– Значит, мы расстанемся… – Никита Петрович тяжко вздохнул и опустил голову. Самые грустные и горестные чувства терзали его сейчас, на душе кошки скребли, и ощущение скорой и непреодолимой утраты вдруг накрыло его с головой. Сотник еще что-то говорил, пытался в чем-то убедить возлюбленную, но уже хорошо понимал – тщетно. Любовь прошла? Да нет, наверное, еще только проходила, тлела, растекаясь гнойной раною… Что-то погасло в жизни. Теперь не о ком будет думать, мечтать… Как-то все зря – так уж, наверное, выходит. Так…

Они простились плохо, без объятий, поцелуев и слез. Расстались, как совершенно посторонние люди. Так, может, такими и были? И всю любовь Бутурлин просто себе придумал. Придумал… Вот так и случается – придуманная любовь. И как быть теперь? Что делать? Как жить с разбитым сердцем?

Когда Никита Петрович ушел, Аннушка с рыданиями бросилась на ложе. Плакала долго, все же и ее сердце отнюдь не оставалось нетронутым, а потом, к вечеру, выплакав все слезы, вновь перечитала письмо, то самое, что принесли еще утром. Неведомый доброжелатель – похоже, что приказчик из братства – советовал как можно быстрее уехать, не взваливая на себя никакие обязательства покойного мужа. Как оказалось, казна братства черноголовых пуста! И в этом, несомненно, обвинили бы казначея – мужа – ну, а раз он убит, то за все отвечает вдова. В случае официального вступления в наследство. Слава всем святым, особняк в Любеке приобретен на личные средства… Ну да, деньги все равно давал муж, но… Не докажут! Ничего не докажут.

«Дом в Риге продадите позже, мы в этом поможем, – мелким убористым почерком писал неведомый друг. – Если же вдруг Ригу возьмут московиты, то вам и вовсе не останется чего терять».

Вот в этом доброжелатель был прав! Русские ведь вполне могут захватить и разрушить Ригу! Как захватили и разрушили славный Ниен. Все так, все так, все правда…

«Уезжайте ближайшим же кораблем, бегите, иначе вас схватят по приговору ратманов и братства. И тогда ничего не поможет. Вы не только останетесь в нищете, но и закончите свои дни в темнице».

Все так! Уехать. Уехать скорей. Уже завтра… Жалко Никиту. Славный парень… Да, славный. С ним когда-то так хорошо мечталось. Но никакими мечтами нельзя жить. Не выйдет. Поэтому – бежать. Уехать. И постараться забыть обо всем. Ах, завтра уже. Уже завтра.

Письмо сопернице Марта написала сама, очень старалась, памятуя все то, чему когда-то научилась у алхимика. Главное было – напугать, чтоб уехала, убежала куда глаза глядят! Тем более что ведь имелось, куда бежать – господин капитан как-то упомянул про домик в Любеке, недавно прикупленный бедняжкой вдовой, тогда еще – вполне замужней обеспеченной дамой. Да она и сейчас весьма обеспечена… особенно по сравнению с Мартой! Вот уж кто – голь-шмоль.

Глянув в зеркало, на свое затрапезное платье, ушлая служанка с досадою покусала губы. Плохо быть нищей, хуже нету. Всякий тебя пнет, всяк презирает, потому как ты беден, а значит – просто тебя и нет. В любой момент можешь с голодухи сдохнуть, замерзнуть, уснуть где-нибудь на помойке да и не проснуться больше. А хочешь выжить – угождай! Наймись в услужение, лови любое хозяйское слово, все прихоти исполняй, или вот, торгуй своим молодым да гибким телом. Пока еще кто-то его берет.

Встав, Марта подошла к большому зеркалу, висевшему в простенке меж окнами. Изогнулась, растянула пальцами вырез, обнажив плечико, улыбнулась сама себе – а ведь не так уж и плоха! Темные локоны, серые большие глаза, пушистые ресницы, и личико такое… вполне… и грудь, и бедра… Красива, да! Однако же, что с той красоты толку, когда денег нет? Да еще и простолюдинка – на что она вообще в этой жизни претендовать может? Разве что вот так, в приживалках у своего господина. Хорошо еще так… Повезло! И то – до той поры, пока хозяин не женится…

Деньги! Сокровища, нагло похищенные из обоза русского царя! Лихой Сом оправдывал свое прозвище… И он где-то здесь, в Риге, и на мызе был он – точно. Значит, где-то там его шайка… уже поредевшая. Найти! Отыскать как можно быстрее, отобрать сокровища – или похитить, тут уж как пойдет, как выгодней будет. Денежки эти все на себя не тратить, большую часть лучше куда-нибудь сразу вложить – купить доходный дом, мельницу, парочку кораблей… Нет, корабли – все же риск. Зато – быстрая прибыль. Не всегда же война будет – поднимется еще и торговля. С Московией-то – золотое дно! Еще можно деньги в какую-нибудь солидную компанию вложить – в английскую или голландскую. Ост-Индская, говорят, неплохая, или Вест-Индская, или та же Московская, с конторой в городе Лондоне… Правда, там сейчас Кромвель и порядка, говорят, в бывшем королевстве нет… Или есть порядок? Английские купцы Кромвеля жалуют, это Марта знала – заходил как-то в Нарву корабль из Портсмута, хорошее работорговое судно. Вот, кстати, тоже дело, вполне себе перспективное! В торговлю чернокожими рабами вложиться. Далеко и ходить не надо – сам курляндский герцог Якоб совсем недавно африканскую компанию основал да прикупил с десяток океанских судов. В долги влез, да… Денежки ему нужны… впрочем, это уже не деньги, это уже по-другому называется – инвестиции!

– Инвестиции! – покорчив в зеркале рожи и показав сама себе язык, ушлая девчонка несколько раз повторила это слово – инвестиции. Да уж, слово было солидное, ученое – его, верно, из простых людей мало кто знал.

Из простых… Она ведь, Марта, тоже из простых, из грязи. А будут деньги, можно будет и дворянский титул купить! Вместе с земелькой. И станет она – баронесса. Баронесса Марта Элеонора фон… фон… Ну, где землица будет – там и фон. С таким-то титулом – и замуж можно. Хоть за этого русского – а что? Господин, что надо – всем пригож. Только вот в Московию с ним ехать – не больно-то надобно. Здесь использовать – да.

Марта вдруг замерла, опустив пушистые ресницы, прикрыла глаза… Представила, как вот сейчас войдет в покои хозяин, Эрих фон Эльсер… или как-то там его еще? Но это ж неважно, совершенно неважно, да. Просто войдет, окатит веселым синим взглядом, от которого сразу в дрожь. Приблизится, поцелует… горячо, горячо, жарко… а потом, потом… проникнет под платье, начнет ласкать грудь… Ах, как приятно чувствовать сильные мужские руки, ощущать их всем своим телом! Как они гладят, гладят, мнут… И совсем скоро дыхание вдруг станет неуловимо тяжелым, а внизу живота вспыхнет, поплывет горячая любовная радость.

Порозовев – ну, надо же! – красотка закусила губу, погладила себя по бедрам, провела язычком по призывно раскрытым губам… Ну, ведь правда и есть – красивая же, да! И еще – вовсе не дура. Нет, не дура, нет.

– Ой, что это мы делаем?

Девушка вздрогнула, увидев отразившегося в зеркале господина. И как это он так незаметно вошел? Или она сама задумалась, увлеклась – не заметила.

Сделав строгое лицо, Марта вмиг обернулась:

– Хозя-и-ин…

Хозяин явно был пьян! Шатался, зыркал глазами, заговаривался… И разило от него вовсе не пивом или вином, а сивушным деревенским шнапсом!

– А я сегодня в порту был, – завалившись на кровать прямо в одежде и обуви, пьяно промолвил Бутурлин. – Провожал. Прощался, да! Прощался со своей любовью… Ты хоть ведаешь, что такое любовь, дева? Хэк… Да откуда тебе… Если и ведаешь, так только продажную. Ну, что встала-то, э? Давай, снимай с меня сапоги… ж-живо. Видишь, твой господин нынче уставший. Ну! Снимай же!

– Да-да, господин.

Склонившись над лежащим, Марта быстро сняла сапоги и принялась расстегивать куртку…

– Сейчас, сейчас… сейчас спать будете. Выспитесь, и все будет хорошо… А вот снимем камзол, ага…

Служанка склонилась так низко, что в декольте проглянула аппетитная грудь… кою пьяный Никита Петрович тотчас же схватил руками! Схватил без всякого политеса, грубо и нагло… В конце-то концов, чего церемониться с простолюдинкой?

– Давай раздевайся… Да поживей! Живей, я сказал!

С пьяной ухмылкой Бутурлин дернул разрез платья, разорвал, обнажая трепетную юную грудь… И тут же получил по морде! Смачную такую пощечину – бумц!