Ты так властна и мощь твоя такая,
Что было бы стремить без крыл полет —
Ждать милости, к тебе не прибегая.
Не только тем, кто просит, подает
Твоя забота помощь и спасенье,
Но просьбы исполняет наперед.
Ты – состраданье, ты – благоволенье,
Ты – всяческая щедрость, ты одна —
Всех совершенств душевных совмещенье.
[91] В этом образе воплощается благосклонная к нам, оберегающая сила судьбы. Этот образ сулит нам, что блаженство Рая, впервые познанное нами в утробе матери, не будет утеряно; что оно питает настоящее и присутствует как в будущем, так и в прошлом (есть и омега, и альфа); что всемогущество лишь кажется утраченным, когда мы преодолеваем жизненные пороги и пробуждаемся к жизни – оберегающая сила всегда и при любых обстоятельствах присутствует в глубине сердца, внутренне присуща всем этим незнакомым явлениям мира или непосредственно в них воплощается. Нужно только знать и верить, и вечные ангелы-хранители явятся нам. Ответив на зов и продолжая смело следовать за ним в любых обстоятельствах, герой обнаруживает, как все силы бессознательного приходят ему на помощь. Сама Мать Природа помогает выполнить великую миссию. И насколько свершение героя совпадает с тем, к чему готово само общество, настолько он представляется несущимся на гребне огромной волны исторического процесса. «Меня влечет к себе неведомая цель, – заявил Наполеон в начале Русской кампании. – Как только я приду к ней, как только я стану не нужен, атома будет достаточно, чтобы сокрушить меня. Но до того момента все силы человечества не смогут помешать мне».[92]
Ил. 15. Виргилий ведет Данте (чернила, пергамент). Италия, XIV в. н. э.
Нередко сверхъестественный помощник является в мужском образе. В сказке это может быть лесовичок, чародей, отшельник, пастух или кузнец, дающий амулет или совет, которые потребуются герою. Более высокоразвитые мифологии представляют в этой роли возвышенный образ наставника, учителя, паромщика, проводника душ в потусторонний мир. В классическом мифе – это Гермес (Меркурий); в египетском – как правило, Тот (бог-ибис, бог-бабуин); в христианском – Святой Дух.[93] У Гете в «Фаусте» проводник – это мужчина в образе Мефистофеля; и нередко в мифе подчеркивается, как опасна эта «деятельная» фигура; ибо Мефистофель завлекает невинные души в царство искушения. В изложении Данте эту роль играет Вергилий, а затем Беатриче у порога Рая. Дающий защиту и излучающий опасность, материнский и отцовский одновременно, этот сверхъестественный источник покровительства и руководства объединяет в себе всю неопределенность бессознательного, и это значит, что сознательная часть нашей личности поддерживается этой другой мощной системой, но при этом проводник, за которым мы следуем с риском для всех наших рациональных представлений, непостижим для осмысления с их помощью.
Вот сон, в котором явно прослеживается взаимосвязь этих составляющих нашего сознания: «Мне приснилось, что я пришел на улицу Красных фонарей и вошел к одной из проституток. Как только я зашел в комнату, она превратилась в мужчину, который лежал, полуодетый, на кушетке и спросил меня: “Тебя не смущает, что я теперь мужчина?” Это был уже пожилой мужчина с седыми висками. Он был похож на главного лесника, с которым дружил мой отец».[94] Все сновидения, как отмечает Штекель, имеют бисексуальный оттенок. Где бисексуальность не прослеживается явно, она угадывается в латентном контексте сновидения.[95]
Обычно герой, которому является такой помощник, – это один из тех, кто откликнулся на зов. Фактически, зов – первая весть о приближении жреца, который проведет обряд инициации. Но даже если человек стал косным и невосприимчивым и ему тоже может явиться такой сверхъестественный заступник; ибо как мы видели: «Аллах милостив и милосерден».
Совершенно случайно в древней заброшенной башне, где спал Камар-аз-Заман, персидский принц, оказался старый римский колодец,[96] в котором жила ифритка из племени Иблиса Проклятого, по имени Маймуна, дочь Аль-Димирайята, царя джиннов.
Сравним Маймуну и лягушонка из сказки. В домагометанской Аравии джиннами и ифритами называли демонов, которые обитали в пустынных и диких местах. Они были волосатые и уродливые или являлись в образе животных, иногда – страусов или змей – для обычных людей они были очень опасны. Пророк Магомет признавал существование этих языческих духов[97] и включил их в магометанскую систему, которая признает три сотворенных Аллахом воплощения разума: ангелы, сотканные из света, джинны, созданные из чистого огня, и человек – из праха земного. Магометанские джинны способны по своему желанию принимать любое обличье, но не плотнее сущности огня и дыма, таким образом они могут делать себя видимыми для смертных. Существуют три категории джиннов: небесные, земные и подводные. Есть поверье, что многие из них приняли истинную веру, и они считаются добрыми; остальные из них – злые. Эти живут и действуют вместе с падшими ангелами, главой которых является Иблис («Отчаявшийся»).
Прошла первая треть ночи, и Камар-аз-Заман все спал. В это время Маймуна решила выбраться из колодца, намереваясь подняться к небесному своду, чтобы тайком подслушать речи ангелов, но когда она поднялась к краям колодца, то, против обыкновения, заметила свет в башне. Удивившись, она поднялась выше и выбралась из колодца и тогда она увидела ложе, а на нем фигуру человека с восковой свечой, горящей в изголовье, и фонарем в ногах. Она сложила свои крылья, подошла к кровати и, стянув покрывало, увидела лицо Камар-аз-Замана. Целый час она простояла без движенья в восхищении и изумлении «Хвала Аллаху, – воскликнула она, придя в себя, – Господу миров, милостивому, милосердному», – ибо она была правоверным джинном.
Затем она поклялась себе, что не причинит Камар-аз-Заману никакого вреда и испугалась, как бы его, отдыхающего в этом заброшенном месте, не убил кто-либо из ее родственников, маридов. Склонясь над ним, она поцеловала его меж глаз и накрыла его лицо покрывалом, спустя некоторое время она расправила крылья, взмыла в воздух и полетела вверх, пока не приблизилась к самому нижнему из небес.
И случаю или судьбе было угодно, что парящая в воздухе Маймуна вдруг услышала рядом с собой громкое трепетание крыльев. Полетев на звук, она поняла, что он доносится от ифрита по имени Дахнаш. И она спикировала на него, как ястреб-перепелятник. Когда Дахнаш увидел ее и признал в ней дочь царя джиннов, Маймуну, то ужасно испугался, его бока задрожали и он стал умолять ее о пощаде. Но она велела ему отвечать, откуда он явился в эту пору ночи. Он ответил, что возвращается с островов Внутреннего Моря земли китайской, владений царя Газра, Владыки Островов и Морей и Семи Дворцов.
«Там, – сказал он, – я видел его дочь, красивее которой в отпущенное ей время не сотворил Аллах». И он пустился восхвалять принцессу Будур.
Ее нос, – сказал он, – как лезвие блестящего клинка, а щеки, как пурпурное вино или кроваво-красные анемоны, ее губы подобны кораллу и сиянью сердолика, а вкус ее уст слаще старого вина, он может погасить боль адского огня. Ее речи движимы мудростью великой и остроумны, ее грудь – искушение для всех, кто видит ее (слава Ему, придавшему ей форму и доведшему до совершенства); ко всему этому прибавь две руки, гладкие и округлые, как сказал о ней поэт:
«Ее запястия и без браслетов
Сияют серебром из рукавов».
