— За что?.. — он помотал головой и, почесав осторожно противно ноющий затылок, попытался все-таки наладить контакт с представителем иной расы, — Дэ… эм… Ты же Дэйв, да? Или как человек зовешься как-то иначе?
Хранитель памяти молча поднял голову. Оборотень, натолкнувшись внезапно на виноватый и очень расстроенный взгляд карих глаз, несколько замялся, не очень хорошо отдавая себе отчет в том, чем успел так сильно огорчить своего собеседника.
— Значит, Дэйв… — неуверенно констатировал он и, быстро облизнув пересохшие губы, промямлил, — Значит… выходит, что… привет?
— Здравствуй!.. — горько воскликнул молодой человек, вновь опуская голову. Со стороны он выглядел провинившимся рабом, слугой, ожидающим наказания от жестокого господина за какую-то невнятную провинность, и это неожиданно взбесило гневливого оборотня.
— В конце-то концов, что происходит?! Просишь прощения, сам выглядишь так, словно сейчас разрыдаешься, и ждешь от меня… чего ты вообще от меня ждешь?! Дьявол, я и представить себе не мог, что мой хранитель памяти — глупый мальчишка…
Дэйв вскинул голову и в карих глазах его явственно сверкнули желтые искры. К пренебрежительным отзывам о своей персоне он, судя по всему, относился не менее чувствительно, чем Винсент и сносить их не был намерен ни от кого, даже от родного хозяина. Хотя в данный момент выражать свое негодование было бы почти неприлично, посему парень ограничился одним только взглядом.
Ричарду этот взгляд понравился. Видя явное и несомненное опровержение собственных слов, он испытал некоторое удовлетворение, сознавая, что «мальчишка» не так-то уж и прост, но демонстрировать этого не пожелал. В конечном итоге, роль жестокого хозяина все еще тяготела над ним, да и Дэйв, хотя и был определенно задет, не спешил подниматься с колен, и казался по-прежнему вполне неуверенным.
— Ричард… — голос молодого человека звучал хрипловато, скованно и смутно напоминал голос самого оборотня, вновь вызывая ассоциации о сходстве хранителя памяти и его хозяина, — Но я же… я прошу прощения…
— Но за что?! — Лэрд, хмурясь и, судя по всему, гневаясь все сильнее, ибо понимать он так ничего и не понимал, раздраженно подался вперед, напрочь забывая о своих не до конца исцелившихся ранах, и предпринимая заведомо провальную попытку вскочить с постели. Дэйв, казалось бы, совершенно не намеревающийся изменять коленопреклоненную позу, увидев это, вскочил сам, бережно, но уверенно удерживая хозяина от опрометчивых действий. Лицо его отобразило самое искреннее волнение, беззаветное беспокойство и, вместе с тем — некоторое осуждение в адрес неразумного мужчины, столь пренебрежительно относящегося к собственному здоровью.
— Я спокоен! — рыкнул Ричард, вновь насильно возвращенный в прежнее положение и глубоко вздохнул, силясь обуздать раздражение, вызванное скорее причинами настоящими, сегодняшними, сиюминутными, вроде больной головы и непонятной до безобразия ситуации, — Объясни, за что ты извиняешься, парень? Я же ни в чем не виню тебя, я…
— Винишь, — упомянутый парень, нахмурившись, удивленно оглянулся на сторонних наблюдателей, как бы испрашивая у них совета, задержал на мгновение взгляд на Винсенте и опять обратился к хозяину, — Разве не ты злишься на меня со вчерашнего дня непонятно за что? Разве не ты думал, что и знать меня не хочешь и проклинал последними словами? Разве не ты…
— Достаточно, — голос пристыженного оборотня зазвучал глуше и, вместе с тем, серьезнее, — Ты прав. Я злился… я и злюсь, потому что я ничего не понимаю! Ни черта не понимаю в том, что происходит, я думал… Я знал насчет Эрика и Винсента, но я никогда и подумать не мог, что подобное может произойти и со мной! Я… я думал — пантера и пантера, а вдруг… И ты просишь у меня прощения за свою собственную суть? За то, кто ты есть?
— Если честно, не знаю, — Дэйв устало опустил плечи и, бросив взгляд на оставленный Эриком стул, отошел, присаживаясь на его край, — Но ты злишься на меня, значит, я виноват. Значит, должен просить прощения, просто…
— Просто если бы я узнал об этом раньше, все бы было по-другому, — буркнул в ответ оборотень и, сам прекрасно понимая, что все было бы точно так же, насупился. Хранитель памяти невесело усмехнулся.
— Вряд ли, Ричард… Вряд ли. Все бы было точно так же, как и сейчас — тебе было бы больно смотреть на меня, ты бы чувствовал, как что-то будто ломает изнутри твою черепную коробку, как будто бьет прямо вот сюда… — он поднес два пальца к собственному виску и чуть поморщился, — Поверь, я знаю, каково это. Чувствую… Прямо сейчас, тоже самое, что чувствуешь ты. И если это так раздражает меня, то что уж говорить о тебе? Ты-то терпением никогда не отличался.
— А ты отличался? — Ричард, только, было, отведший взгляд от собеседника, вновь взглянул на него. Злости в его глазах уже не было, по крайней мере, прежней злости, — теперь в них царило негодование, негодование, вызванное чем-то другим, чем-то, смутно напоминающим… заботу?
— Ты пытался подставиться под пулю вместо меня, бросался на эту рыжую тварь, не думая о себе, не слушая, когда я пытался остановить тебя! Это, по-твоему, проявление терпения? Знаешь, я начинаю радоваться, что могу говорить с тобою вот так. Во всяком случае, я больше уверен, что ты поймешь меня, ух!.. — последний звук, оборвавший начавшее, было, разгораться раздражение оборотня, вызванный новым приступом боли, заставил мужчину ненадолго утихнуть. Продолжил он уже спустя несколько мгновений, кое-как справившись с болью, на порядок спокойнее и тише.
— Кто он такой, Дэйв?.. Ты знаешь? Я чувствую, что он опасен, но… Ты ведь знаешь больше?
Молодой человек тоскливо вздохнул. Разговор начал приобретать еще более неприятное ему направление, неприятное, но вполне закономерное и сказать, чтобы его это сильно радовало, было нельзя.
— Это знаю не я, — сумрачно отозвался он, — А ты. И я могу, могу, конечно, вернуть, но… Ричард, ты уверен? Я же могу и просто забрать воспоминания о том, что было вчера и сегодня, вновь стать пантерой, и ты будешь спокойно жить, забыв о головной боли…
— А Чеслав будет приходить раз за разом и напоминать мне о том, что я некогда малодушно забыл, — Ричард кривовато усмехнулся и отрицательно покачал головой, — Нет, это не вариант. Верни мне память, Дэйв, — он выпрямился и глаза его решительно сверкнули, — Я хочу знать, кто мой враг, хочу знать, с кем имею дело, как защититься от него самому и как защитить своих друзей. Да и… голова же тогда перестанет болеть?
Дэйв, уже поднимаясь со стула, мрачно улыбнулся.
— Еще бы. Болеть будет лишь в иносказательном смысле, но это… — он тяжело вздохнул и, махнув рукой, остановился возле хозяина, неуверенно поднимая руки, — Ты готов?..
Ричард решительно кивнул и, демонстрируя абсолютную, стопроцентную уверенность, спустил ноги с кровати, расправляя плечи. Однако, стоило Дэйву протянуть руки, касаясь кончиками приятно-прохладных (вероятно, сам хранитель памяти тоже нервничал) пальцев висков уже почти бывшего хозяина, как тот зажмурился и, изо всех сил стараясь скрыть невольный страх перед неизвестностью, закусил губу, дожидаясь действий молодого человека. Тот же, не только видя, но и чувствуя опасения мужчины, мимолетно улыбнулся и, не желая оттягивать неизбежное, затягивая мгновения страха, быстро склонился, мягко касаясь своим лбом лба Ричарда. Губы его слабо шевельнулись.
Девушка, созерцающая происходящее со стороны, невольно вспомнила Винсента, который, возвращая память Эрику, действовал точно так же и, мельком подумав, что какие-то ритуалы у хранителей памяти все-таки существуют, сама закусила губу, вглядываясь в оборотня. Если она не ошибается, прямо сейчас к нему уже должна начать возвращаться память…
Она ошиблась.
Дэйв, будучи хоть и «коллегой» де ля Боша, но являясь все-таки не им, решил дополнить стандартный ритуал еще несколькими действиями. Ричард все еще продолжал сидеть, замерев в мучительном ожидании, когда парень, отстранившись, быстрым движением перевел пальцы с его висков на лоб и, умело совместив их в треугольник, легонько надавил этой геометрической фигурой на переносицу мужчины. После чего, быстро бросив взгляд на внимательно наблюдающего за ним Винсента, улыбнулся одним уголком губ, как будто извиняясь за что-то и, пожав плечом, отступил на шаг.
