Кэрис уставилась на нее в немом бешенстве.

– Но зачем? – спросила Френсис. – Что ты надеялась увидеть? Или ты хотела поговорить со мной о чем-то?

– Нет, черт возьми, я не хотела говорить с тобой ни о чем! – выкрикнула Кэрис.

Они долго смотрели друг на друга.

– Да, действительно. Ты просто хотела, чтобы я перестала искать. Разве не так? Хотела отпугнуть меня, – отчетливо выговаривая каждое слово, медленно произнесла Френсис.

– Я хотела… Я просто хотела узнать, о чем ты там говоришь! И с кем! Кому рассказываешь всю эту ахинею – всю эту ложь!..

– Она не лжет, Кэрис, – перебил ее Оуэн.

– Ну, это не удивительно, что тебя она убедила, но она ничего не знает! Ее там не было!

– Френсис знает достаточно! Он и над ней надругался! – воскликнул Оуэн.

– Над ней? – Лицо Кэрис скривилось от отвращения. – Я так не думаю! Когда они были детьми, она походила на уродливую картофелину! Он никогда бы не позарился… он никогда… – Она качала головой, словно в бреду.

– Миссис Нойл, если у вас есть основания подозревать вашего мужа… – начала Каммингс.

– Мне нечего вам сказать! – взвизгнула Кэрис. – Мне никому из вас нечего сказать!

Она ткнула дрожащим пальцем в сторону Френсис:

– Оставь меня в покое, слышишь? И моего Клайва… Он… он может умереть! Попробуй только подойти ко мне, и ты об этом пожалеешь.

Кэрис выскочила из дома, оставив дверь открытой. Френсис села. Она посмотрела на сержанта Каммингс, которая с трудом переводила дыхание.

– Вот вы и познакомились с Кэрис, – тихо произнесла Френсис.

– Она очень расстроена, и на то есть серьезные причины, – сказал Оуэн. – Если она знала… знала все это время… даже если только подозревала… Не представляю, как можно с этим жить…

– Да, ты прав, – согласилась Френсис и, немного подумав, добавила: – Трудно поверить, что она что-то заподозрила еще до того, как они поженились. Но после того, что случилось с Вин, и по прошествии лет… Когда я показала ей брошь, она нисколько не удивилась. Да, она видела ее у Дениз, но потом, когда Клайв забрал брошь обратно, это точно должно было натолкнуть ее на определенные размышления. Да, скорее всего, уже то, что Дениз нашла брошь в доме, о многом ей сказало. Возможно, именно тогда она и решила отправить ее жить к тебе, Оуэн. Похоже, она пыталась защитить Дениз от собственного отца.

– Я разговаривала недавно со своим коллегой, так, очень отвлеченно, – тихо произнесла Каммингс. – Он служит в полиции уже тридцать восемь лет и много чего повидал. Так вот он сказал мне, что такие люди, как Клайв, иногда женятся на вдовах с маленькими детьми, чтобы иметь… легкий доступ к малолетним.

– Или женятся на девушках, у которых есть малолетние сестры, живущие по соседству, так? – продолжил Оуэн. – Боже, бедная Кэрис…

– Мне пора, – сказала Каммингс.

Она пожала Френсис руку:

– Я сделаю все, что в моих силах, но, пожалуйста, не слишком себя обнадеживайте. Я боюсь, что не все, о чем вы вспомнили, может быть принято во внимание… Но мы еще посмотрим. Если у меня будет что сообщить, я сразу же дам вам знать.

– Спасибо, сержант, – сказала Френсис. – Спасибо за помощь.

Когда Каммингс ушла, Пэм крепко обняла Френсис, но так и не смогла произнести ни слова. Она улыбнулась, в глазах у нее стояли слезы; на мгновение коснувшись лица Френсис рукой, Пэм молча вышла в сад.

– Это слишком тяжело для нее, – сказал Оуэн. – Это невыносимо для любого. Как ты? – Он взял руки Френсис и прижал их к своей груди.

– Не знаю, – честно призналась Френсис. – Как там говорится в старой поговорке: неведение – благо? Ну, я думаю, что это не так. Я действительно чувствую себя лучше, чем раньше, несмотря на то что… как же все это ужасно!

– Мне очень не хочется уходить, но мне нужно поговорить с мамой. Кэрис в таком состоянии…

– Да, я понимаю. Конечно, ты должен идти, – сказала Френсис.

– Мне очень жаль, Френсис. Мне так стыдно за все это…

– Здесь нет твоей вины… – Френсис запнулась. – Когда же я увижу тебя снова? – спросила она.

Оуэн закрыл глаза и прижался лбом к ее лбу. Он долго не отвечал.

– Скоро, – наконец произнес он, и Френсис поняла, что это означает: я не знаю.

С этого момента всякий раз, когда они будут расставаться, ей не дано будет знать, когда она увидит его снова – когда сможет поговорить с ним или прикоснуться к нему. Френсис с трудом сдерживала слезы.

– Хорошо, – сказала она отрывисто.

Френсис смотрела вслед Оуэну, пока его долговязая фигура не скрылась из виду, а затем медленно пошла обратно в сад, с каждым шагом все дальше удаляясь от него. Ночь, которую они провели вместе, – хрупкий мираж жизни, которую они могли бы прожить вместе, – казалась ей теперь собственной выдумкой. От этого ей было нестерпимо тягостно. Пэм неподвижно стояла посреди сада, обратив лицо к солнцу. Она повернулась и попыталась улыбнуться, когда подошла Френсис. Девушка обняла ее и разрыдалась.

– Ох, Пэм!

– Моя дорогая девочка…

– Пэм… Я не могу дышать! Сердце мое разбито!

– Ну-ну, тише! – Пэм крепко обняла ее.

– Я этого не вынесу!

– Конечно вынесешь. Как же иначе?

Через некоторое время Пэм немного отстранилась от Френсис и посмотрела на нее с выражением глубокой печали на лице.

– Френсис, дорогая, крепись, – сказала она, вынимая носовой платок и вытирая лицо племянницы.

– Что же мне нужно сделать? Что я могу сделать?

Пэм покачала головой:

– О, боюсь, ты ничего не можешь сделать, моя дорогая. Некоторые вещи не исчезают волшебным образом сами собой только потому, что мы не в состоянии их вынести. Поверь мне, я знаю. – Она грустно улыбнулась. – Но ты будешь жить дальше и переживешь это, потому что другого выхода у тебя нет.

Поздним вечером Френсис пила какао, почти не чувствуя вкуса, под болтовню радиоприемника. Она вспомнила ту ночь, когда была первая бомбежка, – десять дней назад, хотя теперь ей казалось, что прошло сто лет. Вспомнила, как горе и стыд, которые она испытала из-за потери Дэви, отбросили ее на двадцать четыре года назад, когда она переживала похожие чувства. С тех пор все изменилось. Она с трудом уже могла вспомнить, каково это – не знать всей правды, не ведать своей роли во всем этом, не сознавать, что всю жизнь она была влюблена лишь в Оуэна. Эта новая версия самой себя была для нее чужой. Ее воспоминания, ее вина и то, что она пережила, – все это принадлежало прежней Френсис. Так много было потеряно и так много найдено. Возможно, сейчас ей стало лучше, но она не чувствовала, что может стать счастливой. Без Оуэна.

Френсис представила, как Иоганнес прячется в шкафу в последние часы своей свободы, вырезает свое имя на доске, чтобы доказать – что? Что он вообще существовал? Она представила момент, когда его обнаружили, и как он осознал, что его предали… По крайней мере, теперь она могла хоть что-то сделать для него – пусть немного, но хоть что-то… Телеграмма, которую принес почтальон, вывела ее из задумчивости. Послание было от Оуэна, и Френсис прочла его три раза, не сразу осознав смысл: «Клайв умер сегодня в 6 вечера. Кэрис была рядом с ним».

За Френсис все же осталась ее работа, и после утренней смены она отправилась в библиотеку. Несколько часов она корпела над огромным атласом, изучала туристические карты и путеводители по Европе, какие только могла найти. В то же время она пыталась вспомнить все, что Иоганнес рассказывал им о Летнем Дожде: это место находилось где-то далеко на востоке, загадочные лесистые холмы подступали к южной окраине деревни, в лесах водилось много волков и в деревне каждый второй был охотником. На севере была река, замерзающая зимой. Магазин игрушек. Древний замок, а на площади перед церковью – старинный фонтан с каменными фигурами фантастических существ, извергающих воду. Она знала, что это место находилось в Австрии, а не в Германии, и помнила, что Иоганнес называл его Летним Дождем. Френсис поискала словосочетание «летний дождь» в старом, выцветшем немецком словаре, но решила, что это название не является прямым переводом, потому что на немецком языке оно звучало совсем по-другому.