С Константином Ивановичем Коничевым я познакомился сразу после войны…Передо мной стоял уже немолодой человек, крепко жал руку, откровенно рассматривая меня острыми, с хитринкой глазами. Густо окая, нараспев рассказывал он «о своей вотчине-Вологодчине». То лирически мягко, с роздумью, вспоминал о батрацкой жизни на Устье-Кубенье, о друзьях-писателях двадцатых годов, то сыпал остроумными прибаутками и частушками, которых у него в запасе «под завязку два мешка», то хитроумно, с перчинкой плел рассказ о похождениях в коллективизацию какого-нибудь вологодского Щукаря.

Нелегко представить этого человека в кабинетной обстановке. Слишком подвижен он, слишком неисчерпаема его энергия и жажда всё знать, особенно о родном Севере. Совершенно неожиданно он может появиться в вологодских краях только потому, что кто-то из друзей сообщил: в какой-то лесной деревушке видели какую-то древнюю рукопись, а в другом месте какие-то допотопные монеты. Совсем недавно, кажется, была от него весточка из Ленинграда, а вот уже и он сам, полный впечатлений от встречи с череповецкими металлургами. «По пути», оказывается, заглянул ещё и в Ферапонтов монастырь, чтобы поглядеть на фрески Дионисия. И теперь беседует со своими земляками, читает им свои новые страницы, советуется, выпытывает что-то. А ещё через некоторое время уже идут от него пёстрые открытки откуда-нибудь из Дагомеи ила из Египта, из Греции или Сирии, из Парижа или Праги. И опять ждёт своего хозяина тихая квартирка на Дворцовой набережной в Ленинграде.

На столе писателя – величественная фигура Петра Первого работы Антокольского, модель памятника в Архангельске, кипы писем от друзей, читателей, собратьев по перу; над столом – вологодские пейзажи; в шкафах – книги, рукописные сборники, собрания фольклористов и этнографов. И всё это – о Севере, о прошлом и настоящем родного писателю края, с которым связана вся его жизнь, всё творчество.

Не встретишь теперь на карте Вологодской области маленькой в пятнадцать дворов деревушки Поповской, что была когда-то у самого Устья-Кубенского. В ней 25 февраля 1904 года родился Константин Иванович Коничев, в ней прошли детские годы будущего писателя.

Семья Коничевых жила бедно, перебиваясь с хлеба на воду. Кулаки-барышники да кабатчики-шинкари вконец обобрали и её. Как-то зимой слегла и уже не поднялась хозяйка дома, скромная, забитая нищетой женщина. Муж ещё отчаяннее начал топить горе в вине, и вскоре шестилетний Костя остался круглым сиротой. Сельский сход определил его на воспитание к скряге-опекуну. Тот, скрепя сердце, отвел нахлебника хмурой ненастной осенью в Коровинскую церковно-приходскую школу, а затем посадил его за верстак учиться сапожному ремеслу. Рано повзрослевший юноша столкнулся лицом к лицу с суровой жизнью, с жалким существованием вологодских крестьян, с их безрадостным, исковерканным нищетой бытом.

Глубокой осенью 1917 года и до глухой деревеньки Поповской докатилась весть о великих событиях в Петрограде. Знаменитые ленинские декреты о земле, о мире взволновали крестьян. Солдаты возвращались с фронтов в родные вологодские деревни, устанавливали свою советскую власть. Но вскоре снова наступили тревожные события. Эсеры подняли восстание в Ярославле. Зелёные банды появились в грязовецких и шекснинских лесах. В Архангельске высадились английские и американские войска и двинулись на Вологду.

Коничев в эти годы борется с кулаками, выявляет у них для нужд фронта излишки хлеба, работает в комбеде, тачает сапоги для бойцов Северного фронта. Зимой 1920 года он добровольцем уходит в Красную Армию, служит в 34-й кадниковской роте.

После того, как красные войска сбросили в море англо-американских захватчиков, Коничев возвращается в Устье-Кубенское и снова садится за сапожный верстак. Сняв по вечерам пропитанный дёгтем фартук, он пробует писать стихи, обличительные заметки и статьи. Так началась его селькоровская работа на страницах губернской газеты «Красный Север», во главе которой стояли коммунисты Н. В. Елизаров и А. А. Субботин.

К молодому селькору всё чаще заглядывали крестьяне из соседних деревень, засиживались у него за полночь, рассказывали о своих горестях и неполадках, просили помощи. А через несколько дней в губернской газете появлялась заметка устье-кубенского селькора и била прямо в цель.

Вскоре селькор вступил в комсомол, стал избачом, перед ним открылись двери губернской совпартшколы. В двадцатые годы коммунист Коничев все свои силы отдавал строительству новой жизни на Севере. В кабинете писателя и сейчас висит карта Вологодской области, испещрённая красными кружочками, которыми отмечены места, где он побывал в то горячее время.

Судьба бросала Коничева из Вологды в Сыктывкар, из Сыктывкара в Архангельск. Бурные события тех лет, яркие судьбы людей, с которыми он шел по распахиваемой целине новой жизни, провели глубокую борозду в его сердце Это было время рождения Константина Коничева как писателя. В эти годы появляются его первые очерки и рассказы. Работает он и над повестью «Путина». В Вологде выходит первая книжка литературно бесхитростных рассказов Коничева «Тропы деревенские» (1929). В них уже проглянуло то, что после стало характерной особенностью Коничева-писателя: большая любовь к родному краю, к быту северян, к их острому живому слову. Эту любовь писатель пронёс через годы, остается верен ей и сегодня.

Трудной дорогой шел Константин Коничев в литературу. У него не было возможности полностью отдаться творческой работе. Даже в литературном институте он учился, не отрываясь от участия в повседневных делах Северного края.

Одна за другой появляются новые книги Коничева: повести «По следам молодости» и «Лесная быль», очерки «Боевые дни» – о гражданской войне на Севере и «За Родину» – о герое-пограничнике Андрее Коробицыне. Многим из этих книг не суждено было долгой самостоятельной жизни – сказалась газетная поспешность, селькоровская «скоропись». Но они стали основой будущих работ писателя. Из них выросли и «Деревенская повесть» и «К северу от Вологды». В предвоенные годы была начата и «Повесть о Федоте Шубине», открывшая цикл исторических повестей Коничева о талантливых людях Севера.

Отечественная война оборвала творческие искания писателя: Коничев ушёл защищать Родину. Случилось так, что его фронтовая жизнь началась в войсках, оборонявших Вологодскую область. Здесь произошло и первое боевое крещение. Капитан Коничев участвовал в боях почти на всех направлениях Карельского фронта. А после разгрома немецких и финских фашистов принимал участие в боях против японских милитаристов.

События этих лет нашли отражение в его книге «От Карелии до Кореи» (1948). Записки офицера Коничева занимают особое место среди книг об Отечественной войне, в них бережно сохранены солдатские были, живое народное слово.

Вернувшись после войны к литературному труду, К. И. Коничев много сил отдал возрождению в Архангельске тогда почти единственной на Севере писательской организации. Он встал во главе альманаха «Север», был главным редактором Архангельского книжного издательства. Приходом в литературу ему обязаны многие архангельские литераторы. Частым и желанным гостем был Коничев и у вологжан. Он проводил в Вологде семинары молодых писателей, поддерживал их добрым словом, помогал рождению новых книг.

Напряженно работает Коничев и над своими рукописями, вовремя завершить которые помешала война. Как-то еще перед войной он прочел А. С. Серафимовичу несколько глав «Деревенской повести». Большой художник одобрительно отозвался о начатой работе, отметил сочность написанных страниц, хорошее знание автором сельской жизни.

«Деревенскую повесть», выросшую в большой бытовой роман, Константин Коничев завершил к началу пятидесятых годов. В ней он нарисовал яркую картину нищенской жизни дореволюционной северной деревни. Книга эта написана в духе лучших реалистических традиций русской литературы, с её острым интересом к судьбам крестьянства. Писатель страстен и публицистичен там, где он четко раскрывает классовое размежевание сил в деревне, социальные противоречия, рост на селе революционных настроений.