Начало и конец тут сталкиваются. Достоевск1й

— святой. Толстой — лишь революц1онер. Лишь от него, настоящаго преемника Петра исходит большевизм. ПослЪдн1й — не противоположность, а послЬдн1й вывод «петровства», последнее уни-чижен1е метафизическаго соц1альным, и именно потому большевизм — лишь новая форма «петровства», псевдоморфозы. Если основан1е Петербурга было первым дЪян1ем антихриста, то самоуничтожение созданнаго Петербургом общества было вторым его д'Ьян1ем: так это должно быть воспринято внутренне мужиком. Ибо большевики

— это не народ и даже не часть народа. Большевики — низы того же городского «общества»; они чужды народу, они гЬ же западники, но не признанные «обществом» и потому исполненные ненависти подонков. Русская революц1Я — борьба между верхами и низами западнаго, чуждаго Рос-С1И «общества». Истор1я — в лиц1Ь носителя фя-дущей русской культуры, русскаго народа, — д'Ьйствовала тут по принципу наименьшей затраты сил, освободив страну от чуждых и враждебных ея самобытному развит1Ю элементов посредством взаимнаго самоуничтожения этих элементов. Зд%сь все проникнуто духом цивилизац1и: идео-Л0Г1Я, соц1альная политика, прогресс, интеллиген-ц1я, наконец, — вся русская литература, увлекающаяся сначала на романтический, а затЬм на со-ц1ально-экономическ1й лад свободами и реформами. Ибо всЪ ея читатели принадлежат к «обществу». Подлинный русск1й —• посл-Ьдователь Достоевскаго, хотя он не читает его и именно потому он не читает его, что вообще читать не умЪет. Он — часть Достоевскаго,

Рац1оналистическое мышлен1е Запада проникнуто понят1ем денежной оценки до такой степени, что его можно назвать «денежным» мышлен1ем. Все уловимое разнообраз!е жизненных явлени") нивеллируется, приводится к одному знаменателю посредством перевода их в понят1Я денежной оценки; лишь выраженныя единицами рыночной стоимости они становятся об'ектами мышления. В этом царств* бездушных т*ней красочность и непосредственность жизни зам-Ьнены цифрами, единицами денежнаго изм*рен1я. Для русскаго, всецЪло занятаго мистической жизнью своей души, это денежное мышлен1е — гр^Ьх. В Росс1и, как в Сир1и во времена Христа, отложились два наслоен1я экономической жизни: верхнее — чужеземное, цивилизованное, проникшее с Запада (к которому, как накипь, принадлежит и большевизм первых л-Ьт, сплошь западническ1й), и нижнее, глубинное, знающее лишь простыя блага; здЪсь мыслят не в цифрах, а в конкретных поня-Т1ЯХ. Зд-Ьсь волнует не стремлен1е улавливать рыночную стоимость, а разслышать Божью волю во вс-Ьх проявлен1ях жизни. Марксизм в Росс1и основан на искреннем недоразум4н1И. Росс1я покорялась стоящей на бол*е высокой ступени раз-

№ 1. — 1923

«Б а л т 1 й с к I й Альманах»

55

вит1я экономической политик'Ь, введенной Петром, но она не принимала активнаго участ1Я в созида-н1и ея и не признавала ея. Русск1Й не борется против капитала, он не понимает его. УмЪющ1е читать Достоевскаго, почуют, что здЬсь перед ними молодой челов-6ческ1й род, для котораго деньга не имЪют реальнаго быт1Я, для котораго существуют лишь конкретныя вещи, жизненныя блага, причем центр тяжести отнюдь не лежит на хозяйственно-экономической стороне жизни. Нажива денег посредством денег же для крестьян-скаго, безгороднаго мыщлен1я — зло, а из глубины рождающейся русской релипи она представляется гр1Ьхом. Подобно тому как нын-Ь города царскаго пер10да разваливаются и челов'Ьк в них вновь живет, как в деревнЪ, под корой большевизма, мыслящаго по-городскому и быстро исчезающаго, так освободится народ и от западно-европейской экономической жизни. Апокал1тсическая ненависть, которой была захвачена мысль народа и во времена Христа по отношен1ю к Риму, была в Росс1и направлена не только на Петербург, как на город, как на центр политической власти запад-наго образца, но и как на центр западнаго «де-нежнаго» мышлен1Я, отравившаго всю жизнь народа и направившаго ее в ложное русло.

Хозяйственный М1р машинной промышленности все покоряет себ-Ь: сам творец этого м1ра, чело-в1Ьк западно-европейской, «фаустической» культуры, стал ея рабом. Но единственно в одной этой культур1Ь, фаустической, судьба человека перешла всец'Ьло в зависимость от машины. Пока страшная власть ея продолжается, всяк1Й не-европеец стремится постигнуть секрет этого ужаснаго ору-Ж1Я, но внутренне он отвергает его, японец и индус, равно как русск1й и араб. Со страхом и ненавистью смотрит русск1й на эту тиран1ю колес, проволок и рельс, и если он сегодня и завтра еще покоряется необходимости, он когда-нибудь вычеркнет все это из своего быта и из своей памяти, и соорудит себ1с. М1'р, в котором не будет и слЪдов этой сатанинской техники...

Уже на протяжен1и многих в1Ьков в Росаи про исходит религюзное созицате. Постановлен1е Стоглаваго Собора (1551 г.) — свидетельство па-тр!архальнЪйшей в-Ьры. Брадобрейство и неправильное знатен1е креста являются здЪсь смертным гр-Ьхом. Этим наносится оскорблен1е б1Ьсам. «Синод Антихриста» 1667 года привел к величайшему сектантскому движен1ю — расколу, потому что было поставлено, что креститься впредь сл'Ьдует тремя, а не двумя пальцами, и что писать надо «1исус», а не «Исус», чЪм в глазах вЪрующаго уничтожалась сила этих колдован1Й над бЪсами. Но не все в^Ьдь тут в страхЪ и не в нем главное. Почему аналогичный пер1од на Западе, время Ме-ровингов, не являет почти никаких следов той горячей внутренней сосредоточенности и тоски о погружен1И в метафизическое, потустороннее.

заполняющее «магическое» время до Апокалипти-ки, и столь родственный ему пео1од в Рогст —• пер10д СвятЬйшаго Синода (1721— 1917)? Какая сила приводит мученическ1е секты раскольников со времени Петра к безбрач1ю, нищенству и паломничеству, к калЪчен!ю собственнаго т-Ьла, к <:вир1ьп-Ьйшим формам аскетизма, а в 17 вЪк1Ь —■ тысячи людей к добровольному самосожжен1ю в религиозном экстазЪ? Учен1е хлыстов о русских Христах, духоборы с их «Книгой Живота», содержащей будто бы псалмы Христа, сохранивш1еся в устном преданы, скопцы с их ужасающими за-пов1Ьдям11 кал1Ьчен1Я (явлен1я, беззнакомства с которыми Толстой, нигилизм и политическ1я рево-люц1и в Росс1и остаются совершенно непонятными): почему в сравнен1и со всЪм этим время франков кажется прямо таки плоским и мелким? Правда ли, что лишь арамейцы м руссюе обладают релипозиым гешем? И чего, в таком случа-К, .можно ожидать от грядущей Росс1и теперь, когда — как раз в р-Ьшающ1й в-бк — заграда, охранявшая устои ортодоксальной догмы пала?

В глубин1Ь Росс1и нынЪ созидается новое Хря-ст1анство, еще без священнослужителей; оно, по-видимому, будет основано на Евангел1и от 1оанна*). Оно много ближе восточным христ1анским в16ро-ван!ям, «магической» религ103ности, чЪм западноевропейской, «фаустической», и покоится на новой символик-Ь крещен1я. Одинаково далекое от

') Любопытно отметить, что мнопе основные Бггляды нЬмецкаго мыслителя на Достоевскаго и на Росс1ю находят подтвержден1е со стороны столь выдающагося руссваго философа, как Н. А. Бердяев, в замечательном изсл^Ьдованш его: «М1росозерцан1е Достоевскаго» (У. М. С. А., Прага, 1923). «Достоевск1й», говорит Бердяев, «был глашатаем совершающейся революц1и духа, он весь в огненной динамн-к-Ь духа, весь обращен к грядущему... Толстой — велп-К1Й художник ставшаго. Достоевскй же обращен к становящемуся. Он не связан уже ни с какой статикой быта, он весь в динампк-Ь, в безпокойств'Ь, весь пронизан токами, идущими от грядущего. Он — человек Апокалипсиса... Безконечныя че-лоЕ'Ьческ1я стремлен1я возможны только в христ1ан-ском м!?*. Фауст есть явлен1е христ1анскаго периода игтор1и, он невозможен в м1р'Ь античном... Герои Достоевскаго знаменуют новый момент в челов^Ьческой судьбе внутри христ1анскаго М1ра, бол^е поздн1й момент, ч-Ьм Фауст. Посл-Ь Фауста возможен был еще XIX нЬк. который с увлечением занялся осушен1ем болот, к нему в конц-Ь и пришел Фауст. ПослЬ героев Достоевскаго открывается нев'Ьдомый XX в^Ьк, великая неизвестность, которая открывает себя, как кризис культуры, как конец ц1',лаго пер1ода ЕСем1рной истори!. Искатпе человеческой свободы вступает в новый фазис. Свобода у Достоевскаго есть не только христ1анское явлен1е, но и яв-лен1е новаго духа. Она принадлежит новому пер1оду в самом христ1анстве... Все переходит в последнюю глубину человеческаго духа. Там должен раскрыться новый м]р... В поучениях старца Зосимы, в релнпозных рпзмышлетях в разных местах творений Достоевскаго, чувствуется дух 1оаннова хриспанства... Зосима есть лишь 'выражен1е пророческих предчувствий Достоевска-ловек пройдет свой трагическ1й путь... Рождение новой