– Нет. Но мне хочется, чтобы ты честно призналась мне, что ты думаешь о квартире. И о Магде. – Он улыбнулся, когда Эми радостно подпрыгнула. – Смотри, она опять хочет поскакать по кочкам! – Он покатил коляску легкими толчками. – Я буду честным, Мэг. Я знаю, что тебе хорошо здесь с детьми. Боюсь, что ты захочешь остаться.

– Здесь для меня нет места. Ты это знаешь.

– Да, но… А ты хочешь остаться?

– Ну… а ты? Я думала, у нас все идет отлично. То есть так же хорошо, как тогда на Артемии. И нам не нужна бабушка, чтобы… чтобы учить нас, как себя вести!

Он засмеялся в ответ. Они вернулись к кочкам, и Эми ликующе зауакала. Он сказал:

– Лучше я поеду за детьми. Уже половина четвертого. – Они свернули на Рыбную улицу. Он продолжал: – Здесь чудесно, Мэг. Но это и в самом деле место не для меня. А потом, в Лондоне меня ждет работа. Не могу же я остаться тут на неопределенный срок.

Она коснулась его руки.

– Я тоже, – сказала она.

Но он-то знал, что Миранда так не думает. Миранда была умна. И хитра. И так близка к Мэг, как никто. Хотел бы он знать, что она задумала. Он узнал это на следующий день.

Алекс сходил с ума от радости весь вечер. Он уже наверняка получил место в колледже Труро, и Зеч отправлялся вместе с ним. Наутро с почтой пришел список необходимых школьных принадлежностей, одежды и спортивного инвентаря. Выглядел список весьма внушительно.

– Мама должна приехать домой, чтобы купить мне все это! – задиристо объявил Алекс.

– Или Питер. – Кэти просмотрела список с поистине материнской заботливостью. – Питер даже больше бы пригодился. В экипировке для регби он явно понимает лучше.

Чарльз поднялся и утер мордочку Эми. Миранда и в самом деле очень умна. И хитра. Теперь Чарльз знал наверняка, что, как только он покинет Кил, сюда заявится Питер. Пока Кэти продолжала рассуждать, он совершенно явственно понял, что если бы не встретил Мэг в аэропорту Хитроу, то Питер непременно был бы здесь.

Он сказал:

– И все же школу никто не отменял, старики. Пора вам собираться.

– Я что, не могу остаться дома и отметить это дело? – спросил Алекс. – Вот был бы па здесь, он обязательно разрешил бы мне остаться сегодня дома.

– Вот уж не думаю.

Чарльз улыбался вполне дружелюбно, но все трое ребятишек немедленно отправились наверх за одеждой. Алекс громко заявил:

– Вероятно, у них нет подобных школ, в их Венгрии. А Кэти отозвалась:

– Питер ни за что не разрешил бы тебе остаться, Алекс. Ты бы помешал ему рисовать!

Чарльз вышел, чтобы завести машину. Хотелось бы ему знать, где сейчас притаился Питер Сноу. И наставляет ли его Миранда. И как. Он подождал ребят в машине. Это было совсем как тогда, когда он прятался в кладовке на лестничной площадке. Но он не мог преодолеть себя.

На следующий день он уехал. Ему в любом случае надо было ехать – позвонил Трэдлс, спрашивал о цвете для иллюстраций Мэг. Насколько он помнил, с цветом все было в порядке. Он ни о чем не стал говорить Мэг. Только что перед обедом он уезжает, но Билли Мейджер обещал забрать детей из школы.

Он отчаянно – безнадежно – старался говорить беспечно.

– К концу недели от тебя останутся только глаза, Мэг. Почему бы тебе не позвонить в заведение этой мисс Пак и не потребовать, чтобы Миранда возвращалась домой?

– Посмотрим. – Она ободрительно пожала ему руку. – Не беспокойся о нас, пожалуйста, Чарльз. Уладь там все – всю эту неразбериху – и поскорее возвращайся сюда.

Он обвел глазами большую кухню, размышляя, знает ли она, что Питер Сноу только и дожидается его отъезда.

Л вслух сказал:

– Ты так думаешь? Ты правда хочешь, чтобы я вернулся?

Она так искренне изумилась, что он понял, как беспочвенны его подозрения.

Он быстро поднялся, не дожидаясь ее ответа:

– А знаешь, эта кухня напоминает мне нашу на Артемии.

Она довольно улыбнулась.

– Я понимаю. Кухня Евы.

– Да. – Он поднял чемодан. Вот почему она была так счастлива на Артемии: там все напоминало ей Кил и «Рыбный домик». Она была существом преданным.

Он предупредил:

– Не выходи – ветер страшный. Еще Эми простудится. – Он дружески приобнял ее и повернулся к двери.

– Послушай, Мэг… – Он нахмурился, пытаясь, чтобы слова звучали помягче. – Если что-нибудь случится… То есть если тебе захочется чего-нибудь иного… в будущем… пожалуйста, помни о том, что наш союз – всего лишь брак по расчету. Он не должен стоять у тебя на пути.

Она, совсем растерявшись, уставилась на него.

– Эми сказала, что это брак по дружбе.

– Моя дорогая Мэг… – Он тяжело сглотнул. – Мы могли бы оставаться друзьями и безо всякого брака. – Он распахнул дверь, волоча за собой чемодан. – Просто запомни то, что я сказал. Не чувствуй себя со мной связанной. Или виноватой. Или ответственной. – Он натянуто засмеялся. – Будь счастлива. – И он решительно закрыл за собой дверь.

Питер наблюдал его отъезд из окна мансарды. Он заметил и лондонский костюм, и багаж на заднем сиденье. Он закрыл глаза и постарался дышать ровнее. Потом он слишком быстро вскочил на ноги и ударился головой о притолоку – как он ударялся все прежние годы. Это показалось ему хорошим предзнаменованием. Может быть, и балка была прежней. Он погладил вскочившую шишку и стал медленно спускаться вниз, неся свою боль к Мэг, как ребенок, идущий просить прощения.

Она оторвала Эми от ее игрушек и, взяв ее на руки, опустилась на колени, чувствуя себя как лодочка, которую несет по воле ветра и волн. Подозрение, что Чарльзу надоело заниматься домашним хозяйством, приглядывать за чужой семьей, быстро переросло в убеждение. Ее ужаснуло, с какой доверчивостью она воспринимала его поддержку и преданность. Ведь он не святой; он был женат и не обязан хранить верность Мэг, хотя она и думала, что может ему дать что-то – заполнить пустоту в его жизни. И все это куда-то уплывало…

Она уткнулась лицом в нежную ямку между шейкой и плечиком Эми и тихонько застонала. Какого черта она чувствовала себя такой довольной на Артемии и особенно здесь, сейчас? И здесь все было напутано и испорчено, и никто не мог ничего решить.

Эми, хрюкнув, потянулась, как и всегда, к носу. Нашла его и захрюкала еще радостнее. Зареванная, с мокрыми глазами, Мэг тоже засмеялась и поднялась, чтобы отнести дочку наверх, для утреннего сна. Начинался бесконечный день; она напомнила себе, сколько всего необходимо переделать – и прежде всего смыть соль с наружных стекол, – но после отъезда Чарльза руки у нее опускались. Она так и стояла с Эми на руках, пока та засовывала в сморщенный ротик большой палец ноги, затем опустила ее в кроватку и принялась слоняться по дому как потерянная. Она заставила себя заняться обедом и как раз чистила овощи над раковиной, когда заявился Питер. Сначала кто-то поскребся у двери, ведущей во двор, потом она приоткрылась, и на пороге – невероятно! – возник он.

Она так и. застыла: морковка в одной руке, нож в другой, рот открыт от изумления. Она не видела его уже почти полтора года, и он, несомненно, изменился за эти месяцы; но последние недели изменили его еще сильнее. Он страшно исхудал, борода его была немытой и нечесаной, а волосы скатались в крысиные хвостики, падающие на плечи. Она воскликнула:

– Питер! – А потом, бросив морковку и ножик и автоматически вытерев руки о передник, произнесла: – Дорогой мой. Ты болен.

Он и без того не знал, что сказать, а она, со своим обычным сочувствием, совсем лишила его мужества. Он изо всех сил закачал головой.

– Я не болен. Я страдаю. Единственное, что я могу, это рисовать. Это похоже на ту детскую игру, о которой ты мне рассказывала. Я должен был рисовать, чтобы найти подтверждение. Ответ. Какой-то путь, чтобы… начать, собственно, новую жизнь.

– Ах, мой дорогой, – повторила она, совершенно измученная. Она подвинула ему стул. – Иди. Сядь тут. Разреши… – Она ловко стянула с него негнущуюся куртку из ослиной шкуры и проводила его к стулу.

Он не мог унять дрожь. Куртка была пропитана водой. Значит, шел дождь? Он благодарно потянулся к теплу.