Он похлопал рукой по краю фонтана рядом с собой, приглашая присесть. Между его пальцами пробежала едва заметная рябь синаптических импульсов.

— Пожалуйста, сядь. Мне нужно, чтобы ты выслушала меня. По-настоящему выслушала, без фильтра предубеждений, который они наверняка уже успели внедрить в твое сознание. Без тех искусственных барьеров восприятия, которыми Сестринство обнесло твой разум.

Аврора колебалась. Каждый инстинкт, выработанный годами обучения, кричал об опасности, о необходимости защищаться, активировать ментальные щиты, которым их учили в Сестринстве. Но этот Декарт казался таким... нормальным. Человечным. Таким, каким она его знает — блестящим, немного отстраненным, но искренним в своем стремлении к истине.

— О чем ты хочешь поговорить? — спросила она, медленно подходя, но не садясь, сохраняя дистанцию, которая давала иллюзию контроля над ситуацией.

— О том, что происходит на самом деле, — ответил Декарт, и его глаза внезапно наполнились тревогой — такой искренней, что Аврора почувствовала, как её сердце сжимается от сопереживания. — Аврора, они лгут тебе. Психомодераторы, Сестринство, все они. Они не защищают людей — они контролируют их.

В его голосе звучала та же страстная убежденность, которая всегда отличала его от всех остальных.

— Что ты имеешь в виду? — Аврора скрестила руки на груди, пытаясь создать хотя бы символический барьер между собой и его словами, которые, казалось, проникали прямо в сердце.

— Ты когда-нибудь задумывалась, почему психомодерация так строго регламентирована? Почему любые исследования, выходящие за рамки их догм, немедленно подавляются? — Декарт покачал головой, и в этом жесте было столько горечи, что Аврора почувствовала физическую боль сопереживания. — Не для защиты людей. Для сохранения их монополии на влияние.

Он встал и начал ходить вокруг фонтана, жестикулируя с той страстностью, которая всегда отличала его, когда он говорил о том, что по-настоящему волновало его. Каждый жест, каждое движение были полны энергии, которая, казалось, искрилась вокруг него почти видимым ореолом.

— Когда я начал исследовать границы сознания, направления, которые Синаптик лишь наметил в своих последних работах, они не пытались понять мою работу. Не пытались увидеть потенциал. Они сразу заклеймили её как опасную, как угрозу для "ментального благополучия общества", — его губы скривились в горькой усмешке. — Они не хотят делать людей счастливыми, Аврора. А я знаю как.

— И как же? — Аврора непроизвольно сделала шаг ближе, притягиваемая не только его словами, но и тем магнетизмом, который всегда окружал Декарта.

Он остановился, его взгляд стал острым, пронзительным, словно пытался передать саму суть своей мысли напрямую, минуя слова:

— Задумайся, Аврора. Психомодераторы существуют потому, что есть эмоции и чувства, которые якобы нуждаются в контроле. Они говорят нам, что мы слабы, что без их руководства наши эмоции разрушат нас, — его голос стал тише, интимнее, словно он делился тайной. — Но что, если это ложь? Что, если эмоции — не угроза, а наша сила? Что, если мы сами можем научиться управлять ими, без посторонней помощи?

Он сделал паузу, давая ей время осмыслить сказанное, затем продолжил:

— Им нравится власть над людьми, власть, которой люди не обладают из-за своих эмоций, которые якобы не могут контролировать. Они создали систему зависимости — люди вынуждены обращаться к этим самовлюбленным психомодераторам при малейшем эмоциональном дисбалансе. И это только усиливает их влияние, делает их незаменимыми.

Каждое слово Декарта падало, как камень в тихий пруд, создавая круги сомнения в том, что Аврора считала непреложной истиной. В его аргументах была логика, от которой нельзя было просто отмахнуться.

— А ты никогда не задумывалась, — продолжил он, подходя еще ближе, его глаза теперь были всего в нескольких сантиметрах от её, — почему целые районы города могут внезапно стать агрессивными или впасть в меланхолию? Почему эти "волны эмоций" так удобно совпадают с расширением полномочий Сестринства и Братства? Они создают проблемы, чтобы потом героически их решать.

Он покачал головой, в его взгляде была смесь разочарования и решимости:

— Целые районы могут стать агрессивными по щелчку правящего пантеона, лишь бы у психомодераторов была работа, лишь бы они, как майя-защитники, оправдывали свое существование. Они хотят все больше и больше контроля!

Аврора нахмурилась. Это противоречило всему, чему их учили, всей парадигме, на которой строилось её понимание мира и своего места в нем. Но в словах Декарта была искренность, которую нельзя было подделать. И что-то внутри неё — то самое чувство, которое всегда возникало рядом с ним — резонировало с его словами, находя в них отклик.

— Если то, что ты говоришь, правда, и все дело в контроле, власти и самолюбии, — медленно произнесла она, словно пробуя каждое слово на вкус, проверяя его на истинность, — какие у нас есть альтернативы? Ты говоришь о разрушении системы, которая, при всех её недостатках, поддерживает ментальное равновесие миллионов людей.

Декарт улыбнулся, и в его улыбке читалось облегчение — словно он был рад, что она задает правильные вопросы, что она не отвергает его слова с порога, а пытается понять.

— Я нашел способ освободить всех нас, — ответил он, и в его голосе звучала та абсолютная уверенность, которая всегда была его отличительной чертой — уверенность человека, увидевшего истину. — Освободить всех нас от контроля всех этих пантеонов, психомодераторов и им подобных. Я могу пробудить людей, Аврора. Не разрушить их эмоциональный баланс, а наоборот — показать им путь к истинной гармонии, которая приходит изнутри, а не навязывается извне.

Его глаза сияли с тем особым внутренним светом, который появлялся, когда он говорил о своих исследованиях — светом, который всегда притягивал её, заставлял верить, что невозможное возможно.

— Я могу научить каждого управлять своими эмоциями без всяких третьих сторон. Помоги мне, Аврора, — голос Декарта стал глубже, приобрел ту особую вибрацию, которая всегда заставляла её сердце биться чаще. — Помоги мне освободить людей от ментальных цепей, которые они даже не осознают. Вместе мы можем изменить саму структуру реальности, построить мир, где каждый человек будет по-настоящему свободен в своем разуме.

Он протянул руку — ту самую руку, которая когда-то терпеливо направляла её через сложнейшие ментальные упражнения, которая поддерживала, когда она спотыкалась на пути познания. Рука казалась абсолютно реальной — Аврора видела тонкие линии жизни на его ладони.

Она застыла в нерешительности. Всё внутри неё разделилось на два противоборствующих лагеря. Годы обучения в Сестринстве, тысячи часов тренировок и инструктажей кричали об опасности. О том, что она должна сопротивляться, должна немедленно активировать ментальные щиты, должна вырваться из этой психоконструкции и предупредить Софию. Предупредить весь город о надвигающейся угрозе.

Это манипуляция, говорил голос Софии в её голове. Независимо от того, насколько реальным кажется его образ, это ментальная проекция, предназначенная для того, чтобы обойти твои защиты. Не поддавайся.

Но другая часть её — та, что всегда чувствовала, что в учениях психомодераторов есть пробелы и противоречия, та, что задавала вопросы, на которые никто не хотел отвечать — эта часть тянулась к его словам, находила в них отголосок собственных сомнений. Как часто на занятиях в Сестринстве она замечала тонкие несоответствия, нелогичность некоторых установок, избегание прямых ответов на сложные вопросы?

Туман вокруг них сгустился, приобрел пульсирующую текстуру, словно живое существо, наблюдающее за их разговором. Иссохший фонтан начал вибрировать, в его чаше появилась мерцающая жидкость — не вода, но что-то похожее на жидкий свет, переливающийся всеми оттенками синего.