Самым главным сейчас было не столько продемонстрировать Ричарду его новое королевство, сколько продемонстрировать подданным их нового короля. За личностью, способной выполнить эту задачу, не пришлось ходить далеко. Энергичная, даже более энергичная, чем обычно, даром что пятнадцать с лишним лет провела в заточении, предельно искренняя в своей преданности сыну, беззаветно к нему привязанная, – Алиенора на шестьдесят восьмом году жизни взялась за подготовку вступления Ричарда на престол.

У нее было мало времени. Ричард должен был прибыть в Англию в августе – сейчас он как раз находился на другом берегу Канала. Предполагалось, что его коронация состоится в начале сентября; говорили, что третьего. Возможно, спешка была причиной того, что обычное благоразумие покинуло Алиенору. Ко всеобщему удивлению, а может быть, даже ужасу, она объявила, от имени Ричарда, человечного и свободолюбивого, что двери английских тюрем распахиваются и все те, кто ожидает суда или наказания, обретают свободу.

Возможно, этот ход был обдуманным риском. Рисковать в игре было типично для Алиеноры. И типично для Ричарда.

Если все пройдет гладко, в английское общество до самого дна – в буквальном смысле – просочатся сотни искренне благодарных освобожденных узников, распространяя весть о том, какой мудрый у них новый король и какой он добрый христианин. Да и в самом деле, большинство из них оказалось в тюрьме не за какие-нибудь страшные грехи, а всего лишь за нарушения суровой и бесчеловечной «Лесной ассизы».

Но если задуманное не удастся, если хоть один отпущенный преступник осквернит великий подарок – полученную свободу – и возьмется за старое, то как отзовутся на это подданные? Не станут ли говорить, что Ричард – глупец, наивно верящий, будто стоит освободить преступника и его благодарность сразу обернется честностью? Не станут ли говорить – с еще большим уроном для короля, – что новое правление, обещавшее так много, началось под несчастливой звездой?

Да. Именно так они и скажут.

Так и скажут. Более того – уже сказали.

Потому что задуманное не удалось.

В письме из Англии, которое Ричард то и дело нащупывал под тканью туники в тот жаркий июльский день на севере Франции, Алиенора сообщала о необычайно жестоком убийстве, совершенном совсем недавно в одной из областей этого проклятого нового королевства, которое он вот-вот должен унаследовать. Область носила название Уилд.

Уилд. Что это еще за Уилд? Что означало его название? И главное, где, ради Бога, он расположен? Его мать упомянула какой-то город. Что-то начинающееся на «Тон». Тон… – а дальше? Какое-то место, к которому она питала особый интерес. Место, которое она хорошо знала – что бы это знание ни означало, – потому что там был женский монастырь. Некое аббатство, вроде ее любимого бенедиктинского Фонтевро. Что же такое она говорила о нем? Будто бы им управляет, как и Фонтевро, женщина.

«Божьи подметки! – воскликнул про себя Ричард. – Аббатство, возглавляемое женщиной!»

Его подмывало достать письмо и перечитать сообщение более внимательно. Но Абсолон продолжал бубнить, а за ним выстроились еще три епископа, желающие высказать собственные мнения. Плюс ко всему ожидался папский легат – он должен был появиться позднее.

Ричард вздохнул, пытаясь сосредоточиться на том, о чем говорил священник. Но это давалась королю с трудом: его отвлекала левая рука Абсолона, которой тот с жаром жестикулировал, отвлекала плохо подровненная борода епископа с одним выбившимся волосом, торчащим отдельно от всех остальных, отвлекали желтые зубы старика.

Со двора донеслось радостное ржание. Лошади тут же ответила другая. Кто-то рассмеялся, но смех быстро смолк. «Мои люди собираются на охоту», – подумал Ричард.

Он снова встал. Сошел с высокого кресла, на этот раз осторожно перешагнув через выступающий край плиты. Учтиво поклонился Абсолону, который стоял с открытым ртом, демонстрируя несколько гнилых зубов.

Ричард хотел было пробормотать извинения, но передумал и покинул зал, не сказав ни слова.

В конце концов, он был королем.

Ричард так и не выехал со своими людьми. Во всяком случае, он выехал не на охоту и не с охотниками, чье мальчишеское возбуждение так мешало королю сосредоточиться на нескончаемой болтовне Абсолона. Вместо этого Ричард призвал одного из оруженосцев и нескольких зрелых мужей, среди которых были два рыцаря, и направился в лес, так погнав своего коня, что свите пришлось приложить немало усилий, дабы не отстать. Они проскакали несколько миль, а затем, когда его люди ослабили поводья и, перейдя на шаг, направили коней вдоль бегущей через лес речушки, Ричард оставил их.

Он спешился, привязал коня и уселся на травянистом берегу, благоухающем дикими цветами. Когда конь начал щипать сочную зелень, Ричард наконец вернулся к письму матери.

Факты были ужасны. Молодую монахиню, проведшую в послушничестве менее года, изнасиловали и убили, перерезав горло, а тело бросили на тропе, и любой прохожий мог его увидеть. Бедное невинное дитя – на самом деле женщине было двадцать три года, но мать короля любила звучные фразы – зарезали без каких-либо причин, если только не считать причиной ограбление. Неподалеку от трупа был найден крест с драгоценными камнями – судя по всему, убийце помешали, и он, испугавшись, выбросил добычу.

Место убийства вряд ли могло быть менее подходящим. Жертва принадлежала к общине аббатства Хокенли, расположенного всего в нескольких милях от города Тонбридж. Здесь проходит, пересекая реку, главная дорога, соединяющая Лондон с Гастингсом, а значит, ужасные слухи, которые достигли города из аббатства, распространятся и до Лондона, подобно пожару на пшеничном поле. В Лондоне слухи дойдут до власть имущих, а те не замедлят обсудить их, дать оценку и вынести соответствующее решение.

– Пойдут сплетни, – проворчал Ричард. – Без сплетен никогда не обходится. Как бы мне это дело пресечь? И кто, Бога ради, посоветует мне, что делать с этим варварским краем?

– Сир?

Ричард повернулся на обращение, подумав, что он ушел достаточно далеко и свита не могла его услышать. Перед ним стоял мужчина зрелого возраста – один из рыцарей, – и, когда Ричард посмотрел на него, тот опустился на колено.

– Встань, муж мой! – раздраженно сказал Ричард. – Здесь грязно.

– О да… Так и есть. – Мужчина покорно посмотрел на свое промокшее колено. – Почти новые штаны. Теперь придется чистить, – тихо произнес он. Впрочем, недостаточно тихо.

– Тронут, – лаконично сказал Ричард.

Мужчина вздернул голову.

– Сир, прошу вас, я не имел в виду… Конечно, я надел бы для вас самое лучшее! Я только хотел сказать, что…

– Неважно. – Ричард отмахнулся от извинений. Он пытался вспомнить, кто этот человек и почему его стройная фигура и привлекательное, мужественное лицо кажутся такими знакомыми…

– Как тебя зовут? – резко спросил он.

Мужчина опять опустился на колено. На то же самое колено, заметил Ричард. Это его слегка развеселило. Либо мужчина всегда опускался на это колено, либо он не хотел испачкать обе штанины.

– Жосс Аквинский, сир, – ответил рыцарь, вертя в руках свою шапку. Сделав неловкое движение, он уронил ее. Вот досада! Шапка тоже выглядела совсем новой и была сделана по самой последней моде. Эта деталь Как-то не увязывалась с обликом мужчины. Вероятно, он попытался принарядиться, зная, что окажется в компании придворных.

– Итак, Жосс Аквинский, – величественно произнес Ричард. – Я пытаюсь вспомнить, как и когда мы познакомились, но у меня что-то не получается. Ты не просветишь меня?

– Это было много лет назад, сир, – с готовностью ответил мужчина. – Ничего удивительного, что ваша светлость не помнит. Ну да, ведь мы были мальчишками, всего лишь мальчишками, и вы сами были очень молоды, и ваши братья тоже, я имею в виду молодого короля, да пребудет с ним Господь, и Жоффруа. Бог мой, Жоффруа было всего пятнадцать! А вы, сир, вряд ли были годом старше. Что до нас, пажей и оруженосцев, думается, я принадлежал к числу самых старших, хотя мне было немногим больше тринадцати.