Ну, я ничего не сказал, похлопал его по плечу, да молодцом назвал. Тем более, что пивко свеженькое и шницель сам во рту тает…

…А завтра думаю в ателье сходить, брюки заказать. Отрез давно купил, да все как-то боялся… Шьют в нашей мастерской через пень-колоду, а материал дорогой. Ну ничего. Попрошу так по-хорошему, чтоб за душу взяло.

«Сварганьте штанишки, — скажу, — чтоб от меня на улице все собаки шарахались. Ну, там одну штанину короче, а другую совсем наизнанку. Или вовсе как-нибудь задом наперед».

Думаю, брючки будут, что надо. Средство, вроде, проверенное.

— Уважаемые телезрители! Сегодня вы увидите очередную передачу из серии «Рыцари наших дней». В прошлый раз мы познакомили вас с человеком, который вытащил из воды тонущего начальника спасательной станции. Герой нашей сегодняшней передачи — продавец магазина № 16 Иван Лукич Невеста. Всмотритесь в это простое лицо скромного труженика прилавка… Но у этого внешне малопривлекательного человека большое сердце! В субботу на прошлой неделе товарищ Невеста совершил благородный поступок. Он продал крайне дефицитную вещь — пыжиковую шапку — совершенно незнакомому покупателю!

Вот этот счастливчик, а это его пыжиковая шапка. Наденьте ее, пожалуйста. Ах, как она вам к лицу… А теперь расскажите телезрителям, как все случилось в тот памятный день.

— В субботу я проснулся с предчувствием чего-то необыкновенного. И предчувствие не обмануло. Случайно заглянув в магазин № 16, я сразу увидел ее… Пыжиковую шапку! Безо всякой надежды я спросил, продается ли она… Продавец долго смотрел на меня, потом махнул рукой и сказал: «Продается». Я так растерялся, что потерял голос и знаками попросил шапку для примерки. Когда я взял ее в руки, то был близок к обмороку… Остальное плохо помню. Пришел в себя я только тогда, когда вернулся домой и увидел на себе пыжиковую шапку, одетую задом наперед. Тут же, не снимая шапки, я написал об этом случае на телевидение и в редакции пяти газет. К сожалению, вгорячах я даже не узнал фамилии этого бескорыстного…

— И все-таки мы нашли его, этого Продавца с большой буквы! Разрешите несколько вопросов, дорогой Иван Лукич… Скажите, может быть, вы тогда обознались и приняли этого счастливца за хорошего знакомого или ревизора?

— Нет, не обознался… Я любого ревизора с закрытыми глазами учую.

— Так что же заставило вас сделать это? Видимо, у всех ваших родственников уже есть пыжиковые шапки?

— Не у всех… У троюродного племянника и у дяди по материнской линии еще нету таких шапок.

— Вы слышите, дорогие телезрители? Ни у дяди, ни у племянника еще нет пыжиковых шапок, а Иван Лукич продает шапку первому встречному… покупателю! Ведь вы же могли ее, как водится, того… под прилавок?

— Да, я мог бы ее того… но не успел.

— Но вы ведь могли сказать этому покупателю, что шапка продана? Так, что же все-таки толкнуло вас на этот поступок?

— Я и сам не знаю… Может быть, то, что я с детства любил читать о геройских поступках и сам мечтал совершить что-нибудь такое… Но все как-то не было случая… А тут меня будто что-то толкнуло, и я подумал: «Вот оно! Сейчас или никогда!». И я продал эту шапку! Хотя, конечно, на моем месте… каждый… так сказать… мой долг… так сказать…

— Спасибо, уважаемый Иван Лукич! Я думаю телезрители по достоинству оценят не только благородство, но и вашу удивительную скромность! Ждем ваших писем, дорогие телезрители!

— Здравствуйте. Хотел бы устроиться к вам на работу. Берите, не пожалеете.

— Нам нужны только хористы.

— А мне все равно! Зарплата у хористов не очень смешная?

— Девяносто.

— Не фонтан, но пусть… Главное, недалеко от дома. Можете оформлять.

— У вас музыкальное образование?

— У моего дяди тоже нет музыкального образования, но он прекрасно справляется с работой. Мой дядя заведует торговой базой…

— Торговой базой? Родной дядя? Так… Но у вас, кажется, и с вокальными данными не очень… Всегда так хрипите?

— Всегда, это наследственное. Я многое унаследовал от папы, который заведует складом стройматериалов и тоже хрипит.

— Так-так… Но вы можете хоть отличить «соль» от «ля»?

— Вот и моему брату Леве медведь на ухо наступил, но в этом ли соль? Лева, как-никак, хозяин жилищного фонда в нашем районе…

— Это ваш брат? Так-так-так… Скажите, вы вообще когда-нибудь пели?

— В детском саду и как-то на именинах. А моя сестра Гуля не поет даже на именинах, но ее все уважают. У нее в руках санаторные путевки и кое-что еще. Впрочем, вы не беспокойтесь, я петь не буду. Могу, правда, открывать рот, когда мое присутствие в хоре будет необходимо…

— Я понимаю… Минуточку… Алло, Сусанна Кузьминична? Сейчас к вам подойдет товарищ, оформляйте его хористом. Ценный… специалист, объясню потом…

— Спасибо. Только имейте в виду, я не смогу бывать у вас слишком часто. Я ведь еще работаю на метеостанции, в цирке и в пожарном депо. Сами понимаете, на таких специалистов, как я, везде спрос…

Толпа у сельсовета томилась на солнцепеке и нетерпеливо вглядывалась вдаль. Оркестранты топтались, пуская дрожащих зайчиков начищенными инструментами. Озабоченные гуси нервно покрикивали на обочине дороги. Распаренный человек на крыльце конторы поминутно вынимал бумажку из кармана и бормотал:

— Родной наш Митрофай Николаныч… Тьфу, господи, опять… Родной наш Николай Митрофаныч…

В толпе шелестели:

— А ну как не взглянется ему у нас? Строг ведь очень!

— В «Рассвете» вон ревмя ревут. Не потрафили чем-то, так он к ним теперь ни ногой…

— Музыкантам велено «Барыню» играть. Любит он ее…

— Кого встречаем, а? Кого встречаем-то? — приставал ко всем человек с мопедом, видать, нездешний.

— Да Пупова же! — отмахивались от нездешнего местные и, вытягиваясь на цыпочках, норовили заглянуть за горизонт.

— Большой начальник, что ли, он, Пупов-то? — не отставал нездешний.

— Сказал тоже, начальник! Начальства много, а Пупов один!

— Едут, едут! — запричитала вдруг дозорная старуха с полевым биноклем «в руках.

Толпа напряглась. Оркестр испуганно заиграл «Барыню». Гуси на обочине выстроились по ранжиру.

Из облака пыли выскочила черная «Волга» и, разогнав толпу, лихо осадила у крыльца. Дверца с треском распахнулась, и взору встречающих явился кирзовый сапог. Толпа зацвела медовыми улыбками. Сапог повертел носком, как бы принюхиваясь, и спрятался. Толпа обмякла и тяжело задышала.

Но тут из машины вывалился бородатый человек и сурово оглядел собравшихся мутными глазами. Толпа, радостно ухнув, взметнула на руки единственного в районе печника и понесла к накрытому столу. Гуси понимающе загоготали и дружно тронулись в поле.

Начальник конторы Зубров вот уже второй час с грустью повествовал об итогах работы за квартал. В паузах он оглядывал постные лица подчиненных и с горечью убеждался, что плачевные дела родной конторы волнуют далеко не всех. Молодожен Кошкин глядел в окно и чему-то блаженно улыбался. Осьминогов совершенно откровенно зевал, даже не считая нужным прикрыться. Неисправимый Шпендриков затуманенным взглядом прохаживался по пышным формам Мерлузовой, которая не обращала на него никакого внимания и строила глазки Хвостецкому.

И только длинное небритое лицо Финтова, сидевшего в дальнем углу, выражало неподдельное душевное волнение и даже скорбь. Слушая начальника, он то хватался за голову и страдальчески морщился, то горестно прижимал к уху записную книжку и замирал, не дыша.

«Надо к Финтову присмотреться. Сразу видно, болеет человек за дело, душой болеет. Поощрять надо таких людей, выдвигать», — думал Зубров, поглядывая на скорбного Финтова.