Шли часы. Дарвин ворочался, устраиваясь поудобнее, оглядывал местность через инфракрасные очки и проверял изображение видеокамер, слушал шум ветра в соснах (машинально прикидывая скорость ветра) и постепенно разбирал по косточкам философию, по которой строил всю свою предыдущую жизнь.

«Человек – это душонка, обремененная трупом», – учил Эпиктет. Повидав в своей жизни достаточно свежих трупов, Дарвин не мог не согласиться с этим утверждением. Но за последние несколько недель – за время, проведенное с Сидни, – он не чувствовал себя трупом, оживленным слабой искрой души. Он вынужден был признать, что почувствовал себя живым.

В 5.00, уставший и продрогший, сна ни в одном глазу, Дарвин заново пересмотрел онтологические и понятийные базисы своей философской системы и пришел к выводу, что был полным идиотом.

«Будь утесом, о который постоянно бьются волны, – учил Эпиктет, – но он стоит несокрушимо и усмиряет ярость окружающих вод».[34]

Черт возьми, думал Дар. Неужели Эпиктет никогда не бывал на берегу моря? Неужели он не знал, что рано или поздно волны стачивают и размывают любой утес? Видимо, в Эгейском море не бывает таких больших волн, какие Дарвин видит каждую неделю на побережье Тихого океана. Море всегда выходит победителем. Гравитация всегда побеждает.

Дарвин столько лет старался быть утесом и наконец устал.

Над горами начал заниматься рассвет. Дар снял инфракрасные очки, но продолжал проверять показания видеокамер. Дорога пуста, хижина пуста, на лугу никого нет, в снайперских укрытиях тоже никого.

В 7.00 Дар вздохнул – облегченно и немного разочарованно. Операции, запланированные агентами ФБР, уже начались. Сид сказала ему о времени их проведения. Дар полагал, что первыми возьмут русских, а потом уже примутся за американских граждан.

В 7.30 он собрался уже послать все к черту, спуститься с горы, приготовить обильный завтрак, позвонить Сид и хорошенько отоспаться. Но решил подождать еще чуть-чуть, поскольку Сидни пока еще была на операции.

В 7.35 камера номер один зафиксировала движение на дороге. Прямо перед объективом проехал черный микроавтобус с тонированными окнами, затормозил и остановился у противоположной обочины.

Из автобуса вышли пятеро русских. Они все были одеты в черные свитера и свободные штаны, но Дарвин сразу же узнал Япончикова и Зуева. Старший из снайперов – он до сих пор напоминал Дару Макса фон Зюдофа – роздал всем оружие, причем он казался чем-то расстроенным. Трое молодых телохранителей направились вниз по дороге, держа наперевес «АК-47». Даже на таком крохотном мониторе Дарвин сумел разглядеть, что они вооружены ножами и полуавтоматическими пистолетами.

У Япончикова и Зуева тоже были пистолеты в кобуре на поясе, но они достали с заднего сиденья автобуса две «СВД», из которых были убиты Том Сантана и трое агентов ФБР.

Дарвин не смог сдержать улыбку. С такими деньгами русские могли себе позволить любое, самое первоклассное оружие. Привычка, подумал он, поглаживая приклад собственной допотопной винтовки. Обе «СВД» имели сменные магазины на десять патронов, пламегаситель и дульный тормоз, чтобы при выстреле ствол не дергался. Автоматы Калашникова, которые были у трех остальных русских, были снабжены глушителями. По-видимому, они собирались заскочить к Дарвину Минору, тихонько пристрелить его и отправиться дальше по своим делам.

Дар знал, что у снайперской винтовки Драгунова были свои недостатки. На расстоянии шестьсот метров она попадала точно в цель, но уже на восьмистах метрах точными были только половина попаданий. Теоретически у Дарвина с его «М-40» было некоторое преимущество. Но на самом деле между хижиной и двумя снайперскими укрытиями – его и русских стрелков – было не более трехсот ярдов.

Дар принялся переключать изображение с камеры на камеру, чтобы проследить, куда направятся русские. Один из троих автоматчиков появился на южном склоне холма, передвигаясь ползком в высокой траве. Двое остальных скрылись в рощице рядом с домиком. Япончиков и Зуев возникли в поле зрения камеры на скале… помедлили… и выбрали менее очевидное укрытие из двух, которые осматривал Дарвин. На мониторе было отлично видно, как двое русских устраиваются среди камней, подготавливая оружие и прочее снайперское снаряжение.

Сердце Дарвина отчаянно колотилось. Пора вызывать кавалерию, решил он. Дар достал из кармана сотовый телефон, проверил заряд батарейки – на всякий случай он прихватил и запасную – и уже поднес палец к «горячей клавише», на которую запрограммировал номер экстренного вызова спецагента Уоррена. И тут краем глаза уловил какое-то движение на мониторе.

Дарвин быстро проверил изображения всех пяти камер. И увидел «Таурус» Сидни Олсон. Машина проехала мимо микроавтобуса, притормозила и снова набрала скорость, направляясь к хижине. Навстречу спрятавшимся в засаде русским.

Дар поспешно набрал номер мобильника Сидни. Сид не отвечала. Дарвин поставил телефон на автодозвон, а сам прополз чуть вперед и осмотрел окрестности хижины в бинокль.

Сидни он увидел сразу.

Она выбралась из «Тауруса» и осторожно подкрадывалась к хижине, держа наготове винтовку «хеклер и кох». Сумку она перебросила через плечо. Дар понял, что Сидни отключила звуковой сигнал телефона, а может, и вообще выключила эту чертову штуковину. На Сидни до сих пор был надет кевларовый фэбээровский бронежилет, но он свободно болтался на теле – Сид не затянула боковые застежки. На таком расстоянии снайпер легко мог попасть ей прямо в сердце – сбоку.

У Дарвина сердце забилось часто-часто, мысли спутались. Он не проследил, куда девались двое русских с автоматами – а они должны быть где-то в лесу, неподалеку от Сидни. И Дар никак не мог ее предупредить.

«Сосредоточься, черт возьми!» – мысленно приказал себе Дарвин и усилием воли восстановил контроль над дыханием. Пульс тоже вскоре выровнялся. Сидни была в пятидесяти футах от хижины – она на мгновение показалась в прогалине между деревьями, а потом снова скрылась из виду. Русских стрелков Дарвин до сих пор не смог отыскать.

Дарвин поднял голову достаточно высоко и смог рассмотреть в бинокль снайперскую позицию Япончикова и Зуева в трех сотнях ярдов к западу от того места, где расположился он сам. Дар увидел макушку Зуева и ствол снайперской винтовки Япончикова. Зуев смотрел в бинокль. Дарвин помнил зону обстрела, открывающуюся с обоих удобных мест, и знал, что стоит Сидни сделать еще несколько шагов – и Зуев ее увидит. Еще несколько шагов – и Сид попадет в зону, которая прекрасно простреливается с той позиции, на которой залег Япончиков. Перед тем как отползти обратно за уступ скалы с расщелиной, Дар увидел, как Зуев начал что-то говорить в рацию.

Вот дерьмо! Русские могли переговариваться друг с другом, а у Дарвина связи не было.

Сидни вышла на открытое место. Все ее внимание было обращено на хижину. Она растерялась – очевидно, рассчитывала застать здесь несколько иную обстановку. Сидни еще раз осторожно шагнула вперед, держа наготове «хеклер и кох» с диоптрическим прицелом. Она повела стволом влево, в сторону заросшего лесом склона горы, потом повернулась вправо – к двери хижины.

«Дверь закрыта на замок, – подумал Дарвин, всеми силами души желая, чтобы Сидни услышала его мысли. – А ключей у тебя нет… Дверь закрыта, Сид!»

Дар взял свою «М-40» и посмотрел сквозь оптический прицел, собираясь дать предупредительный выстрел в сторону Сидни. Но потом ему в голову пришла другая мысль. Он отложил винтовку и снова взял бинокль.

Сидни пошла к двери хижины. Если бы он оставил дверь открытой, русские скорее всего подождали бы, пока Сидни войдет, а потом вломились бы в дом следом за ней, рассчитывая захватить их обоих. Но как только Сидни подергает за ручку двери и обнаружит, что дверь заперта, русские сразу же поймут, что Дарвина внутри нет, и не задумываясь изрешетят Сидни пулями.

Дар положил «М-40» рядом с собой, посмотрел на монитор – камера показывала третьего русского на южном склоне, меньше чем в тридцати ярдах от крыльца дома, – а потом снова посмотрел в бинокль.