С небольшой аккуратной бородкой и длинными, как у князя Прозоровского, волосами, он сейчас выглядел куда как солидней и строже, нежели с бритым лицом и в немецком платье. Впрочем, кафтан Никита Петрович ныне носил легкий, польский. Хоть и боярин, а всякие там шубыферязи не жаловал – неудобно дела делати! Впрочем, таковые деловые и при царском дворе преизрядно имелись. Тем более – чинто Бутурлину был жалован вполне себе европейский – рейтарского полка подполковник! Да, уже не майор, и жалованье на целый рубль выше – не четырнадцать рублей, как у майора, а все пятнадцать! Между прочим, справный дом на Москве десять рубликов стоил! Вполне можно было и выстроить, прикупить. Что Никита, конечно же, давно уж и сделал.

Вздохнув, Никита Петрович, прищурившись, глянул на супругу:

– Как у нас говорят, муж и жена – одна сатана! Давай, рассказывай, а то осерчусь!

– Ты? На меня? – Марта, а ныне – Маша – хмыкнула и расхохоталась. – Сарафан мой не смеши, тоже!

Сарафан она полюбила носить – удобно. Особенно хорошо, что пуговицы жемчужные спереди, да и фасон Мария Федоровна заказала такой – впритык! – изгибов своих пленительных не скрывала. А что? Пущай мужу завидуют! В церковь, правда, нескромно… Так в церковьто, чай, можно и сверху легонький летник накинуть, да и голову платочком невесомым покрыть. Тем более, обителито, да игумену лично, изрядно пожертвовано, изрядно!

– Ну, продала, да… – сверкнув глазищами, все же призналась боярыня. – Голландцам… Африканскую землицу.

– И много ль?

Марта не стала скрывать, чего уж:

– Так от Карлсборга до Белой скалы, а там и до саванны…

– Хо! – услыхав, Бутурлин чуть не свалился с лавки. – Так это ж, почитай, весь датский Золотой берег!

– Ты ж сказал, его шведы обратно вернули. Вот пускай теперь с голландцами за него и воюют!

Про то, что шведы все же забрали у датчан часть своих африканских факторий, Никита Петрович узнал еще в августе от знакомых купцов, и нисколько по этому поводу не переживал – знал, это все ненадолго! Не удержать шведам Африку! Ни при каком раскладе. Они вон, даже разорив Курляндию, на курляндскието фактории в Гамбии рта не разевали. Не дураки, понимали – не удержать! А кто все там замутил? Хенрик Карлофф! Ну, и Никита Петрович его подтолкнул… Так, немножко…

– Нам бы не худо корабликов прикупить, – усевшись на лавку рядом с мужем, Марта прижалась плечом. – Хотя бы парочку. Можно – двухмачтовых. Только надежных, морских.

– Негров в Америки возить решила? – сразу смекнул Бутурлин. – Что ж, попробуй. Только, если пираты вдруг? Нам кораблито никак не защитить будет!

– Да какие пираты? Все же плавают и ничего!

– Твои деньги. Ты и рискуй.

– Значит – разрешаешь! Ах, милый…

Юная боярышня с жаром поцеловала супруга в губы. Тот хмыкнул и погладил жену по животику, немного уже округлившемуся. Ну что – скоро пора и рожать было.

– С банейто у нас нынче как? – вдруг осведомился Никита.

– Велю натопить…

– Да я про общую!

– Аа! К концу недели доходы посмотрим… Отцуигумену долю не забыть.

– Да уж, милая, не бойся. Забудем – напомнит!

Засмеявшись, Бутурлин чмокнул жену в шею и принялся расстегивать сарафан, вообщето считавшийся одеждой домашней. Но Марта в нем ходила везде, летник только сверху накинет.

– Ох… Судя по животику – мальчик будет!

– Да не видно ж еще!

– А нука, иди сюда, моя краса… Ах…

Минут десять слышались охивздохи, да поскрипывала широкая лавка, накрытая для мягкости волчьею шкурой. Крепкая, вроде, лавка, тогда почему скрипит?

Располагавшаяся на посаде баня (владельцы – Бутурлины и отецигумен) работала четыре дня в неделю, и управлялась двумя целовальниками, собиравшими деньги за мытье и обеспечивавшими баню дровами, водой и березовыми вениками. Еще были наняты два водолея и два сторожа, следившие за одеждой клиентов – а то ведь народецто на посаде ушлый, на ходу подметки режут!

Баня пользовалась большим успехом, количество посетителей в день достигало сотни человек, а в ярмарку да в зимнее время – и куда больше. Небольшое помещеньице при входе в баню снимал продавец кваса, он же мог пригласить и веселых дев – для такого рода свиданий имелась пристроечка на задворках, ее очень любили неженатые купеческие приказчики…

Со стороны монастыря целовальником был монах Ипатий, от Бутурлиных же – некто, записанный в грамоте, как Жузеп Алвишев, он же – Жозео Алвиш.

Едва не угодив на виселицу в Дании, прощелыга уехал вместе с Бутурлиными, вернее сказать, бежал. Никита Петрович его не прогонял, да и Марта давно успокоилась – такой хитрованвыжига вполне мог пригодиться для разного рода дел.

Назначенный целовальником португалец очень быстро обрусел, облачился в кафтан и, отрастив живот, сделался важным – чистый боярин! Да и успел уже жениться на местной вдове, между прочим – небедной. Та его и откармливала.

За Алвишем негласно приглядывала Ква, Квада, в православии – Феврония. Чернокожая красавица на посаде привлекала многих – от женихов не было отбоя… Впрочем, девушка пока выбирала, а все домашние звали ее постарому – Квася.

Алвиш же…

– Ты Жузепа на корабли не пускай, – на всякий случай предупредил Никита Петрович. – У меня тут для него дело найдется.

– Как скажешь, – Марта повела плечиком. – Моряков и в Ревеле нанять можно, и в Нарве… А что за дело?

– Так…

– Нуу… мы же «одна сатана», нет?

– Ты знаешь, сколько стоит в Стокгольме одна медная крица? И сколько – здесь?

Устраивая свои дела, Никита Петрович не забывал и о государевой службе. Летом одна тысяча шестьсот шестьдесят первого года, он – опять же, вместе с князем Прозоровским – участвовал в переговорах со шведами на мызе Кярди близ ЮрьеваДерпта. К тому времени военное положение России в войне с Речью Посполитой снова ухудшилось, и новый конфликт со Швецией мог стать гибельным для России.

Переговоры шли туго, Прозоровский с Бутурлиным отстаивали каждую мелочь… уж, что могли. Швеции пришлось отдать все завоеванные и отошедшие к ней по Валиесарскому перемирию земли – эстляндские и лифляндские города: Кокенгузен, Дерпт, Мариенбург, Анзль, Нейгаузен, Сыренск, со всем, что в этих городах было взято, и, кроме того, русские обязались оставить в этих городах запасы из десяти тысяч бочек ржи и пяти тысяч бочек муки. Была восстановлена граница, установленная еще Столбовским миром тысяча шестьсот семнадцатого года.

Но, коечто удалосьтаки отстоять: русские гостикупцы получили право держать торговые дворы в Стокгольме, Риге, Ревеле и Нарве, шведы же – в Москве, Новгороде, Пскове и Переславле. Купцы свободно могли отправлять свои религиозные обряды и богослужения, нельзя было только строить новые церкви. Потерпевшие крушение у берегов Швеции русские купцы попали под его защиту.

Русские и шведские послы могли свободно проходить через все их территории, «если они едут к дружественным народам». Пленные подлежали возвращению; перебежчики выдавались. Для пограничных споров назначался третейский суд из высланных на границу представителей от каждого союзного государства.

Вот так вот…

Сей договор сильно облегчил России продолжение войны с Польшей, однако задачу получения выхода к Балтийскому морю пришлось отложить на будущее. Которое уже очень скоро настало…

— Ох, гравитация, бессердечная ты сволочь, — простонал я, лёжа на чём-то твёрдом.

После вчерашней попойки на день преподавателя высшей школы состояние было, — лучше умереть чем так жить. Вся наша кафедра истории безбожно накидалась водки, и даже Светлана Сергеевна, миниатюрная и похожая на подростка лаборант, лихо закидывала стакан за стаканом и порывалась станцевать на столе.