Литмир - Электронная Библиотека

Под взглядом начальника Финтов кручинился еще больше. Он сокрушенно качал головой, бледнел, смахивая пот со лба, и хватался за сердце. Зуброву даже показалось, что у Финтова на глазах блестели скупые мужские слезы.

«Ишь, терзается, — с теплотой думал начальник. — Ну, зачем уж так-то… Надо, надо обратить на него внимание».

После собрания, проходя по коридору, Зубров увидел Финтова, который показывал Кошкину записную книжку.

— Удобная штука этот «Сюрприз», — говорил он, не замечая начальника. — По виду записная книжка, а на самом деле транзисторный приемник. Сиди на собрании и, пожалуйста, слушай хоккейный репортаж. Рекомендую.

ЧУВСТВО ЮМОРА

Бананов думает - img_9.jpeg

Брюнет с умными глазами вошел в автобус и подсел к пассажиру с мужественным профилем римского гладиатора. Гладиатор держал в руках желтого кота, наполовину завернутого в «Пионерскую правду» и, читая газету, вертел кота с боку на бок. Кот с философским спокойствием терпел эти манипуляции и только сонно жмурился.

— Добрый день, Андрей Иванович, — сказал брюнет. — Роскошный у вас кот! Прямо орел! Кстати, не слышали анекдот про кота? Нет? Сосед спрашивает: «Где муж?» Соседка отвечает: «Пошел кота топить. Сказал, что заплывет на середину озера и там кота бросит». «Давно ушел?». «Давно. Кот еще до обеда вернулся, а мужа все нет».

— Вот тебе и на! — опечалился гладиатор. — Утоп, что ли?

— Да вы не переживайте, — улыбнулся брюнет. — Это же комично! Вот, к примеру, вы пошли бы топить этого кота, а сами бы, ха-ха, утопли!

Кот удовлетворенно завилял хвостом. Гладиатор вздрогнул и нахмурился.

— Так что же, это было бы смешно? — прищурился он.

— Ну, в этом конкретном случае, может, и не смешно, — смутился брюнет. — Ну, а вообще-то, ведь смешно, правда?

— Смешно, не смешно… — проворчал гладиатор. — Глупость все это. Не люблю я анекдоты.

И он снова стал читать «Пионерскую прайду», поворачивая кота туда-сюда.

— Тут все дело в чувстве юмора, — снова заговорил брюнет мягко. — У одних оно развито больше, у других меньше. Человек, конечно, не виноват, если природа обиде…

Гладиатор нервно сунул кота под мышку и поднялся.

— Я, пожалуй, тут сойду. Счастливо доехать…

— Да я тоже могу сойти, — великодушно махнул рукой брюнет. — У меня время есть… Вы тоже, видно, не спешите. Человек, говорю, не виноват, если природа обделила его чувством юмора, — продолжал он, выйдя из автобуса. — Это не вина человека, а беда. Но чувство юмора можно развить. И нужно развивать. Кто-то из великих сказал, что ничего так не отличает человека от животного, как чувство юмора.

— Зайду-ка я, пожалуй, в это заведение, — задумчиво сказал гладиатор и направился, к дверям парикмахерской. — А вы идите, чего ждать-то…

— А я не тороплюсь, — успокоил его брюнет. — Можно подождать…

— Да нет, вы уж идите, идите! Привет семье! — и гладиатор потряс вялую руку брюнета.

Гладиатора долго не было. Когда он, озираясь, вышел из парикмахерской, брюнет взял его под руку.

— В этом анекдоте неожиданная развязка, — продолжал он терпеливо. — Потому и смешно. Юмор в неожиданности, понимаете?

— Это что же, — тихо спросил гладиатор, — если я вас сейчас неожиданно ахну по голове, так это будет юмор?

Кот зашевелился и вопросительно посмотрел на брюнета.

— Ну, это будет, пожалуй, не смешно, — поморщился брюнет. — А вот в этом анекдоте… Вы же сначала думали, что утонул кот, правда? А утонул хозяин! А кот…

ОПОЗДАЛ…

Размахивая портфелем, Посудов задумчиво бежал вдоль по улице. Это не была дань моде: Посудов бежал не от инфаркта, а от возможных неприятностей по службе. Обычно он опаздывал на работу со спокойной душой и ровным дыханием, но сейчас себе этого позволить не мог. Посудов хорошо помнил, что перед самым его уходом в отпуск в красном уголке появился жуткий плакат-ультиматум «Опозданиям на работу — война!», и в лаборатории уже были первые пострадавшие. Худющева, например, в обмен на три минуты опоздания обрела строгий выговор. Табуретову семь минут «задержки» стоили премиальных, не помогла и написанная на высоком художественном уровне объяснительная записка. Поэтому у Посудова были все основания видеть в черном цвете свое ближайшее будущее.

…Бежать Посудову было нелегко: сказывался диванно-телевизорный образ жизни и неумеренность в питании. К тому же его почему-то заносило вправо, видимо, из-за портфеля. Посудов положил портфель под мышку — стало заносить влево. Навстречу попадались знакомые. Посудов лихо делал им ручкой и молодецки восклицал: «Физкультпривет!». Пусть думают, что он делает утреннюю пробежку для собственного удовольствия. Не останавливаясь, пробежал киоск, где каждое утро покупал сигареты, и продавец проводил его тревожным взглядом.

Тут Посудову неслыханно повезло: около него притормозило такси, и водитель раскрыл дверцу так широко, будто распахнул душу:

— Вижу, опаздываешь, брат? Куда везти? — участливо осведомился он.

— На Карантинную, — прошептал Посудов и, не веря своему счастью, плюхнулся на сидение.

— Трояк, — благодушно сказал шофер. — Деньги вперед.

— Да тут же… триста метров! — слезливо возразил Посудов и сделал вид, будто хочет выйти из машины.

— Тогда беги, — ласково предложил таксист.

«Убил бы! Да некогда!» — вскипел в душе Посудов, но отсчитал три рубля.

«Спекулянт на чужом горе», — едва успел Посудов мысленно выковать чеканную характеристику таксисту, как они уже были на месте.

Выскочив из такси, Посудов увидел впереди величественную спину своего начальника, который не спеша приближался к проходной.

«Сам-то опаздывает! — гневно подумал Посудов. — А другим нельзя!»

Бананов думает - img_10.jpeg

Посудов стал красться за начальником, страстно желая, чтобы тот не оглянулся. Потом нервы у Посудова не выдержали и он полез через заводской забор, чтобы на этом маневре опередить начальника. На одном дыхании он пересек заводской двор и ворвался в лабораторию.

В лаборатории никого не было, кроме уборщицы тети Маши… Посудов поздоровался и, стараясь дышать ровно, спросил, где люди.

Тетя Маша посмотрела на часы.

— Запа-аздывают чуток, — нараспев пояснила она и ушла куда-то с ведром.

Посудов пожал плечами и, полный предчувствий, вышел в коридор. Около красного уголка что-то его остановило. Посудов заглянул в замочную скважину и на месте плаката-ультиматума увидел новый плакат-ультиматум. На бумажной полосе грозно выстроились буквы устрашающих размеров: «Преждевременным уходам с работы — бой!».

ОДИН ЗА ВСЕХ

После обеда к столу Пиратова подошел мрачный Ключ и заявил, что он ненавидит праздники. Ненавидит потому, что к каждому празднику он должен выпускать стенгазету. А ему, Ключу, и своей работы хватает. Наверное, слон и тот подорвет свое лошадиное здоровье, если семь часов посидит за столом, а потом еще будет выпускать стенгазету. Вот Пиратову хорошо. Райская жизнь. Никаких нагрузок!

Излив свои жалобы, Ключ попросил Пиратова посмотреть за его столом, пока он, Ключ, будет мучиться со стенгазетой.

Несмотря на свою грозную фамилию, Пиратов был человеком тихим и добрым. Он безропотно согласился.

…Пока посетителей было немного, и совместительство Пиратова не утомляло. Он выписывал цифры за своим столом, потом за столом Ключа и отдавал Диковатому, который ставил штамп.

Через полчаса Диковатый вдруг подпрыгнул на стуле.

— Один за всех, все за одного! — вскричал он. — Дружно — не грузно, а врозь — хоть брось!

Он метнул свой штамп на стол Пиратову и выскочил за дверь. Диковатый был председателем месткома, любил пословицы и всегда куда-то опаздывал.

— Сам погибай, а товарища выручай-а-ай! — уже откуда-то издалека донеслось до Пиратова. Он вздохнул и взял штамп.

4
{"b":"946496","o":1}