Вайленд проворчал приветствие и сразу перешел к делу. Подойдя к настенной полке, он снял с нее длинный рулон бумаги на матерчатой основе, намотанной на деревянный валик, развернул его на столе и положил с обеих концов бумаги грузики, чтобы она не сворачивалась. Отойдя на шаг от стола, сделал мне приглашающий жест:

— Вы когда-нибудь видели нечто подобное, Толбот?

Я наклонился над столом.  Это был сложный чертеж длиной метра полтора и шириной около восьмидесяти сантиметров.  На нем был изображен замысловатой конструкции объект, напоминающий по форме нечто среднее между цилиндром и сигарой. Я долго внимательно изучал схему, потом выпрямился и покачал головой:

— Сожалею, такого никогда в жизни не видел.

В следующее мгновение я уже лежал на палубе. Секунд через пять заставил себя встать на колени и стал трясти головой, пытаясь освежить ее. Посмотрел вверх и застонал от боли за ухом. Перед глазами все плыло, и я попробовал сфокусировать зрение. Один глаз мне все же удалось сфокусировать — Вайленд стоял надо мной с пистолетом в руке.

— Я ожидал именно такого ответа, Толбот,  голос его был спокойным и бесстрастным, словно мы наслаждались полуденным чаем в доме священника и он предлагал мне отведать свежих булочек. — Что с вашей памятью, Толбот? Может быть, вы хотите еще немного освежить ее?

— Неужели все это действительно необходимо? — раздался встревоженный голос генерала Рутвена. Он казался расстроенным. — Послушайте, Вайленд…

— Заткнитесь! — выпалил Вайленд. Видимо, здесь играть роль подчиненного у него необходимости не было. Когда я встал на ноги, он обернулся ко мне. — Ну как вспомнили?

— Зачем бить меня по голове? — огрызнулся я. — Разве это поможет мне вспомнить то, чего я никогда…

Предвидя удар, я прикрыл голову рукой и смягчил его,  быстро откинув голову, и отлетев к переборке. Это был настоящий спектакль, и, чтобы эффектно завершить его, я соскользнул на пол. Никто не проронил ни слова. Вайленд и два его бандита уставились на меня с неподдельным интересом. Генерал побледнел и закусил нижнюю губу. Лицо Ларри превратилось в маску, изображающую поистине дьявольское ликование.

— Ну, а теперь вспомнили что-нибудь?

Я послал Вайленда в ад и, шатаясь, поднялся на ноги, изображая непреклонность.

— Прекрасно, — Вайленд пожал плечами. — Мне кажется, что Ларри не прочь попытаться своими средствами убедить вас вспомнить.

— Правда? Вы разрешите мне? Неужели можно? — готовность, написанная на лице Ларри, вызывала у меня отвращение и страх. — Вы правда хотите, чтобы я заставил его заговорить?

Вайленд улыбнулся и кивнул:

— Только не забудь, что после того, как ты обработаешь его, он должен быть в состоянии еще поработать на нас.

— Я буду помнить об этом.

Это был звездный час Ларри. Наконец-то он был в центре внимания и мог отплатить мне за все насмешки и издевательства и, самое главное, доставить себе огромное удовольствие, мучая меня. Ведь парень был настоящим садистом. Эти минуты должны были стать минутами наивысшего счастья, которого он еще не испытал за все свое существование. Он приблизился ко мне, играючи помахивая внушительным пистолетом, то и дело облизывая губы и хихикая отвратительным визгливым фальцетом.

— Вначале я врежу ему в промежность. Он завизжит, как свинья, которую режут. Потом врежу в правый бок. И не беспокойтесь, работать он сможет, — из его широко раскрытых, смотрящих на меня в упор глаз сквозило безумие. Впервые в жизни я стоял лицом к лицу с человеческим существом, изо рта которого капала слюна.

Вайленд был хорошим психологом, он знал, что меня в десять раз больше напугает садизм психически неустойчивого существа, чем любая холодно рассчитанная жестокость его самого и двух его подручных. Я действительно был напуган. Кроме того, я уже в достаточной мере оказал достаточное сопротивление, показал свою стойкость и бесстрашие. Но переигрывать тоже было ни к чему.

— Это усовершенствованная модель конструкции батискафа, разработанного во Франции, — быстро проговорил я. — Является комбинацией проектов, разработанных британским и французским морскими ведомствами. Хорошо показала себя в работе на глубине до восьмисот метров. Это в пять раз меньше, чем у ее предшественников, но у нее повышенная скорость погружения, лучшая маневренность и оборудование, более приспособленное для подводных спасательных работ.

Никто никогда не питал к другому человеку такой ненависти, которую сейчас испытывал ко мне Ларри. Он был похож на мальчишку, которому обещали подарить меня как игрушку. Это была самая чудесная игрушка из всех, которые у него были. И эту чудесную игрушку отняли. Он готов был заплакать от ярости, разочарования и горечи. Все еще размахивая пистолетом, он прыгал вокруг меня.

— Он лжет, — пронзительно визжал Ларри. — Он просто пытается…

— Нет, он не лжет, — холодно прервал Вайленд. В его голосе не было ни триумфа, ни удовлетворения — цель была достигнута. И как только он достиг своей цели, мое упорство теперь уже не имело никакого значения, было пройденным этапом. — Спрячь пистолет.

— Но я же говорю вам… — Ларри вскрикнул от боли, это один из здоровенных подручных Вайленда с такой силой схватил его за запястье, прорычав:

— Убери свою пушку, сопляк, или тебе же будет хуже.

Вайленд мельком посмотрел на них и тут же отвернулся: его эта сцена не интересовала.

— Вы ведь не только понаслышке знаете, что это такое, Толбот, но вы погружались в этой штуке. У генерала есть надежные информаторы в Европе, и сегодня утром мы получили новые сообщения. — Он наклонился вперед и, понизив голос, продолжал. — Совсем недавно вы опять работали на нем на Кубе. Наши информаторы там  еще более надежны, чем информаторы в Европе.

— Вы ошибаетесь: на Кубе я на нем не работал.

Вайленд сжал губы, а я продолжил:

— Англичане и французы собирались произвести пробное, без полного экипажа, погружение в закрытой зоне близ Нассау. Для этой работы они наняли судно у фирмы, специализирующейся по подводным работам. В это время я работал в Гаване на этой фирме. Это судно идеально подходило для предстоящей работы. — Мощный кран на корме. Я был на его борту, но в самом батискафе не работал. Сами посудите, какой мне смысл лгать, — я слабо улыбнулся. — Кроме того, я находился на нем всего неделю или что-то вроде этого. Я обнаружил за собой слежку, понял, что им откуда-то стало известно, где я, и немедля сделал ноги.

— Кто «они»?

— Какая разница сейчас? — неожиданно даже для меня самого в моем голосе прозвучала усталость. Это был голос человека, потерпевшего полное поражение.

— Конечно, конечно, — улыбнулся Вайленд. — Из вашего досье нам известно, что за вами могут охотиться полицейские силы по крайней мере полдюжины стран. Так или иначе, генерал, это объясняет тревожащий нас вопрос, откуда нам знакомо лицо Толбота. Объясняет, где мы видели его раньше.

Генерал промолчал. Если прежде мне требовалось подтверждение, что он ведет себя, как дурак, и является пешкой в руках Вайленда, то теперь я в этом не нуждался. Генерал был глубоко несчастен и жалок. Было совершенно ясно, что он не желает участвовать в происходящих событиях.

И я внезапно сказал с наигранным удивлением, словно мне только сейчас пришла в голову эта мысль:

— Неужели это вы, именно вы те люди, которые ответственны за пропажу батискафа? Господи, наверное, и вправду это были вы! Как вам удалось…

— Неужели вы думаете, что мы притащили вас сюда только для того, чтобы обсуждать устройство батискафа? — Вайленд позволил себе едва заметно улыбнуться. — Конечно, это были мы. Это было несложно. Дурни подвесили батискаф на стальном тросе на глубине двадцать метров. Мы отвязали его, подменили целый стальной трос на оборванный, чтобы они решили, что трос разорвался и течение унесло батискаф в открытое море. Потом наша яхта отбуксировала батискаф в нужное место. Большую часть пути мы проделали ночью, и когда нам изредка попадались корабли, мы просто замедляли ход, подтягивая батискаф к борту, противоположному тому, откуда приближался корабль.