Блинков-младший не видел и не слышал ничего подозрительного. Но сквознячок из щели между ставней и оконной рамой пах табаком! Приникнув к щели ухом, он расслышал дыхание. Человек спешил, человек запыхался, а теперь тихо, стараясь не пыхтеть, переводил дыхание…

Боясь привстать или хотя бы передвинуть локоть по столику, Блинков-младший стал заглядывать в щель то справа, то слева. В пространство между вагончиками косо падал свет из какого-то окна, и в этом свете он увидел носок ботинка!

Носок лежал, как отрезанный – все остальное утонуло в тени. Потом он исчез и появился снова. Человек переминался с ноги на ногу.

Вор?! А что ему тут делать? Ждет, когда в облюбованной им квартире погаснет свет? Тогда не вор он, а целый грабитель. Воровство – это если что-нибудь воруют тайно, а грабеж – если отнимают. Он дождется, когда люди заснут, влезет в открытое окно и бросится связывать сонных хозяев!

Ботинок был здоровенный, с твердым даже на взгляд круглым носом. Бесшумный ботинок, на мягкой резиновой подошве. Блинков-младший не слышал, как его владелец подошел. «Как владельцы подошли», – мысленно поправился он, потому что рядом с ботинком показался второй. Их носы смотрели в разные стороны. Если только под окном вагончика не умственно отсталый, который надевает правый ботинок на левую ногу и наоборот, то там двое…

Нет, трое…

Нет, четверо!

Людей под окном стало так много, что все уже не помещались в тени. Чей-то локоть высунулся в узкую полосу света, проникавшего между вагончиками. Локоть был в черно-белом камуфляже «ночка». Его владелец понимал, что демаскируется, и прижимал локоть, но его все дальше выталкивали на свет. А в тени продолжали накапливаться какие-то совсем уж невероятные силы. Владельца локтя оттеснили, и на свет вплыла спина в черном бронежилете. Все происходило настолько бесшумно, что если бы Блинков-младший не слышал дыхания десятка глоток, он бы подумал, что оглох или спит!

К двери вагончика скользнула тень. Не поднимаясь по ступенькам, она постучалась и сразу же спряталась под колесами.

Морячки не видели особой причины скрываться. Если уж их засекли охранники, то ничего не попишешь. Дверь отворилась, и на порог вышел близнец Топтыгин.

Блинков-младший еле удержался от смеха. Близнец был в брошенном турками бордовом халате и с бордовой феской на голове. В прожженной дыре на животе, сохранявшей форму утюга, рябили полосы тельняшки. В руке Топтыгин держал трубку с длинным чубуком. Непонятно, зачем морячок напялил суворовские находки – то ли валял дурака, то ли рассчитывал, что сбитые с толку охранники растеряются, увидев «турка».

– Вас ист лос? – по-немецки спросил близнец.

Бум! Дверь вагончика стукнула его по лбу, отскочила и вдруг, как будто выбитая бесшумным взрывом, слетела с петель и, загремев, упала на асфальт.

И сразу же все ожило.

Спина в бронежилете сорвала ставню и ткнула в окошко вагончика стволом автомата. Стекло разлетелось на мелкие брызги.

Послышался топот множества ног.

– Ложись! – одновременно рявкнули несколько голосов.

Все это произошло в одну секунду. Ничего не понявший близнец Топтыгин еще только поднимал руку, чтобы почесать ушибленный дверью лоб. В это мгновение по ступенькам вагончика к нему метнулась тень. Она была почти такая же большая, как Топтыгин. Близнец решил, что лоб подождет, и выставил поднятую было руку навстречу тени.

Шмяк! Тень сама напоролась на удар и вспорхнула легко, как фанерная. На асфальт, гремя и лязгая, отлетело какое-то оружие.

– Полундра! – завопил Топтыгин.

Никто не знает, как переводится это морское слово, а означает оно что угодно. Например, когда нужно сказать: «Дорогой друг, с лебедки сорвался груз, и если ты сию секунду не отскочишь в сторону, он свалится тебе на голову», моряк для краткости кричит: «Полундра!». В данном случае Топтыгин кричал «полундру» вместо «Что же это такое творится, ребята?! Никак, наших бьют?!», и морячки прекрасно его поняли.

– Полундра! – взревел близнецовым голосом Топтыгин-второй и бухнулся с полки так, что вагончик зашатался.

– Полундра! Полундра! Полундра! – откликнулись еще трое морячков. В смысле: «Держись, Топтыгин! Сейчас разберемся, что к чему!».

Шестая «полундра» прозвучала громче и совсем по-другому. Это была определенная «полундра», резкая и задиристая, как боевой клич. Вот такая:

– ПОЛУНДР-Р-Р-А-А-А!!! – В проеме выбитого окна, куда тыкал автоматом человек в бронежилете, мелькнули подошвы тяжелых матросских башмаков.

– Р-Р-А-А-А!! – Подошвы ударили автоматчику снизу под ствол. Если бы тот и успел выстрелить, то очередь ушла бы в небо. Но автоматчик не стрелял, он только отшатнулся.

– Р-А-А! Р-Р-А-А-А!!! – Подошвы махом вылетели из окна, разумеется, вместе с ногами и всем прочим. Видимо, морячок там, в вагончике, подтянулся на полках – не с пола же сиганул в окошко.

– Р-Р-А-А-А!! – Он выскочил и сцепился с Бронежилетом, вырывая у него оружие. По лычке на погоне Блинков-младший узнал Сережу.

– Р-Р-А-А-А!! – «Полундра» тянулась, рычала, громыхала, давила на уши! От нее хотелось спрятаться. И тут Бронежилет, похоже, провел какой-то незаметный со стороны, но очень болезненный прием. Главный старшина закончил «полундру» кошачьим взвывом и завопил: – Ах, ты ниндзя?! Сейчас я из тебя черепашку сделаю!

Шлеп!

– Уй-юй-юй! – Это со ступенек вагончика непонятным образом улетел Топтыгин и приасфальтился где-то в темноте.

В вагончик одна за другой врывались тени. Оттуда слышалось:

Хряп!

– Полундра! – (в смысле: «Ребята, сомнений не осталось: нас со всей определенностью бьют!»).

Громых!

Бумс!

– Ах, ты ремнем драться?!

Шмяк-шмяк-шмяк!

– Макароны по-флотски, – довольным голосом пробасил Топтыгин-второй. Похоже, он комментировал «шмяк-шмяк-шмяк».

А под окном у Блинкова-младшего Сережа мертвой хваткой вцепился в Бронежилета. Главному старшине приходилось туго. Он трепыхался, как флажок на веревке, но противника не выпускал, норовя боднуть его лбом. Казалось, он бодает пустоту: головы Бронежилета почти совсем не было видно – он до шеи натянул черную шапочку-маску.

Блинкову-младшему очень даже хорошо были знакомы эти шапочки, которые вообще-то правильно называть подшлемниками, потому что придуманы они для того, чтобы носить под каску. А когда освещенное место перебежали еще двое бойцов в точно таком же камуфляже, бронежилетах и шапочках, сомнений не осталось.

Это были контрразведчики! Ясно: морячков приняли за террористов и церемониться с ними не станут!… Блинков-младший не мог ничего поделать. Разве полтора десятка разгоряченных схваткой взрослых людей послушаются его окрика? Разве они остановятся и начнут разбираться, что к чему?

Сережа с Бронежилетом катались по асфальту. Морячку не хватало выучки, чтобы одолеть противника, но храбрости у него было хоть отбавляй. Пронзительно визжа, главный старшина пытался зубами тяпнуть торчащий из-под черной маски нос. Подбежал другой Бронежилет и, широко расставив ноги, встал над дерущимися. Спины и прочие части тела мелькали у его ног так часто, что Второй Бронежилет боялся вмешаться и навредить товарищу.

– Я сам, – пыхтя, выдавил Первый Бронежилет.

Наконец, он в прямом смысле взял верх: оседлал Сережу и, воткнув его лицом в асфальт, стал заламывать руки за спину. Щелкнули наручники. Главный старшина сразу же успокоился и спросил:

– Ребят, вы кто?

– Дамы в норковом манто, – ответил Второй Бронежилет.

По его веселому голосу Сережа понял, что бить не будут, и сказал:

– Ну, тогда нормально, если дамы.

Блинков-младший сообразил, за кого расплачиваются суворовские женихи. Он уже не первый день наблюдал из вагончика за своими окнами и за черным «Мерседесом». А из «Мерседеса», надо полагать, наблюдали за всеми местами, где могли бы скрываться террористы. И вот контрразведчики заметили, что ставня на окне вагончика то задвинута наглухо, то приоткрыта. Или контрразведчики засекли подозрительное движение вокруг вагончика… Короче говоря, если бы Валька не привела женихов, сейчас не Сережа, а Блинков-младший стоял бы в наручниках. Группа захвата сначала обезвреживает всех подряд, а потом разбирается, стоило ли это делать.