Эти двое разве что искры из глаз друг в друга не пускали. Рыбак начирикал цифры на листке бумаги, принял у меня оплату за термоодеяла и самоспасатели и сказал:

– До свидания, Георгий. Вы тоже – подумайте. А Валентина Михайловича, я думаю, всё-таки перетянем на свою сторону. Вопросы надо решать, дела надо делать. И никто, кроме нас, этим заниматься не собирается.

Вышел я из магазинчика в состоянии лёгкого недоумения. Пищи для размышления добавилось: приближающиеся выборы в Земство, явный намёк на коррупцию в милиции, ещё эта история с братом Холода… Да и имя Кшиштофа Радзивилла показалось мне знакомым!

Я остановился прямо посреди тротуара, полез во внутренний карман костюма и достал оттуда тонкую пачку пластиковых и картонных прямоугольничков в канцелярском зажиме. Не так-то у меня и много их было, всех этих скидочных карт и визиток, но потратить минуту, перебирая их, пришлось.

– Krzysztof Kazimir Radzivill, – прочёл я и уставился на герб из трех охотничьих рогов.

Эту визитку мне дали маги, которые посетили больничку в Гомеле, где я оказался после встречи с драконом. И в окружении того мажора с порочным лицом и в странном кафтане был только один жирный боров. Я как-то, помнится, с лестницы его спустил и пинками из подъезда выгнал. Однако, индийское кино получается!

Но если вспомнить фокусы с температурой в помещении, которым я сам, лично, был свидетелем, и наложить такой расклад на прозвище Холода, то сомневаться не приходилось: Криштопов имел в виду, скорее всего, именно Жевуского!

Какая-то ж-ж-женщина без меня наводила порядок на моем рабочем столе. Более того – в моих ящиках.

Сильнее всего на свете мне в данный момент хотелось найти её и кинуться душить сию инициативную училку с воплем: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» Нет, я прекрасно осознаю, что работаю в школе, что у нас учителя и ученики переходят из кабинета в кабинет, что, в общем-то, в школе всё для всех, но есть же какие-то приличия!

И главное – черта с два теперь докопаешься, кто именно из тех семи или восьми сердобольных женщин, что проводили время в моем кабинете со вчерашнего вечера до третьего урока второй смены дня сегодняшнего, устроили тут новый порядок. Разложила же какая-то заботливая сволочь по стопочкам! Листики – к листикам, учебники – к учебникам, пособия – к пособиям, распечатки – к распечаткам! Скорее всего – какая-нибудь лингвистка! У них-то это могло проканать: если ведёшь один эльфийский язык, то и пособия и учебники у тебя только по эльфийскому. А у меня – четыре предмета! Две истории, обществоведение и география! И есть листочки географические, есть обществоведческие, есть всемирноисторические и краевоисторические. Были. Теперь же – есть стопочки.

Скотина хозяйственная, позаботилась о несчастном мужике, который не умеет свое рабочее место в порядке содержать. Пропадаю, понимаете ли, без женщины! Да если ты не видишь тут порядка – это не значит, что его нет! У меня четыре стопки на столе, для четырёх предметов, и материалы в них разложены по порядку – урок за уроком, как они стоят в моём расписании.

– ТОТ МУЖИК СКАЗАЛ, ЧТО МЫ МОЖЕМ ЕЩЁ КОГО-НИБУДЬ СЖЕЧЬ! – впервые после церкви подал голос дракон. – ДАВАЙ СОЖЖЕМ ЭТУ СУКУ. НЕТ! СНАЧАЛА ОТТРАХАЕМ – А ПОТОМ СОЖЖЕМ! ЭТО БУДЕТ ПРАКТИЧНО.

Я его опять проигнорировал. Во-первых, потому, что никого сжигать не собирался. Во-вторых, потому что «воук не палюе там, дзе жыве», то есть «волк не охотится там, где живет». В контексте его предложения про траханье это означало, что никаких служебных романов я заводить категорически не собираюсь. Чревато. И в-третьих – ну ладно если это реально лингвистки. А если математичка тут с какого-то перепуга урок проводила? Или – кто-то из администрации? Какое уж тут траханье, свят-свят-свят!

Прозвенел звонок. Во вторую смену они звучат особенно громко: детей в школе остаётся мало, обычно третьи и четвёртые классы в началке и шестые-седьмые – на верхних этажах. Раздался грохот хлопающих дверей, а потом топот, такой, будто по степи скакали непобедимые тумены Чингисхана. Сейчас, сейчас они заорут «алга!» и ринутся в атаку!

– А-а-а-а!!! – Предчувствия меня не обманули: школьники дикой ордой вырвались в коридоры и помчались.

Просто – помчались, и всё. Способность ребятишек от шести до двенадцати лет бегать и орать полчаса кряду меня всегда приводила в недоумение. Ну как такое у них получается? Это ведь как минимум утомительно!

Вопли в коридоре стихли, но до моего кабинета не докатились. Я заподозрил неладное, тягостные предчувствия поселились в моей душе. Нужно было в них удостовериться: найти расписание и посмотреть в него, но тщетно! Сердобольная коллега ведь навела у меня тут порядочек, зараза такая… Добравшись до самого дна самого последнего ящика, я нашел заветную табличку и горестно вздохнул: ко мне придут дети после физкультуры!

Это очень плохо. Разгоряченные, набеганные, всклокоченные и, чего уж тут скрывать, вонючие мальчики и девочки прибегут с большим опозданием, потому что шестиклашка, который принимает душ после занятий спортом и потом быстро и опрятно одевается – это фантастическое существо. Не встречал я таких…

Так что нужно было активизировать меры упреждающего характера.

Я достал из шкафа роскошную карту Древней Руси десятого-одиннадцатого века – с Полоцким и Туровским княжествами, которые располагались на территории привычной мне Беларуси, и с Путем из варяг в греки (он проходил аккурат по Днепру через Вышемир) и повесил ее на доску. В два щелчка мышки отправил на печать на принтер (привет инфантилу Сатырову!) портреты Владимира Святославича, прозванного Красным Солнышком, полоцкого князя Рогволода, его дочки Рогнеды и их совместного с Владимиром сына – Изяслава.

Эх, хорошо быть богатым учителем! У меня и магнитики цветные есть, и мелки яркие – так что я размалевал доску схемами и терминами во всех цветах радуги, прицепил портреты и вообще создал торжественный вид. Ну и все светильники в кабинете зажег, даже над доской, – чтобы контраст после полумрака коридора чувствовался. Для пущего эффекта оставалось только надеть пиджак, застегнуться, расчесать волосы и бороду и отвернуться к окну. М-да, чтобы многозначительно разглядывать, как идиоты-семиклашки щупают цыцки у скульптурной дриады на фонтане во дворе.

Класс начал прибывать мелкими группами минуты через три после звонка.

– Ой, – сказала лохматая девочка в мятой блузке, входя в кабинет.

– Ого, а что это у нас такое тут? – удивились два пацана, всклокоченных и потных до невозможности.

– А это чего – открытый урок, что ли? – Еще одна компания шестиклашек замерла на пороге, почесывая свои красные и разгоряченные лица.

– Это какой-то новый учитель-на? Мужик-ять! – Я просто затылком почувствовал присутствие орчат в кабинете.

Обернулся на каблуках, обвел столпившихся у задних парт детей взглядом и как можно более спокойным, размеренным тоном произнес:

– Присаживаемся на свои места, готовимся к уроку. Достаем учебники, тетрадки, ручки.

Им совершенно точно нужно было дать еще минуты четыре – дошушукаться и досуетиться, и тратить свой авторитет на то, чтобы орать на них и бегать по рядам, я не планировал. Собрался – и вышел из кабинета под их недоуменными взглядами. Ну а чего? Водички схожу попить, а потом как выскочу, как выпрыгну – и начну про феодализм вещать… Главное, дверью ляпнуть как следует. Это всегда работает!

Но тут важно не переборщить: все-таки громкость ляпания стоит контролировать, шестиклашки – не выпускники, еще обдрищется кто-нибудь, что делать буду?

– Игра называется «Кто я?» Правила очень простые. – Во рту уже пересохло, а к последнему уроку вода в бутылке закончилась. – Становишься лицом к классу, за твоей спиной на доске кто-то пишет любой термин или имя любого исторического персонажа, которого мы проходили сегодня на уроке, и ребята из класса должны тебе объяснить, что или кто там написаны. Не используя однокоренных слов. Знаете, что такое однокоренные слова?