И Бог сказал: «Мой дорогой Арджуна, я был счастлив явить тебе эту вселенскую форму, высшую форму материального мира. До тебя никто и никогда не созерцал эту изначальную форму, беспредельную и полную ослепительного сияния. …Ты пришел в смятение и изумление при виде меня в этом ужасающем облике. Покончим с этим. Мой бхакта, забудь же все страхи и с миром на душе наблюдай тот образ, который ты желаешь увидеть».
Сказав так Арджуне, Кришна снова принял благолепное обличье и успокоил пришедшего в ужас Пандава.[337]
Ученик был благословен в форме видения, которое не поддавалось осмыслению в рамках обыденной человеческой судьбы и было равносильным мимолетному взгляду на сущностную природу космоса. Ему была открыта не его собственная судьба, а судьба всего человечества, жизни в целом, ему открылись атом и все солнечные системы; причем на языке, доступном его человеческому пониманию, то есть в антропоморфном видении – Космического Человека.
Точно такая же инициация могла бы осуществиться и во внушительном образе Космического Коня, Космического Орла, Космического Дерева или Космического Богомола.
Ом! Поистине, утренняя заря – это голова жертвенного коня
солнце – его глаз,
ветер – его дыхание,
его раскрытая пасть – это огонь Вайшванара;
год – это тело жертвенного коня,
небо – его спина,
воздушное пространство – его брюхо,
земля – его пах,
страны света – его бока,
промежуточные стороны – его ребра,
времена года – его члены,
месяцы и половины месяца – его сочленения,
дни и ночи – его ноги, звезды – его кости,
облака – его плоть;
пища в его желудке – это песок,
реки – его жилы, печень и легкие – горы,
травы и деревья – его волосы,
восходящее [солнце] – его перед,
заходящее – его задняя часть.
Когда он оскаливает пасть, сверкает молния;
когда он содрогается, гремит гром;
когда он испускает мочу, льется дождь,
голос – это его голос».
[338] Тела жизни, раздираемого плотоядным желанием,
Несущимся на яростно простертых крыльях: из глаз
Брызжет кровь; из вырваных глаз; темная кровь
Струится из опустошенных глазниц, стекая по клюву
И орошая пустынные просторы небес.
Но и тогда Великая Жизнь продолжалась; все же Великая Жизнь
Была прекрасна, и, вкусив поражение,
Космическое Дерево – это распространенный мифологический образ (в частности, Иггдрасиль, Ясень Мира из «Эдд»). Богомол – это важный символ в мифологии бушменов Южной Африки.
Кроме того, откровение, описанное в «Песне Бога», представлено на языке, соответствующем касте и расе Арджуны: Космический Человек, которого он видел, был, как и он, аристократом и индусом. Соответственно, в Палестине Космический Человек выглядел как еврей, в древней Германии – как германец; у Басуто – он негр, в Японии – японец. Раса и достоинство фигуры, символизирующей имманентное и трансцендентное Универсальное, имеет историческое, а не семантическое значение; то же самое относится и к полу Космическая Женщина, которая появляется в иконографии джайнизма,[340] – это такой же выразительный символ, как и Космический Мужчина.
Ил. 52. Космическая богиня-львица держит солнце (лист манускрипта). Индия, XVIII в. н. э.
Ил. 53. Космическая женщина Джайнов (гуашь, ткань). Индия, XVIII в. н. э.
Символы – это всего лишь средство передачи мысли; было бы ошибкой отождествлять их с тем, что они в конечном счете выражают, то есть с их содержанием. Какими бы привлекательными или впечатляющими они ни казались, они остаются всего лишь средством, которое адекватно приспособлено к уровню восприятия тех, к кому обращены. Поэтому личность или личности Бога – представлены ли они в образе троицы, пары или одного бога, в политеизме, монотеизме или генотеизме, образно или словесно, как документально подтверждаемый факт или как апокалипсическое видение – никто не должен пытаться объяснять или интерпретировать их как предмет или явление материального мира. Проблема теолога заключается в том, чтобы сохранить свой символ «полупрозрачным», так чтобы он не загораживал собой тот самый свет, который должен сквозь него пролиться. «Ибо только тогда мы истинно познаем Бога, – пишет св. Фома Аквинский, – когда верим в то, что Он намного превосходит все то, что человек может когда-либо помыслить о Боге».[341] И в «Упанишадах» сказано в том же духе: «Знать – значит не знать; не знать – значит знать».[342] Ошибочно отождествлять средство постижения с сутью постигаемого может привести не только к пустой трате чернил, но и к непоправимому и непростительному кровопролитию.
Далее необходимо отметить, что свидетелями преображения Иисуса были его ученики, которые уже смогли обуздать свои желания, это были люди, которые уже давно отреклись от «жизни», «собственного удела» и «судьбы», полностью посвятив себя Учителю. «Ни благодаря Ведам, ни в результате покаяния, ни раздавая милости, ни принося жертвоприношения нельзя Меня увидеть в том образе, в котором только что ты видел Меня, – сказал Кришна после того, как принял свой обычный образ, – а лишь благодаря приверженности Мне можно видеть Меня в этом облике, истинно осознать и войти в Меня. Тот, кто выполняет Мою работу и видит во Мне Высшую Цель, кто предан Мне и не питает ненависти ни к одному созданью – тот приходит ко Мне».[343] Слова Иисуса более кратко излагают ту же мысль: «Кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее».[344]
Смысл этого послания очевиден; в нем сформулирована сущность всех религиозных практик. Индивид с помощью продолжительной психологической подготовки полностью разрывает всякую связь со своими личностными ограничениями, особенностями, надеждами и страхами, больше не противится саморазрушению, благодаря которому возможно возрождение для постижения истины, и таким образом, наконец оказывается готов прийти к великому смирению. Полностью исчезают его собственные амбиции, он больше не стремится к обыденной жизни, а с готовностью принимает все, что может в нем произойти; то есть он обретает анонимность. Закон живет в нем с его искреннего согласия.
Есть много персонажей, особенно в области социального устройства и мифов Востока, в которых воплощается это предельное состояние анонимного присутствия. Это – мудрецы-отшельники в рощах и странствующие монахи, которые играют заметную роль в жизни и легендах Востока; в мифе это такие образы, как Вечный жид (презираемый, непонятый и все же с драгоценной жемчужиной в своем кармане); нищий оборванец, которого преследуют собаки; чудесный странствующий бард, чья музыка утешает сердце; или же выдающий себя за другого бог – Вотан, Виракоча, Эдшу.
