— Именно, — подтвердил он, и в его голосе появилась новая нота — уважение. — Синаптик открыто признает влияние ведантической философии. Только он переводит эти метафоры на язык современной нейронауки и квантовой физики. Там, где древние говорили о "единстве в многообразии", он говорит о "квантовой запутанности сознания".

Внезапно Декарт сделал жест, которого сам от себя не ожидал — он протянул руку к своему нейрофону и активировал расширенный протокол синхронизации.

— Хотите прочитать вместе? — предложил он, и это простое предложение для него было равносильно открытию границы своего тщательно охраняемого интеллектуального пространства. — Так будет... эффективнее.

Аврора на мгновение заколебалась. Синхронизация сознаний была обычной практикой в Нейрограде, но не с кем попало. Это создавало ментальную близость, пусть временную и контролируемую, но всё же достаточно интимную, чтобы большинство людей относились к ней с осторожностью. Исключением являлись только массовые праздники, или иные традиционные события.

— Да, — наконец кивнула она, активируя собственный нейрофон. — Спасибо.

Декарт настроил параметры синхронизации — не слишком глубокую, чтобы сохранить приватность базовых ментальных структур, но достаточную для совместного восприятия текста. Когда их сознания соединились через цифровой интерфейс, он ощутил странное чувство — как будто что-то щелкнуло, встало на место. Аврорино восприятие было необычайно четким, структурированным, без обычной для большинства студентов ментальной "рябы" из обрывков мыслей и эмоций.

"Интересно," — отметил он про себя, оставляя эту мысль за пределами синхронизированного канала.

Они погрузились в текст Синаптика, перемещаясь между главами, останавливаясь на ключевых концепциях. Декарт обнаружил, что объяснять определенные идеи ей было на удивление легко — словно её сознание резонировало с философскими построениями Синаптика на той же частоте, что и его собственное.

— Вот этот фрагмент о палимпсесте сознания, — указал он на участок текста, подсвечивая его в их общем ментальном поле, — ключевой для понимания всей концепции. Сознание накладывается слоями, как древние пергаменты, где новые записи делались поверх старых, не полностью стирая их.

— И поэтому наши майя персоны — тоже своего рода палимпсест? — спросила Аврора, и её голос в синхронизированном пространстве звучал увереннее, глубже. — Новый слой над базовым сознанием?

— Точно, — подтвердил Декарт, и в его ментальном отклике промелькнуло нечто похожее на удовлетворение от найденного понимания. — Только большинство не осознаёт этого процесса. Они принимают оболочку за суть, интерфейс за содержание.

Они продолжали двигаться по тексту, и с каждой минутой между ними возникала более глубокая синхронность. Их умы, соприкасаясь в цифровом пространстве, образовывали временную симфонию понимания. Иногда Аврора останавливалась, чтобы задать вопрос, и тогда Декарт разворачивал перед ней сложные концептуальные конструкции, которые в его сознании обретали форму геометрических структур, пульсирующих в ритме мысли.

Физически они сидели плечом к плечу, едва соприкасаясь, в том же уголке библиотеки — она в свете, он наполовину в тени. Но в пространстве синхронизированного сознания эта граница размывалась, становилась проницаемой. Декарт с удивлением обнаружил, что впервые за долгое время ему не хотелось свернуть контакт, вернуться в привычное одиночество.

Через определенную часть текста он почувствовал, что Аврора начинает утомляться — синхронизация требовала значительных ментальных ресурсов, особенно для новичков. Он аккуратно инициировал протокол завершения, постепенно ослабляя связь, чтобы избежать неприятного когнитивного "рывка", который часто сопровождал резкое разъединение.

Когда их сознания полностью разделились, и виртуальная реальность текста сменилась физическим присутствием в библиотеке, Декарт моргнул, возвращаясь в обычное состояние восприятия. Свет в помещении стал более приглушенным — они провели в синхронизации больше времени, чем он предполагал.

— Это было... познавательно, — произнес он, и собственный голос показался ему странно отстраненным после глубины ментального обмена.

— Да, — Аврора потерла виски, как делали многие после интенсивной синхронизации. — Теперь я действительно лучше понимаю концепцию Синаптика.

На её персоне появилась легкая улыбка, не обычная социальная маска, а отражение подлинного интеллектуального удовлетворения. Декарт неожиданно для себя обнаружил, что эта улыбка вызывает в нём странное чувство — что-то среднее между любопытством и... узнаванием? Как будто он встретил кого-то знакомого, кого давно не видел.

Вокруг них библиотека постепенно погружалась в вечерний полумрак. Цифровые билборды мерцали в темноте, как окна в другие миры. Их плечи всё ещё слегка соприкасались — незначительный физический контакт, за которым теперь стояло нечто большее: редкий мост понимания, переброшенный через пропасть одиночества, которую Декарт так долго и тщательно выстраивал вокруг себя.

Впервые за долгое время его не тяготило чужое присутствие. И это было странное, почти забытое чувство — словно пересечение невидимой границы, о существовании которой он почти забыл.

Грохот разнесся по залу с такой силой, будто само здание вздрогнуло. Двери Храма, которые не запирались уже более двухсот лет, с оглушительным треском распахнулись. В проеме застыли темные силуэты.

— Ни с места! — прозвучал искаженный неестественный голос.

В зал ворвалась группа из восьми человек в черных защитных костюмах с матовыми визорами, скрывающими лица. В руках они держали то, что Аврора узнала мгновенно — древнее огнестрельное оружие, образцы которого она видела только в историческом музее.

«Автоматическое стрелковое оружие, — пронеслось в голове Авроры. — Но где они его взяли? Такое можно найти по слухам только в Изнанке.

Оружие в Нейрограде было запрещено настолько давно, что многие горожане даже не знали, как оно выглядит.

Вера сделала шаг вперед, ее осанка оставалась безупречной, а голос — ровным:

— Я Вера, Верховный Психомодератор Нейрограда. Прошу вас опустить оружие и объяснить причину вашего вторжения.

Высокая фигура в центре группы, очевидно лидер, сделала шаг вперед:

— Мы пришли положить конец вашему контролю, — голос был искажен, но что-то в его интонациях заставило Аврору напрячься. Было в этом голосе что-то мучительно знакомое.

— Здесь нет никакого контроля, — спокойно ответила Вера. — Только поддержка эмоционального равновесия для тех, кто в этом нуждается.

— Ложь! — резко ответил лидер. — Вы держите весь город в эмоциональной клетке. Вы решаете, какие чувства допустимы, а какие — нет. Вы присвоили себе право корректировать саму человеческую натуру.

Вера сохраняла непоколебимое спокойствие:

— Мы не навязываем и не запрещаем эмоций. Мы лишь помогаем людям справляться с деструктивными эмоциональными состояниями, которые причиняют страдания им самим и окружающим. Каждый житель Нейрограда сам решает, обращаться ли к нам за помощью.

— Еще одна ложь, — прошипел лидер. — С самого детства вы формируете в гражданах зависимость от вашей так называемой «помощи». Никто даже не задумывается о том, что можно жить иначе.

София сделала шаг вперед, становясь рядом с Верой:

— Наша работа основана на научных исследованиях и собирательном опыте целых поколений. Мы знаем, что эмоциональный баланс — ключ к продуктивной, здоровой жизни.

Лидер повернулся к ней:

— Ах, София... Всегда апеллируете к науке и логике. Но ваша наука избирательна. Вы игнорируете исследования, доказывающие, что эмоции — лишь эволюционный рудимент, от которого человечество давно могло бы отказаться. Чистый разум — вот ключ к подлинному прогрессу.