– Я занят. Идите в кошару, отдыхайте.

– Ну, неохота! Мы здесь посидим.

– Там скукотища. Ти-Ви нету, глядеть нечего.

– Идите в пруд купаться, охладитесь.

– Мелюзга всё замутила, вода как гороховый суп.

– Нам перед вживлением нельзя, нам только в душ.

– А у тебя в России есть овечки?

Этот вопрос озадачил Сургута. Разведение «подопечных» не входило в программу его обучения.

– Нет сведений.

– Наверняка есть. Наши везде живут.

– Даже в городе. Двадцать Вторая их видела.

– Ага, они там раздают еду на кормопункте.

– Овца бестолковая, это называется «кафе»!

– Два-Два сказала, там красиво одевают. Юбка, тапочки, передник и такое на груди, вроде банта.

– Хочу в дом отдыха, к военным. Вот бы меня подарили туда! Мущщины, обалдеть!..

– Фиг тебе, бяшка. Лысый яйца привёз, в осень ягниться надо. Завтра строем к медичке. Зря что ли впрыскивались?

Из вредности Тридцать Вторая ткнула подругу туда, куда вводят гормоны, пробуждающие естество. Место давно не болит, а всё равно душа набок.

– Авось не приживётся в бурю, как-нибудь перегодуем, – вздохнула подружка.

– Долго порожняя не погуляешь. Центр яйца мечет – что икру, да ещё с Земли подвозят.

– Как же ты меня устала! Охота? Иди, первая подставляйся!

– Это наша доля, – убеждённо сказала Три-Два, обняв и сладко лизнув соседку. Они взгрустнули и принялись с подвыванием петь бесконечную:

Никто меня не любит, никто не приголубит

Пойду я на помойку, наемся червячков

Они такие разные, зелёные и красные

Наемся и помру – а знаешь, почему?

Никто меня не любит, никто не приголубит…

– Ты что делал на Земле? – не унималась Три-Семь.

– Работал на плотине. В районе Сибирских Увалов, у верховья Надыма.

– Ух ты! А зачем?

– Чтобы остановить море. Оно наступает на равнину.

– Я слышала, – отпихнув лизунью, важно объявила всезнайка Три-Пять, – потоп устроили сириане. Вот сволочи!

– Сургут, ты видел сириан?

– Их никто не видел. – Робот закрыл приборный блок. – Слезайте, я буду проверять мотор.

Сигнал госпожи уже пару минут бился в его антенны, но робот решил игнорировать вызов, пока не покончит с делом. Вряд ли у неё что-то срочное.

Хозяйка быстро привыкла, что в питомнике есть безотказный работник с группой подчинённых киберов, которым можно поручить любое дело. Она крупно сэкономила на персонале, согласившись испытывать в хозяйстве брянский робо-комплект для строительства, охраны и ремонта.

– Ну пожа-а-алуйста, тут так удо-о-обно!

– Брысь.

Сгоняя овечек с движка, он вёл диалог по радио.

Так и есть, очередная чепуха. Детка Сто Пять ушла гулять и позабыла про обед. Сургут прикинул, кто из его служак может пойти в розыск. Жаль, с ними нет надёжной связи. Разве что завыть?

Он просчитал, какая мощность звука понадобится, чтобы покрыть питомник от околицы до околицы. Слишком громко, это беспорядок. «Не режим, – скажет хозяйка. – Роботы ревут средь бела дня, как скалозубы ночью. Ягнята пугаются». И напишет рекламацию на БМЗ.

– Ладно, сидите. Я должен уйти по делу. Вас отсюда вожатая стащит.

– Ты что – в уборную? – спросив, Три-Два закатилась от хохота. – Овцы, слыхали – он пошёл в сортир! во, веселуха!

– Да чхать мне на вожачку, – вопила вслед Три-Пять. – Я сама большая!

Оставшись совсем без надзора, они завели хозяйкину любимую:

Ах, дело не шутка, ведь наша малютка,

Бо-пип, потеряла овечек!

Пускай попасутся – и сами вернутся,

И хвостики с ними, конечно!

Потом им на глаза попал служака, и они состязались – кто попадёт в него плевком. В глубине души они считали, что киберы – колёсные, гусеничные и с ножками, – не железки, а какие-то необычайные звери, которые пьют электричество и едят смазку.

* * *

Работа в таёжных условиях дала Сургуту большой опыт ориентирования на пересечённой местности. По сравнению с Тюменским краем здешние пологие холмы с их убогой растительностью были всё равно, что гладь высохшего соляного озера. Любой пешеход виден до горизонта.

Он оцифровал все примятости трав, вычислил след и прямиком вышел на блужавую овечку, спрятавшуюся в гуще перистых стеблей.

– Сто Пятая? – спросил он, больше для порядка. На шее бирка с номером 105 и символом питомника.

Загорелое существо в шортах медленно, нехотя встало, стряхнуло соринки с колен и живота. Сургут убедился, что обнаружил именно Сто Пятую: спереди на левой голени – молочно-белое пятно в виде разомкнутого кольца, сильно выделявшееся на коже. Более щуплая, чем ярки, она только начала приобретать девичьи формы.

– Я тебе не овца без имени, – бросила детишка, исподлобья глядя на латника цвета хаки. Желтовато-коричневые глаза её смотрели настороженно. Чтобы занять бесполезные руки, она стала тихонько теребить свою косу, свисавшую с бритой головы до ключицы.

– Как же тебя следует называть? – осведомился робот. Овцам разрешается самим выбирать имя, но в документы его вносят с первым ягнёнком или при поступлении на службу.

– Найда. Потому что меня нашли.

– Сведения другие. Тебя произвела здешняя матка, Скинни Гук.

– Меня нашли, – настаивала детка, начиная злиться. – Я сосала Скинни Гук, но она не моя матка. Я её даже не помню.

– Это естественно. Скинни Гук теперь где-то служит.

– Меня подобрали. И сдали сюда, – упрямо твердила детишка.

– Так не бывает.

– Бывает! Если хозяева купят ребёночка!

– Они используют только стандартный материал из центра.

– А я – нестандартная! У меня песь на ноге! Я настоящая, от человечьей женщины. – Сто Пятая даже кулаки сжала, а глаза её заблестели.

– Ты это выдумала, – поставил диагноз Сургут. Он достаточно общался с людьми, чтобы делать подобные выводы. – Пойдём. Тебя ищет хозяйка.

Помотав головой, Сто Пятая попятилась.

– Ты пропустила обед.

– Ерунда, я поела. Поймала игольника.

– Ты его съела сырым? Это вредно. Можно отравиться. Ты хорошо себя чувствуешь?

– Лучше всех! Я что, дура? Я его зарезала, – детка вынула из кармана шортов перочинный ножик, – а потом зажарила. Развела костёр.

– Это твой нож или чей-нибудь?

– Тебе какое дело? Мой!

– Красть и врать – плохие привычки. Ты говоришь одни выдумки. За время твоего отсутствия нельзя было поймать и зажарить игольника.

– Нет, можно!

– Или мы идём в питомник вместе, или я тебя понесу.

Робот приближался. Сто Пятая отступала всё дальше.

– Отвяжись от меня, железяка!

Детишка собралась рвануться наутёк; робот заметил это по её напряжению и дыханию.

– Я тебя догоню. Я бегаю быстрее.

Сургут приготовился схватить детку, но в этот миг произошло нечто, напрочь изменившее его планы.

Исчезла связь.

До сего момента Сургут постоянно принимал радио на нескольких частотах. Внезапно эфир замолчал, словно разом отключились передатчики.

Что это может означать, робот прекрасно знал. Общий отказ радиосвязи входил в ту часть его обучения, о которой хозяйка не подозревала. Тактически дни прохождения – идеальное время быстрой высадки; час или два сплошного молчания всегда можно объяснить помехами двух солнц. А после выясняется, что Прима и Секунда ни при чём.

Он тотчас исключил из плана ловлю и доставку детки в питомник. Некогда с ней возиться; появилась более приоритетная задача.

Однако, она – ценное имущество. Сургут мгновенно рассчитал возможности для Сто Пятой. Детка может уцелеть, если укроется. Ей опасно оставаться на открытом месте.

– Сириане, – произнёс он, подняв глаза к небу, потом указал на заросли у речушки и быстро проговорил: – Беги туда, прячься в тени, лежи лицом вниз, закрыв руками голову. Или залезь в воду – так, чтобы на тебя падала тень.