– Ты что, партейный?

– К сожалению, нет. Вон он – да, – кивнул Кораблев на Ивана. – Это, папаша, сильный активист. Нынче учиться уезжает Человек с будущим.

– Вольному – воля… Старик помолчал. Раскрыл шкаф, достал страховые бумаги. Слазил в передний угол, вынул из-за иконы с полки налоговые листы, облигации крестьянского займа. Показал сыну пустой кошелек. Дрожащим голосом с обидой и злобой пояснил:

– Этих грамот у меня, пожалуй, на две тысячи рублей. Вот на чем господа-товарищи держались. На нашем брате. А из пустого кошелька с меня что возьмут? Нуль без палочки… Живи, живи, Васька. Но знай, в доме работник нам теперь не нужен. Всё общее, и мы общие. И тебе быть в общих. Не полюбится – утекёшь…

Мать, стоя у самовара, заголосила:

– Ничего так, Васенька, не жаль, как жаль трёх коров. Все-то они, красули милые, домшинской породы, на Чебсаре купленые. Что ни день, то пуд молока от каждой. Золотые коровы, золотые…

К чаю пришел Васькин брат Яшка. На столе появились две поллитровки. Судаков не прикоснулся к рюмке. Яшка и Васька нажимали на водку. В болтовне Яшка не уступал старику-отцу и очень не понравился Судакову. И Ваське было стыдно за братца родного, когда тот заявил:

– Ты, Вася, заранее знай: на пай в доме тебе нельзя рассчитывать. Я имею справку от юриста из Грязовца, как единственный наследник. Закон такой, кто пять лет в домашнем хозяйстве не участвовал, тому ни шиша в имуществе. А ты к дому не имел отношения семь лет с гаком…

И тут произошло неожиданное. Васька ударил изо всей силы Яшку по лицу – у того из носа брызнула кровь на скатерть.

– Сволочь! Я не таких слов от тебя ждал!.. – и ударил стаканом по блюдечку. Вдребезги разлетелись осколки. Пригрозил Яшке ещё: – Не смей подниматься из-за стола! Не смей пальцем меня тронуть. Пристрелю, как собаку!..

Хотя стрелять ему было не из чего, угроза внушительно подействовала. Яшка замер от неожиданности. Отец почему-то начал креститься, мать смачивала в холодной воде полотенце.

– Пойдем, Ванюшка, Видишь, какие тут люди!.. Где ещё есть такие?.. Пойдём! – сказал Васька.

Судаков вышел из-за стола, поблагодарил за угощение и, прихватив рюкзак, последовал за своим товарищем.

– Ну и дела! А я тебя не осуждаю. Правильно ты ему по морде врезал, но зачем чайную посуду бить? Это было лишним. Куда же мы теперь?..

– Пока не началось учение в школе, остановимся у заведующей. Примет и приютит.

– Знаком?

– Нет. Только по заметкам, которые она присылала в газету.

– Такая пустит. Пойдём.

И через какой-нибудь час прерванное чаепитие продолжалось в комнате заведующей школой, в уютной и скромной обстановке, за беседой с хозяйкой под ласковый шумок самовара. На столе мёд, малиновое варенье и белые пироги с черникой. Заведующая, она же и учительница в младших классах, Марья Павловна, молодая, дышащая полнокровным здоровьем, оказалась очень приветливой. Коротко она рассказала им, как проходило первое организационное собрание в колхозе и что теперь все с беспокойством ждут, какого им дадут в колхоз председателя.

После чая Судаков рассматривал библиотечку Марьи Павловны, а Кораблёв, посадив себе на колени трёхлетнего ребёнка, стал его потряхивать и напевать, как бывало в детстве напевала ему мать:

– Вот именно, огурцей, а не огурцов, – заметила Марья Павловна. – К народному творчеству не придерёшься. Как поётся, так и пишется.

– Марья Павловна, хорошее дитя у вас, а где у него папаша? Извините за нескромный вопрос.

– Конечно, нескромный, – вспыхнув, ответила она Кораблёву. – Если бы вы знали, то не спрашивали. У моего Вовы нет папы. Это, так сказать, «тайный плод любви несчастной», как выразился Пушкин. Конечно, плохо не иметь отца ребенку, но я довольна, что нет у меня подлеца-мужа…

– Вася, вопрос ясен, – не отвлекаясь от книжного шкафа, сказал Судаков. – С деловым человеком говори только о деле.

– Не плохой у вас наставник, – заметила учительница.

– Строгих правил. Всю дорогу от Вологды только он тем и занимался, что школил меня изо всех сил. Правда, и есть за что. Марья Павловна, извините нас, разрешите на некоторое время остановиться нам с Иваном в вашей школе. Место найдётся где-нибудь в классе или в сенях.

– А у отца что?

– При встрече поругались и разошлись навсегда.

– Понятно. Они, что отец, то и Яков – жом с жохом. Оставайтесь, места хватит. А вы надолго?

– Нет. Пока Судаков с недельку побудет в колхозе. Он уедет – я переберусь жить к кому-либо в уголок. Но решено: остаюсь в Коробове.

В этот час, если бы Судаков и Кораблёв были в доме Сергея Кораблёва, то могли бы лицезреть такую картину: Васькина мать рыдала, Яшка, обруганный отцом, перевязав лицо полотенцем, не раздевшись, лежал поверх одеяла на никелированной кровати. Беспокойный отец бродил из угла в угол и твердил:

– Ты мне, гад, всю обедню испортил. Дурак, не понимаешь, истины: домашний враг самый опасный. Ты и мне, и себе нажил такого врага, бестолочь окаянная!

Долго не мог старик Кораблёв успокоиться. Конечно, Васька теперь отрезанный ломоть. Кончено. А ведь он тоже сын и вовсе не глупее Яшки. Таким-то нынче и книги в руки. Поворчал старик, поворчал, достал с божницы евангелие и начал читать для успокоения мятежной души. Прочел несколько страниц из Матфея – не помогло. Переключился на Луку, и Лука не помог – слукавил. А откровения Иоанна Богослова и совсем не понял старик. Заложил закладочку и водворил книгу к налоговым листам и облигациям.

ДВАДЦАТИПЯТИТЫСЯЧНИК, рабочий-ленинградец Клюев Григорий Николаевич не замедлил приехать. С чемоданом и связкой книг он тоже временно, до подыскания себе жилья, остановился в школе. С первого же дня Клюев стал знакомиться с людьми, в первую очередь, с беднотой.

А потом, как и следовало ожидать, – собрание. Все коробовские, вступившие в колхоз, пришли быстро и дружно. Даже те, кто желал «Восходу» скорейшего заката, тоже к означенному часу были в большом классе школы.

Клюев прошел за стол и, не садясь, спросил:

– Кого выберем председателем собрания?

– Марью Павловну! Она и в прошлый раз проводила.

Выбрали. Учительница заняла место.

– Кому слово?

– Разрешите…

Клюев начал речь с того, что он по запросу колхоза «Восход», с путёвкой окружкома партии приехал сюда, если угодно народу, на должность предколхоза.

– Просим и выбираем!.. – послышались реплики. – Один или с семьёй?

– Семья пока в Ленинграде. Устроюсь – приедет и семья: жена, двое малышей…

– А какой профессии, извините?

– Работал на заводе металлоизделий. Так что, кузнечное, машиноремонтное дело из рук моих не выпадет, сумею…

– А это нам и любо. Такого принимаем.

Ответив на все вопросы собрания, Клюев заговорил о политике, но заговорил понятным, простым рабочим языком.

– Конечно, товарищи «восходовцы», не делает вам чести то, что в самую последнюю очередь решили объединиться в колхоз. Новые формы ведения сельского хозяйства неизбежны. Политика партии, – вы читаете газеты, – ясна. Индустриализация страны, всеобщая коллективизация деревни, ликвидация кулачества как класса, отправка в деревни двадцати пяти тысяч рабочих от станка для руководства колхозами, масса новостроек – всё это великие дела великих планов и задач, разработанных нашей партией. Всё это будет выполнено. А если нет, тогда нас сомнёт мировая буржуазия. Но этого не случится. Не для того великий Ленин создал могучую партию, создал новый тип социалистического государства. Трудящиеся при любых условиях сумеют постоять за свои права… А теперь давайте поговорим о малом. О плане работ нашего «Восхода». Вы хозяева. Вы и подсказывайте, с чего начать. А потом изберём правление, руководителей участками работ и так далее… Кто возьмёт первый слово?..