Голос Джонса, усиленный громкоговорителем, продолжил звучать, но теперь уже несколько неуверенно. Он закончил с вопросом о налогообложении и перешел к третьему пункту своей предвыборной программы.

– В этом районе давно назрела необходимость в масштабном благоустройстве парка. У нас есть на это бюджет, предусматривающий строительство лучших плавательных бассейнов, площадок для игры в мяч, разработку ландшафтного дизайна и…

– И который также, Вудро Джонс, предусматривает крупные взятки вам и вашей команде!

Несомненно, снова тот же голос у него в ухе.

Нервы Вудро Джонса были на пределе. Его толстые щеки задрожали. Он не хотел продолжать. Его подташнивало. Но он знал, что должен продолжать, иначе, возможно, проиграет выборы. Он продолжил. Его голос дрожал, и зрители пристально смотрели на него. Они уже почувствовали неприкрытую неискренность в его тоне. Его друзья, находившиеся позади него, выглядели обеспокоенными.

– Пункт четвертый нашей программы: я собираюсь проследить за тем, чтобы каждая нуждающаяся семья в нашем округе получила должную заботу. Поскольку этот вопрос близок моему сердцу, я пошел на то, чтобы составить список таких нуждающихся…

– Не могли бы вы предъявить этот мифический список, мистер Джонс? – спросил невидимый голос за его спиной.

Хотя вечер был прохладный, Джонс достал носовой платок и вытер вспотевший лоб. Его речь, по мере того как он отчаянно продолжал своё выступление, начала наполняться «эканьем», «мычанием», кашлем и запинками. Никто не понимал, что с ним происходит.

– А теперь, э–э–э, последняя и, возможно, самая важная часть нашей программы – борьба с рэкетом. Я собираюсь искоренить это явление. Я…

– Неужели? – произнес голос, так похожий на голос его совести. – Вчера вечером вы и ваши коллеги на тайной встрече пообещали представителям рэкета, что они не будут подвергнуты чрезмерному преследованию – за небольшую плату! Как насчет этого, мистер Джонс?

Вудро Джонс слегка покачнулся, потеряв дар речи. Зрителям казалось, что он к чему-то прислушивается, но прислушиваться было не к чему! И все же он слушал что-то, чего они не могли услышать.

– Вы знаете, что вы – бессовестный лицемер! – произнес язвительный голос у его локтя. – Паутина лжи, гнусный обман – вот что вы только что выдали. Как вы можете стоять здесь, строя из себя благородного лидера, когда вы всего лишь дешевый мошенник? Вы слышали об Инферно, Джонс? Когда вы туда попадете, вы будешь бесконечно произносить лживые предвыборные речи, а мой голос будет звучать у вас в ушах!

Лицо Вудро Джонса приобрело желтоватый оттенок. Его друзья бросились вперед, когда он слегка пошатнулся. Но прежде чем они подбежали, голос произнес:

– Вы не будете участвовать в выборах, Джонс. Потому что, если вы это сделаете, голос вашей совести будет преследовать вас до самого сумасшедшего дома!

Джонс на некоторое время сошел с ума. Крича во весь голос, он снял свою кандидатуру. Отбиваясь от своих соратников, пытавшихся оттащить его от микрофона, он выкрикивал признания в том, что все, что он сказал, было сплошной ложью.

Леда Норрис проснулась глубокой ночью со странным, леденящим душу ощущением, что кто-то вошел в ее спальню. Она ничего не слышала и никого не увидела, когда включила лампу у кровати, но это ощущение не покидало ее.

Что-то… чье-то присутствие… кто-то был в её комнате!

Она попыталась убедить себя, что ведет себя глупо, но ужас вновь захлестнул ее, когда ей показалось, что она слышит шаги, приближающиеся к открытому окну. Но не было видно ничего, что могло бы вызвать такие звуки! Она открыла рот, чтобы закричать…

– Леда! Леда, пожалуйста, не пугайся! – произнес чей-то голос.

Занавески на окне зашевелились. Кто-то, казалось, выбирался на пожарную лестницу.

Ужас девушки мгновенно улетучился.

– Лайл! – с надеждой позвала она. – Лайл Трент! Это ты? Я тебя не вижу, но это же твой голос…

Занавески на мгновение остались раздвинутыми, затем с шелестом вернулись на место. К кровати приблизились мягкие шаги.

– Да, Леда, это я, – ответил мужской голос откуда-то из пространства над ее запрокинутым лицом. – Я невидим благодаря научному фокусу. Но я здесь, во плоти. Я не хотел тебя будить или разговаривать с тобой. Я просто пришёл посмотреть на твое лицо в лунном свете… – голос его дрогнул.

Леда Норрис удивленно села на кровати.

– О, Лайл, так приятно снова слышать твой голос! Но почему ты невидим? – она слегка вздрогнула. – Это почти как разговаривать с привидением!

– Выключи свет, – посоветовал невидимка. – Будет не так заметно. Мне придется оставаться невидимым.

Озадаченная девушка сделала, как он сказал. Край ее кровати скрипнул, когда невидимый мужчина сел на нее.

Поскольку Трент молчал, она заговорила снова.

– Лайл, почему я ничего не слышала о тебе два года? Два долгих, бесконечных года! Я о том, что сказала перед твоим отъездом на учебу в Европу – что я буду ждать. Я бы ждала тебя вечно, Лайл. Я все еще…

– Нет, Леда, – перебил её Трент. – Мы… мы не должны говорить об этом. Я надеялся, что ты всё забыла.

– Понятно, – голос Леды дрогнул. – Я тебе больше не нравлюсь. У тебя появилась другая женщина, Лайл? Не бойся сказать мне. В конце концов, два года – это долгий срок…

– Нет, – ответил Трент. – У меня нет другой женщины. – он запнулся – Я все еще люблю тебя, Леда, и всегда буду любить.

– Тогда почему…

– Позволь мне объяснить. Ты помнишь несчастный случай, произошедший со мной в Лейдене – взрыв в физической лаборатории?

– Да, это было последним, что я о тебе слышала, – у Леды перехватило дыхание. – Я так волновалась за тебя, Лайл! Ты почти не писал мне об этом. Ты не пострадал?

– О, немного. Но этот взрыв действительно стал ключом к моим исследованиям. Он был вызван передачей световой энергии сквозь щит из твердого металла. Я не буду вдаваться в подробности, Леда, но когда фотон света попадает в атом, электрон в атоме переходит на новую орбиту. Когда электрон возвращается на прежнюю орбиту, фотон высвобождается. При достаточном возбуждении фотон будет перескакивать с атома на атом и в конечном итоге преодолеет твердую материю. Почти не растеряв первоначальной скорости света.

– У меня есть модификация того первого чернового варианта щита, полностью закрывающего мое тело. На самом деле это гибкая, проницаемая металлическая сетка, не очень тяжелая, с такими мелкими ячейками, что человеческий глаз их не видит. Я могу комфортно дышать, потеть, как обычно, и свободно двигаться. Но ты не увидишь ни меня, ни моего сетчатого костюма. Через сетку проходят слабые электрические токи от специальных батареек, закреплённых на моем поясе, разгоняющие фотоны света по мере их поступления. Например, световой фотон, ударяющийся мне в спину, проходит прямо через мое тело, выходя спереди и там излучается – как будто я изначально не стоял у него на пути.

– И именно по этой причине я невидим, потому что свет проходит сквозь меня даже проще, чем когда проникает сквозь стекло.[1] Была еще одна деталь. Мне пришлось изобрести способ видеть, поскольку фотоны света проникают и через сетчатку моих глаз. Я ношу очки сложной конструкции, линзы которых перехватывают ультрафиолетовые лучи и преобразуют их в видимое для моих глаз излучение. Мне все видится немного странным, но благодаря этому я вижу почти так же хорошо, как обычно. Но хватит научных объяснений.

Леда внимательно выслушала его.

– Лайл, ты замечательный ученый, – выдохнула она. – Я всегда знала, что ты им станешь. Я горжусь твоей способностью…

Трент несколько резко прервал её.

– Но после того, как я усовершенствовал это устройство невидимости, Леда, мне пришло в голову, что случится в мире, если я придам его огласке. Я подумал о невидимых шпионах! Невидимых армиях! Невидимых преступниках!