ускользнуло.</p>
<p>
– Так что? Мертв? – переспросил царь. – Или все-таки при смерти?</p>
<p>
– Мне неясны твои выводы, Великий. Слава богам, кхан здоров, но сомневается, что ваша с ним беседа прошла бы спокойно. Поэтому отправил меня. Я повторю наши требования...</p>
<p>
– Какие еще требования? – Аданэй приподнял брови. – Уходить из Антурина? Мне кажется, ты и твой кхан забыли: у нас ваша дикарка.</p>
<p>
Ирионг незаметно от царя сжал левую руку в кулак, чтобы справиться со злостью. Вообще-то и воины, и он сам иногда называли за глаза Шейру дикаркой, но то между собой. Когда же так говорил враг, предатель собственной страны, сложно было сдержать гнев.</p>
<p>
– Думаю, ты хотел сказать «кханне.</p>
<p>
Аданэй улыбнулся.</p>
<p>
– Пусть будет кханне, если тебе угодно. По мне, так никакой разницы. В любом случае она у нас. Конечно, если вас не волнуют ее судьба и участь нерожденного наследника – мы убьем их. Но если их жизни для кхана важны, то это вам придется согласиться на наши требования, а не наоборот. Если же этого мало, то у нас еще и принцесса Эхаскии. Можете пожертвовать и ее жизнью... Иэхтрих, правда, сильно расстроится, что вы не уберегли его единственную дочь. Конечно, после смерти заложниц нам на многое придется согласиться, но вам от этого…</p>
<p>
– И каковы твои условия, царь? – оборвал его Ирионг. – Если ты не желаешь свободно уводить войско, то что еще тебе нужно? Сколько времени ты выдержишь в осажденном Антурине?</p>
<p>
– Сколько потребуется, пока у нас принцесса и дикарка… извини, я хотел сказать кханне. А что касается условий, то они просты. Мы покидаем Антурин вместе с заложницами и без всякого откупа. Когда доберемся до Иллирина, то отпустим женщин.</p>
<p>
– Не подходит, – отрезал Ирионг. – Ты предлагаешь верить тебе на слово. Но даже если ты не солжешь, мы все равно останемся в проигрыше. С полуразрушенным Антурином. Да и никогда иллиринцам веры не было, вашим языком говорит Ханке двуликий.</p>
<p>
– Ирионг, – в голосе Аданэя совершенно неожиданно прозвучала грусть, она же отразилась во взгляде, – мне ты можешь верить. Я не иллиринец… Я родился и вырос в Отерхейне…</p>
<p>
– Ты предал Отерхейн. Ты царь наших врагов.</p>
<p>
– Это так, – вздохнул Аданэй, – но мне пришлось им стать, ты же понимаешь. – Он улыбнулся, и военачальнику эта улыбка показалась доброй и печальной. – То была единственная возможность вернуть принадлежащее мне по праву. Я говорю о престоле Отерхейна. Думаю, ты многого не знаешь о своем господине. Ложь о моей гибели – не единственная его ложь и не самая подлая. Он – отцеубийца. Это он в тот день толкнул нашего отца и повелителя, кхана Сеудира, с горной тропы к обрыву. Наверное, рассчитывал, что никто не заметит и что отец умрет сразу. Но я был рядом и все видел. И отец перед смертью успел завещать трон мне. Элимер скрыл это, и он начал отрицать слова отца… Тех же, кто посмел сомневаться... Впрочем, ты не хуже меня знаешь, как обошелся Элимер с теми своими врагами и их семьями. Властолюбивый, жестокий, лживый – разве таким должен быть правитель? Вспомни, сколько смертей его сопровождали! Мятежи ведь тоже не на пустом месте возникли. Отец понимал, что Элимер погубит Отерхейн, вот почему оставил трон мне. Подумай об этом… Сейчас – тебе не удалось скрыть – мой брат умирает. Может, это знак? Знак, что Иллирину и Отерхейну пора забыть старые распри? Если не будет Элимера, то нашим странам станет нечего делить! И Отерхейну не придется проливать кровь своих воинов и завоевывать Иллирин. Я сам отдам его! И родится единая великая держава! Ведь я – один из вас! Ты должен меня помнить, ведь я тебя помню… Осенняя охота в горах Гхарта... помнишь? Отблески заката на скалах… И тур, белый как снег, ты поверг его копьем. Помнишь? Ты сразил его с одного удара!</p>
<p>
Ирионг зачарованно смотрел вдаль: он помнил ту охоту. А царь не умолкал:</p>
<p>
– Я потомок отерхейнских властителей, моя царица – наследница иллиринских царей. А в нашем с ней ребенке воедино сольется кровь двух великих династий! Это ли не знак? Это ли не…</p>
<p>
– Ты предлагаешь предательство? – перебил Ирионг, хотя ему не хотелось прерывать эту плавную красивую речь.</p>
<p>
Голос обволакивал, чаровал, его хотелось слушать, и слушать, и слушать. Только теперь военачальник понял слова тех, кто хорошо знал Аданэя: они говорили о почти пугающей способности кханади подчинять себе людей не властью, а непонятным очарованием. Оно выражалось то ли в интонациях, то ли в выражении лица и движениях, то ли во взгляде. Сейчас Ирионг испытал его на себе.</p>
<p>
– Предательство? Нет. Я бы не назвал это так, – сказал Аданэй. – Наоборот, это было бы восстановлением справедливости. Освобождением от того, кто обманом захватил твою и мою страну. Я не хочу войны, Ирионг! Мне больно оттого, что пришлось направить оружие на людей, среди которых я вырос! Я никому не желаю зла, кроме Элимера. И ты, Ирионг, и прочая знать – все вы сохраните и владения, и власть! Такие как ты – на вес золота, я это знаю. А ты понимаешь, что я предлагаю? Мир, объединение стран и процветание! Из Иллирина в Отерхейн хлынут шелка и драгоценные камни, лучшие рабы и дорогие специи! И все порты Иллирина откроются для нашей с тобой страны, Ирионг!</p>
<p>
Военачальник вновь попал в плен певучего голоса и ощутил порыв, движение души – согласиться. Он видел лицо Аданэя, чистое и благородное, видел его сияющий взгляд, слышал теплый, ласкающий слух голос. С этим царем хотелось соглашаться. Но Ирионг был военачальником, а не простым воином, и он был взрослым, а не отроком, падким на заманчивые обещания. Тем более он знал о резне, учиненной иллиринцами в Антурине, и это никак не соответствовало красивым речам царя.</p>
