Приехав домой, засела в библиотеке. Я стала часто сюда ходить в отсутствии мужа. Здесь была своя атмосфера. Я чувствовала покой и умиротворение. Опять читала поэзию серебряного века.

Одной тебе, тебе одной,

Любви и счастия царице,

Тебе прекрасной, молодой

Все жизни лучшие страницы!

Ни верный друг, ни брат, ни мать

Не знают друга, брата, сына,

Одна лишь можешь ты понять

Души неясную кручину.

Ты, ты одна, о, страсть моя,

Моя любовь, моя царица!

Во тьме ночной душа твоя

Блестит, как дальняя зарница.

Это Александр блок. Я поглаживала страницы сборника. Сборник был старый. 1911 года издания. Меня позвали на ужин. Но аппетита не было. Я сказала, что не хочу. Попросила принести только воды. А когда вечером готовилась ко сну, почувствовала тошноту. Еле добежала до унитаза. Меня вырвало. Когда рвотные спазмы прошли, умылась. Что это было? Я вроде ничего не ела. Или… Я прислушивалась к себе. Неужели я беременна? Или нет? Спала плохо. Мне приснился тот давний кошмар про рыбу-меч. Как-будто я вновь в море, а она кружит вокруг меня, а потом развернувшись, устремляется ко мне, чтобы проткнуть меня своим острым и длинным носом. Проснулась в холодном поту. Кое как дождалась утра. Была вся разбитая, уставшая. Утром меня опять стошнило. Да что ты будешь делать? От завтрака отказалась. Сама мысль о еде вызывала у меня спазмы. Свекровь внимательно на меня посмотрела.

— Аврора, девочка моя, с тобой всё нормально? Ты бледная какая-то. Ничего не ешь.

— Что-то мне не здоровится, мама.

— Оставайся дома. Никуда не езди. Может мне врача вызвать?

— Нет, не надо. Я просто полежу и всё. Это, наверное, нервное. Я очень за Глеба переживаю. Мне ночью даже кошмар приснился.

— Аврора, с Глебом всё будет хорошо. Тебе надо успокоится. И верить в лучшее.

— Конечно. Всё будет хорошо.

Днём съездила в аптеку. Купила пару тестов на беременность. Потом долго не решалась проверить. Уходила в свою комнату и ложилась в постель. Даже забылась каким-то коротким и тревожным сном. Наконец, всё же решилась. Даже дышать перестала. Две полоски. Я выдохнула, закрыла глаза и привалилась к стене спиной. Слёзы сами побежали у меня. На всякий случай сделала ещё один тест. Он тоже показал две полоски. Сидела и ревела, как последняя дура. Кое как успокоилась. Привела себя в порядок. Хотела позвонить мужу и рассказать ему всё. Но в последний момент остановилась. Не надо сейчас ему лишние переживания. Скажу ему, когда он вернётся. Я знаю, он обрадуется. Мы ведь оба с ним этого хотим. Решила всё же рассказать свекрови. Обрадовать её. Она была в холле. С ней был дядя Коля. И Дарья Дмитриевна плакала. У меня сразу перехватило дыхание.

— Мама, что случилось? Почему Вы плачете? Что-то с Глебом?

— Нет, Аврора. С Глебом всё хорошо. Но, у нас всё равно горе. Рене умер.

Это, конечно плохо, но я вздохнула облегчённо. Я плохо знала Рене. Наверное, поэтому не испытала каких-то сильных чувств о его смерти.

— Мне очень жаль, мама. Но теперь Ксюше не нужно выходить замуж?

— Нет. Брачный контракт аннулирован по независящим от нас причинам. — Это сказал мне дядя Коля.

— А Ксюша знает? — спросила я. Свекровь отрицательно покачала головой.

— Ксюша не знает. Но дело в том, что её увезли в клинику. Она рожает, Аврора.

— Рожает?

— Да. Я сейчас поеду к ней туда.

— Можно я с Вами?

— Можно. Поехали.

Решила пока ничего не говорить Дарье Дмитриевне. На сегодня и так довольно новостей.

Глеб

Когда летели в самолёте, спросил Стива:

— Ты что там за вундервафлю с собой захватил?

— Ремингтон 700. По сути снайперская винтовка, только гражданский вариант.

— Американская? С оптикой?

— Да, американская. Штатный прицел «бушнель». Калибр 7,62 на 51 НАТО. Очень хороший карабин. Ходовой. Простой, как молоток и надёжный.

— Да, Стив, тебе бы только пострелять.

— Что делать, люблю я это.

Прилетели ночью на место. Оттуда сразу в гостиницу. Утром были уже в офисе. Там меня ждал неприятный сюрприз. Управляющий оказался в больнице в тяжёлом состоянии. Его сбила машина. Виновный скрылся. Но машину вскоре нашли. Она была брошена. Её владелец за пару часов до наезда обратился в полицию с заявлением об угоне. Назначил одного из аудиторов временно исполняющем обязанности управляющего. Оставил здесь команду разбираться. Сам с тремя людьми Стива и аудитором отправились дальше. Нужно было посетить прииск. Вообще у меня их было несколько. Но этот был самым крупным. Полетели на вертолёте, так как туда летом можно было добраться либо по воздуху, либо на лошадях.

Смотрел в иллюминатор. За бортом раскинулось бескрайнее море тайги.

— Красиво, да? — Спросил меня Стив, глядя вместе со мной в круглое окошко.

— Красиво.

Летели уже часа полтора. Смотрел на сопки, густо заросшие деревьями. Начали снижаться. Снизились так, что до проходили в ста-ста пятидесяти метрах над сопками.

— Скоро прииск. — Пояснил Стив на мой немой вопрос.

Сами выстрелы мы не слышали из-за гула двигателя. Резко послышались звуки ударов по корпусу вертолёта. Тут же стали появляться пробоины в корпусе. На меня плеснуло кровью. Услышал, как Стив закричал пилоту, чтобы он уходил вправо. Вертолёт затрясло. Словно в замедленной съемке увидел одного из охранников. Он лежал на полу со снесённой на половину головой. Потянуло гарью. Вертолёт терял высоту и скорость.

— Горим. — Закричал кто-то. Звук работающего двигателя изменился, с ровного рокота перешёл в надрывный визг, бивший по ушам.

— Глеб, — кричал мне Стив, — Приготовься, сейчас удар будет. Жесткая посадка. Уроды, блядь! Суки, порву…

Потом все опрокинулось вверх тормашками. Меня бросило на противоположную сторону. В последний момент услышал скрежет сминаемого металла. Удар и темнота…

Ксения

Боже, как я устала. Эта изматывающая боль. Доченька что же ты всё никак родиться не можешь?

— У неё силы на исходе. — Услышала чей-то голос. — Стимуляцию!

Смотрела вверх. Видела глаза мамы. Всё остальное её лицо было скрыто медицинской маской.

— Доченька, соберись. — Слышала её ласковый голос. — Маленькой нужно родиться. Давай, моя хорошая. Мы все тебя очень любим. Мы все здесь собрались. Они там в коридоре. Володя, Аврора, Вадим приехал и Николай.

— Глеб? — Прошептала я.

— Он сейчас далеко. На вертолёте летит. Мы его должны обрадовать, что у него родилась племянница. Давай, солнышко моё.

Схватки усилились.

— Ксения тужься. — Это врач. — Давай, Ксюша. Ты можешь!

С надрывом замычала, пока из меня не вырвался крик. Крик боли и отчаяния, а ещё надежды.

— Мамочка!!!

— Всё хорошо, — Отдаленно слышала тот же мужской голос. — Ребёнок пошел. Головка показалась. Ксения не останавливайся, ещё немного.

Боль, напряжение казалось достигли высшей точки и вдруг всё кончилось. Словно кто-то выключил рубильник. Ничего не чувствовала. Голоса, звуки словно сквозь вату и становились всё тише и глуше. Но в последний момент услышала плач младенца… Всё, я уже больше не могу. В угасающем сознании видела только глаза мамы… Свет, мягкий, теплый и Глеб. Он стоял и улыбался мне. Хотела позвать его, но не могла произнести ни слова. Он тоже молчал. Только улыбался. Потом пальцами обеих рук изобразил фигуру в виде сердца. Прикоснулся к своей груди и потом указал на меня.

«Я тебя тоже люблю, братик мой»…

Глеб

В какой-то момент стал осознавать себя. Я жив? Откуда-то из далека, словно сквозь толщу воды слышал чей-то голос. Сначала ничего разобрать не мог, потом голос стал громче. Стал различать, что говорят.

— Глеб, Глеб, очнись, братишка. Давай, приходи в себя. — Почувствовал, как что-то прохладное и мокрое течёт по моему лицу. И тут же тело взорвалось болью. Стон вырвался непроизвольно. — Глеб! Глаза открой.