[2] Борден – купюра номиналом сто канадских долларов. Получила в народе такое название из-за изображения на ней портрета восьмого премьер-министра Канады Роберта Бордена.

— Я — человек фактов, человек наблюдения. Я — враг необоснованных гипотез. И это очень хорошо известно не только в России, но и в Европе. Если я что-нибудь говорю, значит в основе лежит некий факт, из которого я делаю вывод.

Михаил Булгаков, «Собачье сердце»

Освободившись от окутывавших её полотенец, киска сразу принялась вылизывать свою шёрстку. После водных процедур та пахла воистину отвратительно, следовало как можно скорее привести её в порядок своим языком.

«Глупые кожаные мешки! Чего только не наизобретали, а элементарные вещи не понимают. Шерсть надо вылизывать, а не мыть!»

Похоже, после девяти часов вечера офис закрывался для посетителей, но работа во многих кабинетах продолжала кипеть. Одни людишки кому-то звонили, другие с умным видом анализировали какие-то графики, третьи ковырялись с непонятными символами на мониторах почти так же, как ранее это делал Фёдор Фёдорович. Только профессор читал и печатал символы с формулами практически интуитивно, а эти балбесы над каждым действием долго думали. Как поняла кошка, потому-то они после девяти часов вечера в офисе и сидели. Не справляешься с задачей в рабочее время — компенсируй недостаток профессионализма высиживанием жопочасов.

— Каждому будет ЗП по усилиям его! — напыщенно объяснял Фёдор Фёдорович расцарапанному ранее кошечкой мужчине. — У нас здесь не бюджетная организация, где восемь часов, ковыряясь в носу, просидел и пошёл домой с чистой совестью. Хочешь хорошо зарабатывать, значит, работай столько, сколько потребуется. И не ной.

— Жестоко, — покачал головой молодой человек. — Но справедливо.

— А то, — кивнул Фёдор Фёдорович. — Ладно, доктор Бернард, пойдёмте, угощу вас пельменями. Ручная работа, жена сама приготовила! Такое даже в «Берёзке» не купишь.

Расцарапанный галантно поклонился:

— Ради такого не грех и в офисе задержаться. Давно хотел ваши легендарные русские пельмени попробовать. А то от местной кухни у меня скоро изжога начнётся.

Профессор кивнул:

— Печеньки, сэндвичи, хот-доги и прочие бургеры — это не еда, а так, корм для человекоподобных животных. Пицца чуть лучше, но именно лишь чуть-чуть. О полуфабрикатах я вообще молчу. Нет, доктор Бернард, хорошую пищу готовят только дома или в домашних же ресторанчиках. Ну да что мы всё в коридоре да в коридоре еду обсуждаем? Идёмте скорее на кухню! Мурка, тебе особое приглашение требуется?

— Мяу, — не стала выпендриваться киска, последовав за своим благодетелем. — «Я же не розововолосая дурочка, чтобы меня пожрать уговаривали. Делить счёт и выражать независимость прочими бредовыми методами точно не буду».

— Вот и хорошо, — придержав дверь, пригласил всех войти в довольно большое помещение Фёдор Фёдорович. — Придётся подождать минут двадцать. Сейчас вскипятим пару литров в кастрюльке и сытно поужинаем.

Пока профессор возился с электроплитой, кастрюлей и вытащенными из морозилки белыми шариками, расцарапанный мужчина шустро настрогал целую тарелку разных сыров, открыл парочку маленьких банок с паштетом, извлёк из недр холодильника превосходно пахнущий соус.

— М-м-м, русские пельмешки и французские закуски, — одобрил приготовления Бернарда профессор. — Эх, жалко, что мы оба за рулём, а то могли бы и бутылочку вина раскупорить.

— Вы же знаете, Фёдор Фёдорович, я противник употребления алкоголя.

Профессор кивнул:

— Ох уж мне этот ЗОЖ. Тот ещё звиздёж…

Расцарапанный виновато пожал плечами:

— А куда деваться, Фёдор Фёдорович? С нашей бесплатной медициной нужно быть здоровеньким, словно бык! Иначе можно и помереть, покуда своей очереди в больничке дождёшься.

Теперь уже грустно улыбнулся профессор:

— Есть такое дело. А с нашей платной медициной нужно быть мультимиллиардером, чтобы не остаться здоровеньким, но без штанов и на улице…

— Мяу, — согласилась с двумя мужчинами кошка. — «Лучше быть богатым и здоровым, чем больным старым бомжом».

Видимо, поняв её немного неправильно, Фёдор Фёдорович налил ей в блюдечко вторую половину кефира, а доктор Бернард с некоторой неохотой положил на другое блюдце несколько вонючих сыров и паштет. Киска не стала возражать ни против кефира, ни против французских закусок.

«Лучше быть сытой, чем правильно понятной», — мудро решила бывалая киска.

Позабыв на время о беседовавших в ожидании пельменей мужчинах, кошка сосредоточилась на поглощении пищи. Да, это было явно вкуснее корочек от пиццы и прочего помойного рациона.

«Эх, кормили бы так каждый день».

К тому моменту, когда она закончила свою трапезу, профессор и расцарапанный как раз приступили к ужину. Запрыгнув сначала на подоконник, а с подоконника вспрыгнув на холодильник, кошка устроилась поудобнее и с высоты стала наблюдать за мужчинами. Ей нравилось контролировать обстановку.

— И в конце она меня вопрошает: вы что, против социальной справедливости? — уплетая пельмешки за обе щеки, профессор делился с доктором Бернардом впечатлениями от встречи с четырьмя горе-стартаперами. — Представляешь? Какая-то выскочка крашенная, нолик без палочки, а всё туда же. Лишь бы права покачать да в чём-то кого-нибудь обвинить. Социальная справедливость… Терпеть это понятие не могу!

Аккуратно распиливающий ножом и вилкой пельмени доктор лишь молча кивал.

— Да вы не режьте, дорогой вы мой доктор, целиком пельмень в рот кладите! На ложке подержали немножко, подули и в рот. Ням-ням-ням. Не надо резать его.

Бернард, который, — теперь кошка была в этом абсолютно уверена — будучи французом, привык мелко резать всю пищу, неохотно отложил нож и вилку. С крайним недоверием посмотрев на широкую ложку, он всё же последовал примеру Фёдора Фёдоровича и начал наконец есть, а не нарезать несчастный пельмень на кусочки.

— Социальная справедливость. Куда ни плюнь, все только и рассуждают про эту социальную справедливость! — продолжал возмущаться профессор. — Но кто определяет, что сегодня справедливо, а что нет?

— Хм. Может быть, общество? — втянувшись в процесс поедания пельменей, пожал плечами расцарапанный.

— Пф-ф-ф! Общество. Я тебя умоляю! — в два счёта умяв свою порцию, откинулся на спинку кресла профессор. — Какое там общество, Бернард? Группа самопровозглашённых активистов, которых финансирует несколько чокнутых богачей — вот кто определяет повестку. Общество очень инертно, оно перестраивает свои мировоззренческие установки поколениями, а у нас что творится? Вчера одни у нас были «всегда» угнетённые, сегодня другие, завтра третьи или четвёртые будут. И только попробуй не успеть перестроиться или, не дай бог, какие-нибудь бездельники найдут в социальных сетях твои старые посты с «неправильной» точкой зрения. Даже если на момент публикации эта точка зрения была вполне правильной и общепринятой. Тебя осудят с позиции сегодняшних «ценностей», и вердикт будет, можешь быть уверен, суров. Сколько карьер было разрушено, сколько прекрасных преподавателей лишились своих должностей… И они называют это социальной справедливостью, черти!

Спина Фёдора Фёдоровича вновь приняла жёсткое вертикальное положение, профессор потянулся за сыром.

— Ты сам поразмысли, Бернард. Ещё не так давно угнетёнными у нас были женщины. Потом нег… то есть афроамериканцы, простите. Затем настала очередь всяких сексуальных меньшинств. Потом цветных и, наконец, этих, существ неопределённого пола. У «алфавитных людей» уже скоро символы для аббревиатуры закончатся, столько непонятных буковок и плюсиков наплодили! Скоро, наверное, минусы, знаки деления, умножения и возведения в степень начнут добавлять, хе-хе-хе.

Доев пельмени, доктор Бернард аккуратно вытер губы салфеткой: