Я полежал там некоторое время, наслаждаясь красотой утра и вдыхая воздух, полный чудесной чистоты и свежести. Наконец я встал, ощущая легкость и внезапное изящество движений, впервые осознав, с ее исчезновением, неловкость и грузность, обычно сопровождавшие мои перемещения по земле. Это было так, как будто часть земного притяжения исчезла.

Некоторое время я осматривал долину, но не заметил там никаких признаков жизни. Затем я повернулся и медленно пошел вверх по склону, солнечный свет согревал мое тело, а ноги, даря наслаждение, утопали в густой траве.

Когда я добрался до гребня холма и огляделся, то увидел перед собой еще одну долину, более глубокую, чем первая. Холмы уходили все дальше и дальше на многие мили, переходя в длинную, широкую равнину. По бокам равнины поднимались новые холмы, такие одинаковые, словно они были построены рукой какого-то гигантского ребенка, игравшего в пустыне, как в песочнице. И река, огибая подножие холма, на котором я стоял, всего в нескольких милях от него, устремлялась к огромному каменному акведуку высотой в сотни футов, пересекавшему равнину в самом ее центре прямой линией захватывающей дух красоты и исчезавшему вдали в проходе между двумя горами. Открывшаяся мне картина была слишком совершенна, чтобы быть полностью естественной.

В центре равнины возвышалось высокое белое здание. Даже с того расстояния, с которого я его рассматривал, оно выглядело массивным – больше любого виденного мною небоскреба. Оно было изящно и затейливо спроектировано, с террасами, как и большинство современных офисных зданий в Нью-Йорке, но более продуманно. Его основание упиралось в проходящий через него акведук, а само оно величественно вздымало стройную вершину почти вровень с гребнем холма, на котором я стоял. Это было единственное здание в поле зрения.

Не знаю, как долго я стоял там, восхищаясь аккуратностью и необъятностью пейзажа, прежде чем увидел, как нечто резко взлетело, мелькнув яркими крыльями, из какого-то скрытого двора или террасы здания. За первым летуном последовал второй, затем еще один, словно стая птиц, ложащаяся на крыло. Они стремительно взмывали, делали круг или два и расходились в разные стороны, решительно и целеустремленно. Один из них направился к моему холму.

Прошло всего несколько мгновений, прежде чем нечто подлетело ко мне и устремилось вниз после того, как я замахал ему руками. Это, конечно же, была машина, стройная и длинная, с широкими изогнутыми крыльями. Она казалась достаточно легкой, чтобы парить. У неё была палуба, защищенная от ветра мерцающей прозрачной штуковиной, похожей на тонкую проволочную сетку, а под палубой находилась кабина, сделанная, казалось, из стекла. На палубе стояли мужчина и женщина, женщина управляла кораблем. Оба они были одеты почти так же, как я.

Машина замерла на холме рядом со мной. Я шагнул вперед, и мужчина спрыгнул мне навстречу. Его первое приветствие вызвало моё любопытство.

– Итак, вы здесь, – сказал он.

Его голос был тихим и проникновенным, но холодным и металлическим. Я подумал о тонкой стальной проволоке. И, когда я ответил, мой собственный голос зазвучал примерно так же.

– Вы ждали меня? – спросил я.

Он кивнул, коротко и спокойно пожимая мне руку.

– Мы все о вас знаем, – ответил он.

Я был рад – это все упрощало – но мне хотелось спросить его, кто я такой. Я ничего не помнил вплоть до момента своего пробуждения на другой стороне холма. Вместо этого я спросил его:

– Мне подняться на борт?

Он снова кивнул и махнул рукой в сторону трапа. Я легко поднялся, и он последовал за мной. Мы с девушкой посмотрели друг на друга; я был удивлен и несколько встревожен ее красотой и изяществом тела. Я отвернулся к мужчине, немного смущенный, а она принялась манипулировать какими-то рычагами управления, снова приводя корабль в движение.

– Вы должны простить меня, – сказал я. – Что-то случилось, и я ничего не понимаю. Я полностью потерял память.

Они сразу всё поняли.

– Вас зовут Барет, – он произнес это как-то странно. – Я Эдвар, а эта девушка – Сейда.

Мы все пристально посмотрели друг на друга, и я нерешительно продолжил.

– Я не знаю, где я. Не могли бы вы рассказать мне что-нибудь обо мне?

Эдвар покачал головой.

– Только то, – сказал он, – что нас известили о вашем появлении и назвали ваше имя. Этот город – Ричмонд.

Я быстро огляделся.

– Ричмонд! – воскликнул я. – Вирджиния?

Он покачал головой.

– Я вас не понимаю, – ответил он.

Я продолжил, озадаченно нахмурившись:

– Все изменилось…

Они оба посмотрели на меня с любопытством.

– Что изменилось, Барет? – спросила меня девушка по имени Сейда.

Я рассеянно взглянул на нее и закрыл глаза.

– Почему… Я не знаю, – заикаясь, пробормотал я. – Я не помню.

На несколько мгновений воцарилась тишина, нарушаемая только свистом ветра, проносящегося мимо нашего корабля. Затем Сейда задала мне еще один вопрос.

– Откуда вы?

Я беспомощно покачал головой и вновь ответил:

– Я не знаю, я не помню.

Мгновение спустя мы нырнули в тень здания, называемого Ричмондом. Проскользнули мимо череды огромных и замысловатых фасадов, пока не оказались на террасе, похожей на двор, расположенный на высоте сотен футов над землей и защищенной с трех сторон стенами, поднимавшимися к небу на сотни футов. Эффект от высоты был одновременно головокружительным и захватывающим дух.

Сейда быстро и грациозно посадила корабль. Я обнаружил, что мы находимся на большой мощеной площадке, похожей на общественную площадь, обращенную на восток, к солнцу, заливавшему её прохладным ярким светом. Было еще раннее утро. На нас смотрело множество окон, а со всех сторон в здание вело множество дверей. Из одной вышла девушка. Эдвар заговорил с ней, очевидно, докладывая о себе и Сейде. Девушка нажала несколько кнопок на маленьком пульте, висевшем у нее на плече. Он прозвонил, низко и серебристо, дважды. Затем она указала на меня.

– Кто это? – спросила она.

– Его зовут Барет, – сказал ей Эдвар. – Меня послали встретить его.

– Но откуда он? Он не зарегистрирован.

– Мы не знаем. Это необычное обстоятельство, – объяснил он, пока девушка внимательно осматривала нас.

– Очень хорошо, – сказала она наконец, – вы должны присматривать за ним, пока его не зарегистрируют. Я сообщу Одому.

Эдвар кивнул, и мы пошли прочь.

Оглянувшись, пока мы пересекали площадку, я увидел, как корабль бесшумно опускается сквозь мостовую, где он приземлился, в глубь здания, в то время как девушка делает некие жесты своим маленьким приборчиком. Затем мы прошли через дверной проем в приглушенное сияние искусственного освещения.

– Почему она так волновалась? – спросил я Эдвара. – Я ничего не понимаю.

– Вы не были зарегистрированы, – сказал он. – Мы все, конечно же, зарегистрированы в своих городах. Власти знают, где нас найти в любой момент дня, когда мы выполняем свои обычные обязанности. Если мы покидаем город или отходим от привычной программы, мы, естественно, записываем, куда направляемся, регистрируясь при отъезде и возвращении. Если мы посещаем другой город, наше прибытие туда регистрируется и о нём сообщается сюда, также как и о нашем убытии.

– И все это необходимо? – спросил я его. – Может быть, идет война?

– Нет, – ответил он, – так принято. Это предотвращает путаницу. Все, что мы делаем, записывается. Этот разговор, например, в данный момент записывается в телепатической лаборатории – у каждого из нас там есть персональные записи. Они открыты для публики в любое время. Это делает бесчестие невозможным.

Мы остановились у двери, и Эдвар произнес несколько слов. Дверь бесшумно открылась, и мы вошли в квартиру.

– Мы были приписаны к вам сегодня утром, – сказал Эдвар. – Мы к вашим услугам.

Квартира почти не отличалась от того, что я подсознательно ожидал увидеть. Похоже, в ней было две комнаты и ванная. Комната, в которую мы вошли, была чем-то вроде кабинета. Она была завешена портьерами, плотно сплетенными из какого-то светлого металла, с холодными узорами, наводившими на мысли о механических или математических концепциях, и вдохновлявшими в той же мере, в какой вдохновляли линии здания. Здесь не было ни картин, ни зеркал. Вся мебель была выполнена в прямых линиях, из металла и имела несколько футуристический дизайн. Кресла, однако, были глубокими и удобными, хотя мягкая обивка на первый взгляд казалась жесткой и ломкой, как металлические листы. Комната была совершенно пустой, а цветовая гамма – тускло-серебристой и черной. Мне она показалась чрезвычайно мрачной, но нравилась Эдвару и его спутнице.